– Однако это только начало, – продолжал Спир, – продолжать?
Олсен открыл глаза:
– Я хочу знать все.
– Хорошо. Итак, цены на строительство Грейсвилля. Я немного походил, поспрашивал знакомого строителя в Роквилле и пару других; оказалось, что Фонд переплачивает строительной компании «Маррач Констракшн» примерно на двадцать процентов больше, чем следует, в то время как приобретение материалов и выплаты рабочим производятся по нижнему уровню. Затем строительные кредиты. Вы выплачиваете по строительным кредитам на два процента больше, чем берут другие банки. Цены за телевизионное шоу примерно в три раза превышают те, которые устанавливает мой друг Ник Филдинг, за постановку таких простых программ, как эти. Да, с зарплатой сотрудников Фонда все в порядке: высокая, но не выше принятых пределов. Однако Фонд имеет ряд статей расходов для членов правления, которые вызывают удивление: машины, путешествия, покупка и содержание домов и тому подобное; как видно, был самолет, проданный две недели назад… Не знаете, почему его продали?
– Я не знал, что он продан.
– Что ж, вероятно, они начали приводить в порядок свои дела. Но, пожалуй, уже поздновато.
Наступила тишина.
– Хотите подождать мои выводы? – спросил Спир. – Я представлю их в письменном отчете.
– Пожалуйста, все скажите сейчас.
– Что ж, в таком случае… Кто-то утаивает десять процентов пожертвований, Фонд оплачивает завышенные строительные расценки и кредиты, платит тройную цену за производство религиозного телешоу, ублажает членов правления. За вычетом всего этого, законные расходы на строительство Грейсвилля и организацию телепроповедей составят около пятидесяти шести процентов поступлений.
– Пятьдесят шесть процентов?!
– Оборотная сторона, как ее видно сейчас, такова, что за два года, которые потребуются на строительство Грейсвилля, примерно шестьдесят пять миллионов долларов будут переплачены «Маррач Констракшн», «Джеймс Траст и Сейвингс», «Сибилла Морган Продакшнз» и кто знает кому еще.
Олсен, потеряв дар речи, уставился на Спира.
– Сейчас у меня нет доказательств, что какое-либо из перечисленных деяний противозаконно, – сказал Спир, – за исключением утаивания десяти процентов пожертвований. Кто-то наверняка мог бы дать интересные пояснения. В то же время у меня есть подозрения. В последнее время вокруг телепроповедников вскрывается столько всего, что, кажется, и здесь что-то витает в воздухе, не так ли? Мое чутье подсказывает мне, что в том, что я здесь обнаружил, нет ничего хорошего. Попахивает подкупом и дачей взяток за молчание. Так что тут у вас кое-что творится. Считаю необходимым проинформировать фининспекцию. Прежде всего, если все окажется так как мне представляется, этой группке не выдержать проверки налоговой инспекции, однако это все семечки. Весь вопрос в том, нет ли здесь мошенничества; обмана государства и Фонда, а это уже уголовное дело.
Олсен не отрываясь смотрел на Спира. «Вся жизнь посвящена помощи нуждающимся, – подумал он, – вся моя жизнь. И вот теперь я узнаю, что служил ширмой для кучки негодяев, воров и мошенников, творивших зло, прикрываясь именем Господа!»
Спир нахмурился:
– Надеюсь, вы не станете просить меня сохранить обнаруженное в тайне, ваше преподобие. Я не могу сделать этого, вы понимаете. Имею в виду, когда найду доказательства…
Олсен покачал головой:
– Не попрошу. Подобное противоречило бы всему…
Голос его угас. Сам Грейсвилль шел вразрез всему, во что он верил, чему учил, во имя чего работал. И он позволил использовать себя. Оказался слепцом, ленивым, самодовольным и невнимательным…
– Думаю, мне пора идти, – сказал Спир, – вам тоже, ваше преподобие, уже очень поздно.
– Да, – Олсен поднялся со стула.
Он устал, но знал, что не сомкнет глаз всю ночь. Нужно обдумать все, что он узнал. Нужно подумать о будущем. Он должен приготовиться нести ответ за свой грех, за свои леность и самодовольство. Нужно рассказать обо всем Лили. Остальным членам правления – нужно сказать, что отчет Спира вскоре будет обнародован – ибо как может он быть уверен, кто организатор, а кто невиновен? Нужно сообщить Нику Филдингу. Ведь это его благоразумный голос привел к разоблачениям нынешней ночи. Без заявления, сделанного Ником, Олсен вряд ли когда-либо приподнял бы камень с земли Грейсвилля, чтобы увидеть копошащуюся под ним темную жизнь.
Ник Филдинг, вспомнил Олсен, готовил программу о Грейсвилле. Несомненно, ему нужно сообщить.
Ранним субботним утром, когда воздух еще хранил следы ночной прохлады и только любители раннего бега трусцой виднелись на улицах, у Ника зазвонил телефон. После разговора стал звонить и сам Ник. Он позвонил Валери, которая еще только просыпалась, и сказал, что в конце концов у нее будет репортаж о Грейсвилле.
Час спустя Флойд Бассингтон объявил о своем выходе из состава правления Фонда «Час Милосердия».
ГЛАВА 29
Лили слышала телефонный звонок Ника. Она не спала с самого рассвета Бриз, несший прохладу Джорджтауну по ночам, не долетал до Фолс Черч, и Лили ворочалась на диване или бродила по комнате, стараясь не обращать внимания на жару, давившую на нее подобно тяжелому одеялу. Около четырех тридцати она уже стояла у окна и вглядывалась в неподвижные заросли сумака, переливавшегося в первых бледных и мягких волнах утреннего света, омывающего небо. Она знала, что не только духота была причиной ее бессонницы. Мешало спать то, что ждало ее впереди. Впереди был день, когда она предаст Сибиллу.
В некотором роде она уже предала ее. Лили позвонила в офис Фонда и узнала у секретаря домашний адрес Боба Таргуса, пилота, который вот уже две недели не работал, так как самолет, принадлежавший Фонду, был продан. Она приготовилась к обману – первому обману за всю ее жизнь – если бы секретарь задала вопрос, зачем ей нужен его адрес. Секретарь не спросила. Это означало лишь то, что Лили просто повезло, а вовсе не то, что она хороший, никогда не обманывающий человек.
– «Со мною что-то происходит», – подумала Лили. Она стояла у окна, мысли текли медленно и сумбурно. Она не знала, кем она теперь была и что будет делать дальше. Одно, пожалуй, она знала наверняка: она любила Валери больше всех на свете. Внутри Лили всегда было так много любви, но она никогда не могла найти, на кого бы ее излить так, чтобы самой испытать при этом счастье. Руди Доминус медленно исчез из ее жизни, Квентин Эндербай умер, а Сибилла… ничто в отношении Сибиллы, казалось, не было правдой. Затем был… Она не могла произнести его имени. И никогда не произнесет. Он был воплощением зла, он обратил любовь в грязь и отвращение, она не могла вспоминать о нем, не содрогаясь.
Тем не менее Лили подолгу размышляла над тем, что же между ними произошло. Он каким-то образом уловил нараставшее в ней беспокойство по поводу того, что она начала превращаться в своеобразный символ для других, не став личностью. Она не знала, что ее беспокоило именно это, хотя она уже начинала задумываться. Почему же еще она бросилась в объятия первого мужчины, который обращался с ней, как с настоящей женщиной?» «Я хотела быть настоящей, но не знала, как, – подумала Лили. – Интересно, как я буду учиться всему этому?»
Валери может научить ее. Именно она любила Лили, Валери, которая сделала ее счастливой. И теперь Валери нуждалась в ее помощи. Вот почему Лили нашла адрес Боба Таргуса, вот почему она собиралась ехать к нему сегодня: Боб знал и всегда любил ее; конечно же, он будет гораздо откровеннее с ней, чем с Валери и Ником.
