Всеобщий смех. Нил тоже рассмеялся: он ценил хорошие шутки.
— Скажем, они служат в Ватикане? — подначивал Нил.
— И обоим уже за семьдесят? Несмотря на успехи современной науки, люди в таком возрасте находятся на закате жизни.
Его мелодичный голос понизился, веки прикрыли черные глаза — олицетворение служителя медицины, сокрушенного тем, что возможности его ремесла ограниченны.
— Каков был точный возраст кардиналов Рамполлы и Магуайра?
— Стопка некрологов лежит на столе у входа. Следующий!
Пресс-секретарь обвел ясным взглядом комнату в поисках других вопросов, которые оставит без ответа.
Прежде чем сесть, Нил оглянулся. Рорти, оператор, показал ему сведенные кончиками большой и указательный пальцы. Разумеется, не было никаких гарантий, что его сюжет выйдет. Сам Нил пока не знал, хочет ли, чтобы на родине увидели его материал.
— Хороший ты задал вопрос, — заметил Пескаторе, когда пресс-конференция завершилась.
Похоже, он говорил совершенно серьезно.
Нил пожал плечами. Следующее замечание уже было больше в манере Пескаторе: критика.
— Мог бы упомянуть и молодого Буффони, секретаря при секретаре.
Его ремарка отсылала к Дживсу, джентльмену при джентльмене.[50]
— Ты когда-нибудь играл на игровых автоматах?
Пескаторе отшатнулся, словно усомнились в его достоинстве. Нил крикнул ему вдогонку:
— Если возьмешься, ставь на два совпадения! Чтобы сорвать куш, необязательно ставить на три!
Пескаторе, снимавший одну квартиру на Монти-Париоли для жены, а другую в квартале Всемирной выставки — для любовницы, явно испугался. Он проталкивался к выходу из пресс-центра, то и дело оглядываясь на Нила, словно опасался его новой выходки.
— Что с гинеей?[51]
Упиваясь собственным высокомерием, оператор забыл, откуда родом Нил.
— Гинея — по-прежнему фунт и еще один шиллинг.
— Шиллинги давно устарели.
— Как и прозвище.
Они вышли из здания на виа делла Кончилияционе, оживленную магистраль, забитую автобусами, такси и машинами. Тротуары кишели потными туристами. Рорти с отвращением огляделся. Сам он собирался принять душ, после чего, одевшись соответствующим образом и спрятав подальше орудия своего труда, отправиться в ресторан «Гранд-отеля» в надежде на то, что кто-нибудь его «снимет». Как-то оператору сказали, будто он похож на актера Джорджа Клуни, и теперь Рорти нередко наведывался в те места, где искали развлечений обеспеченные женщины, страдающие от недостатка внимания. Нил же не сомневался, что имели в виду фильм «О, где же ты, брат?», в котором Клуни сыграл беглого каторжника.
Журналисты, аккредитованные в Ватикане, представляли собой странную смесь: европейцы были по большей части воинствующими атеистами, азиаты привычно казались непостижимыми и загадочными, а представители третьего мира изображали наивность и простодушие. Среди людей так называемого первого мира преобладали не в меру задиристые священнослужители, освободившиеся от церковного влияния, и сбившиеся с пути католики всех видов, чьи вопросы к вере в основном являлись продолжением неурядиц в личной жизни. Были также писатели из религиозных служб новостей, несколько обозревателей, прославившихся на страницах епархиальных газет. Нил Адмирари был в этой группе своим и в то же время чужим, к нему относились с подозрением. Кто еще из них удостаивался такой важной награды, как Пулитцеровская премия? Увы, это было много лет назад, однако Нил жил надеждами повторить достижение, опубликовав сенсацию, которая даст новую жизнь его карьере. Чем еще он мог похвастаться? Многолетний роман с Лулу ван Акерен наконец выдохся, и она вышла замуж за мужчину на пять лет ее моложе. Нил посчитал это предательством.
— Нил, если бы я хотела все время ждать, я бы устроилась официанткой.
— Ну хорошо, давай поженимся.
— Убирайся к черту!
— Я серьезно.
— Как, понарошку? — прошипела Лулу. — Или ты нашел священника, который закроет глаза на первое замужество?
В числе препятствий на пути к богоугодному союзу первое место занимал предыдущий законный брак и здравствующий бывший супруг. Нил пытался убедить Лулу, что она найдет способ аннулировать его — это только вопрос времени.
— Когда? — спросила она. — Через сто лет? Через двести?
Циник, каковым считал себя Нил, давно бы женился на Лулу, согласившись на любую церемонию, какую бы она ни пожелала. До встречи с ней он бесчинствовал, словно пчела, жадная до нектара сотен цветков. Серийное прелюбодеяние, или разврат, как сказали бы священники, — хоть как назови, Нил понимал, что это грех. Периодически он исповедовался и начинал с чистого листа, однако вскоре возвращался к прежнему образу жизни. Лулу была другой. Целых пять лет Нил любил ее одну. Лишь потом он понял, что его коснулась настоящая любовь, что он не потерял бы желания жениться, даже узнав о ее действительном замужестве.
Лулу пыталась свалить все на него, но, тоже будучи католичкой, понимала, что правила устанавливал не Нил Адмирари. И сама признавала эти правила. В их отношениях появилась трагическая нотка. Они, родившиеся под несчастливой звездой влюбленные, навеки лишены возможности скрепить союз перед алтарем. Все это время Лулу оттачивала роль, зная, что может рассчитывать на строгое соблюдение Нилом законов церкви, готовая довольствоваться часовней в Лас-Вегасе. Casamento.[52] Нил сказал, что это слово переводится как «каземат».
И вот Лулу вышла замуж за Мартинелли.
За Мартинелли!
— Он итальянец? — спросил Нил.
— Только по родителям.
— Ты овдовела?
— Ради всего святого!
Она добилась расторжения первого брака.
Опешивший Нил молча смотрел на нее. Главное препятствие исчезло. И Лулу вышла замуж за Мартинелли. Удар наотмашь.
Нил сам вызвался корреспондентом в Рим, когда его предшественника задержали за валютные спекуляции и выдворили из страны. Рим должен был либо похоронить карьеру, либо открыть в ней новую главу.
Нил вспомнил лестное замечание Пескаторе. Может, эти загадочные смерти — последний шанс ускользнуть от надвигающегося забвения?
Опередив пожилую пару, Нил уселся за свободный столик, заказал кружку пива и позвонил Донне Куандо — этот источник информации достался ему от предшественника.
— Расскажите мне про Буффони.
— Это приглашение?
— Я как раз думал о ресторане «Сабатини»…
— Встретимся там.
IV
«Лучше примириться с судьбой, принять ее такой, какая она есть»
