просто думала… сказать тебе об этом.
– Но об этом я уже слышал. А какое это все имеет отношение к Валери Шорхэм?
– Никакого! С чего ты взял? Ну ладно, не будем. Я действительно не расположена обсуждать эту тему. Ты был прав в том, что было преждевременно с моей стороны даже поднимать этот вопрос.
– Нет, милая, вопрос уже поднят. И я сгораю от любопытства узнать побольше. Особенно о великолепной Валери.
– Мне не о чем рассказывать, – сказала Сибилла. – Мы знакомы с ней с раннего детства, а еще – мы учились в одном колледже. В течение нескольких лет мы были очень близкими подругами: ей просто необходимо было иметь рядом человека, которому можно было поведать свои тайны. Я была ее конфидентом… но позже паши пути разошлись. Она уехала в Европу, а я вышла замуж и пошла работать. Мы не виделись более трех лет, и я ни разу не вспомнила о ней до сегодняшнего вечера. Вот и весь рассказ. А зачем ты начал рассказывать мне о своем отце?
– Я всегда рассказываю о своем отце молодым женщинам, с которыми собираюсь переспать.
Сибилла пристально посмотрела на него. Она клокотала от злости. Чувствуя себя маленькой и непривлекательной по сравнению с Валери, она разозлилась, увидев, какими глазами смотрел на нее Эндербай. Она ненавидела его за то напряжение и чувство дискомфорта, которые всякий раз испытывала, находясь рядом с ним; презирала его за то, что он отмахнулся от ее просьбы сняться на телевидении.
Выпрямив плечи, она сказала:
– Никто не затащит меня в постель. Я сама решаю, куда мне идти и чем заниматься. А что касается тебя, то я пока ничего не решила.
Он разразился вульгарным смехом, еще больше разозлив Сибиллу.
– Ну, решила-то ты давным-давно, и прекрасно знаешь об этом сама.
– А как насчет твоей матушки? – спросила Сибилла, становясь от злости более дерзкой. – Может быть, ты рассказываешь о ней тем женщинам, на которых хочешь жениться?
Протянув длинную руку, он потянул Сибиллу к себе, не обращая внимания на стол из черного дерева с серебряной окантовкой, о который она больно поцарапалась. Соскользнув с пошатнувшегося стола, стакан упал на ковер прямо к их ногам. Сибилла уже почти лежала на его коленях, когда Эндербай, зажав рукою ее голову, начал целовать.
Инстинктивно она попыталась с ним бороться. У него были мягкие, почти ноздреватые губы, и она, почувствовав их, с отвращением отпрянула. Но он держал ее за голову с необычайной силой. И когда, насильно втиснув свой язык в рот Сибиллы, он засосал ее губы в поцелуе, она перестала сопротивляться. Он крепко сжимал ее грудь под жакетом, а Сибилла, обняв его, вспомнила, что к этому она была готова с самого начала.
Апартаменты Эндербая находились в нескольких кварталах от дома Валери. Окна восьмого этажа выходили на водную гладь расположенного в центральном парке широкого, сверкающего озера. Войдя в квартиру, Сибилла тут же подбежала к окну и подумала, что, возможно, Валери, как и она, наслаждается тем же самым пейзажем. Тут же она почувствовала стоящего за спиной Эндербая.
– Здорово? – небрежно вымолвил он.
– Я бы сказала, даже очень, – ответила Сибилла.
От великолепного пейзажа за окном у нее просто захватило дух. Раскинувшийся длинной полосой массив центрального парка был окружен сверкающими огнями города. Полукруглый серп луны отражался в глади озера, как и сотни сверкающих огней расположенных за парком зданий, мерцавших, подобно мотылькам, пойманным в темную зеркальную ловушку. Прямо под окнами квартиры Эндербая расстилалась залитая яркими огнями Пятая Авеню; вниз по улице устремлялись автомобили с включенными фарами и такси с зажженными желтыми шашечками. Ни один звук не проникал в комнату, и раскинувшаяся на огромное расстояние панорама города выглядела, как кадр на телеэкране с выключенным звуком. «Мы возвышаемся над этой громадиной. Это уже не просто здорово, это превосходно», – подумала про себя Сибилла.
Повернув ее и потянув к себе, Эндербай начал грубо целовать Сибиллу в губы. Когда он, наконец, выпустил ее из своих объятий, губы Сибиллы стали мягкими, как мочалка.
– Может быть, у тебя есть какое-нибудь желание? – спросил он.
«Выбраться отсюда», – подумала она про себя, а вслух ответила:
– Пожалуй, нет.
Повернувшись, он пошел впереди следовавшей за ним Сибиллы, которая по дороге внимательно изучала новую обстановку. Мебельный гарнитур в тевтонском духе отличался своим мрачным видом и тяжеловесностью. На степах висели лосиные и кабаньи головы. Гепард припал к огромному, установленному в нише спальной комнаты валуну, а драпировочная ткань была расписана сцепами охоты.
– Я, бывало, охотился, – сказал Эндербай.
– А сейчас почему прекратил?
– Один человек отговорил меня от этого занятия.
Сибилла молча поглядывала на огромную кровать, размером вдвое больше тех, которые ей доводилось видеть раньше. Казалось, что Эндербай специально установил такую кровать, как будто хотел иметь возможность даже в постели сохранить независимость и недосягаемость, если за ночь его чувства переменятся по отношению к любой находящейся в его постели женщине.
– Проповедник, – пояснил он. – Я большой любитель проповедников. Проповедники – моя слабость. К счастью, я встречал их не так уж часто. В противном случае, у меня в жизни осталось бы очень мало удовольствий. Разденься передо мной.
Стоя возле Эндербая, Сибилла медленно сняла жакет, не обращая внимания на то, что он упал на пол сзади нее. Руки его болтались, как плети; он продолжал наблюдать за тем, как она, сбросив туфли, стала снимать оставшуюся на ней одежду.
– А ты очень мила. Прекрасно сложена. Помоги и мне раздеться…
Быстро перебирая пальцами рук, Сибилла стянула с него одежду, и они легли на стеганое ватное одеяло с бархатным верхом, блаженствуя от мягкого прикосновения его шелковистой поверхности.
– Я не так быстро завожусь, как раньше. Придется немного подождать.
Он лежал на спине, и пятно света от люстры из оленьего рога падало ему на туловище.
Сибилла попыталась возбудить его известными ей способами, но ее усилия оказались напрасными. Чувствуя отчаяние, Сибилла подняла голову.
– Продолжай, – сказал он.
Она еще раз проделала то же самое с большей настойчивостью и изощренностью – и вскоре послышалось его громкое дыхание; Сибилла почувствовала, что достигла цели. Он схватил ее грудь и вдруг неожиданно резко навалился на нее. Она еще не была готова к такому решительному натиску и бессознательно попыталась оттолкнуть его, но, придавив ее своей массой, он овладел ею. Все в ней инстинктивно сопротивлялось этой бесцеремонности, но она старалась ему этого не показывать. Закрыв глаза, она механически проделала то, что у нее так хорошо получалось. Чувственно работая телом, она извивалась под ним, сжимая коленями его бедра, слегка покусывая его дряблую кожу на шее. Тишину комнаты нарушали затрудненное дыхание и тяжелые стоны Эндербая. Затем он вытянулся и умолк.
– Ты прелесть, – повторил он снова.
Когда она открыла глаза и увидела его улыбающуюся физиономию, ей вдруг показалось, что вид у него был такой, как у Чеда после кормления. И это наблюдение хоть немного подняло ее настроение.
– Ну ты и хороша в постели, – повторил он. – Я знал это заранее, я никогда не ошибаюсь в этих делах.
– Несомненно, – отвечала лежащая рядом Сибилла, глядя в потолок. Она припоминала, что ей всегда было очень хорошо или почти хорошо только с Ником. Зря он ее отфутболил; им могло быть очень даже неплохо вместе. Но даже думать об этом было бессмысленно, потому что с ним все было кончено. Ей захотелось заглянуть немного в будущее. Ей надо подумать о том, как выйти замуж за Квентина Эндербая.
«На этот раз я выйду замуж, чтобы отхватить кусочек пожирнее».
