встречу одна.
Когда Лора подошла к воротам, дежурный гвардеец отрывисто козырнул. Она объяснила, что обедает в доме Святой Марфы с отцом Джоном Берком. Взгляд в список — и ворота открылись, словно по волшебству. Охранник проводил Лору до места, откуда была видна обитель священников, где жил ее брат. И она сразу же заметила Джона, дожидавшегося ее перед зданием. Он узнал сестру, и Лора, подбежав, кинулась ему на шею. Через полминуты Джон смущенно отстранился.
— Еще слухи пойдут…
— О Джон! — рассмеялась Лора.
— Священнику не полагается тонуть в объятиях красивой женщины, — сказал Джон. — Даже если она его сестра.
Лора взяла его за руку.
— Так лучше? — насмешливо спросила она.
— Гораздо. Я очень рад, что ты приехала. Пойдем внутрь. Наконец-то я покажу тебе, где живу.
Войдя в здание, они оказались на балконе над первым этажом, к которому слева и справа поднимались две дугообразные лестницы. Прямо под ним стоял стол консьержа. Внутреннее убранство здания не привлекало внимания, позволяя сосредоточиться на том, что его окружало. От главного входа за вымощенной булыжником улицей открывалась громада базилики Святого Петра — вид сбоку, которым редко любуются туристы. Слева в маленьком сквере о чем-то шептал фонтан. Чуть дальше стоял ряд бензоколонок для служебных машин, из-за них выглядывал уголок Ватиканской обсерватории. Чтобы попасть в папскую академию, где работал Джон, надо было обойти собор, взобраться на довольно крутой холм — но, в конце концов, Ватикан ведь и есть один из семи римских холмов, — пройти еще через один сквер, и вот он, храм знаний.
Дом Святой Марфы, построенный Иоанном Павлом II, служил жилищем и для ватиканских прелатов, и для священников, приезжающих в Рим, — гораздо более удобным, чем прежняя обитель каса дель Клеро у пьяцца Навона или обычный отель. Разумеется, американские епископы останавливались также на вилле Стритч.
Почти все места в обеденном зале уже были заняты, и в воздухе висел приглушенный гул голосов. Лора удивилась количеству епископов.
— И архиепископов, — добавил Джон, проводя сестру к свободному столику. — Чем-то напоминает Пентагон, полный генералов без армий. Все эти люди формально возглавляют епархии, которые в настоящее время находятся in partibus infidelium.[10] То есть которых больше нет.
Монахини принесли еду: макароны, хлеб. Бутылки с белым и красным вином уже стояли на столе. Жизнерадостная молодая послушница разлила из большой неглубокой миски по тарелкам суп. Джон по- итальянски объяснил, что Лора его сестра. Девушка лучезарно улыбнулась.
— Ну и что у тебя здесь, Джон, комната, квартира?
— Две комнаты и ванная.
— И ты ходишь на работу пешком?
— Да. Слава богу.
Когда Джон жил на вилле Стритч, расположенной за городом, и приходилось пробираться туда- обратно по знаменитым римским пробкам, у него появились опасения, что долго он так не выдержит. Разумеется, это назначение, как почти любое назначение в Ватикан, считалось «тепленьким местечком»: по умолчанию подразумевалось, что священник вступал на прямой путь к епископству. Но мучительная дорога, которой начинался и заканчивался день, все омрачала. Джон считал ее наказанием, духовным испытанием и начинал задумываться, нужна ли ему эта работа. Но переезд в дом Святой Марфы бесконечно упростил его жизнь, наполнив ее неким подобием безмятежности.
— Разумеется, я скучаю по компании с виллы Стритч. Так приятно после службы поговорить по- английски.
— А разве здесь не говорят?
— Нет. В основном по-итальянски, но еще по-немецки, по-французски, иногда на латыни. Даже по- польски. Здесь как в ООН.
Монашка убрала миску, и Джон откинулся назад.
— Твой приезд очень приятно удивил меня.
— Одно из преимуществ моей работы.
— Отпуск на пару дней?
— О, это не отпуск. Я прилетела порыться в твоей голове. Надеюсь, там хватит ума.
— Ха-ха.
Джон уехал в Калифорнию поступать в колледж Фомы Аквинского в Санта-Поле, славящийся литературным образованием с уклоном в теологию. Шутили, будто выпускникам приходится жениться друг на друге, чтобы найти себе интеллектуального ровню. И, подобно многим, Джон после окончания обратился к религии.
— Я серьезно, — сказала Лора.
Джон наполнил ее бокал белым вином, а свой — красным.
— У испанцев есть пословица: «Лучше плохое красное вино, чем хорошее белое». — Помолчав, он добавил: — А это не самое хорошее, vino da tavola.[11] Не то чтобы я особо привередничал… Ты не шутишь? Приехала в такую даль задать мне пару вопросов?
Пригубив вино, Лора нашла его неплохим.
— Не пару.
— Ничего не понимаю. Неужели нельзя было просто поискать в Интернете или обратиться к какому-нибудь местному знатоку?
— Конечно, можно было, но мой босс не имеет ничего против прогулки в несколько миль. Или, как в данном случае, в несколько тысяч миль. Чтобы понять Игнатия Ханнана, нужно с ним познакомиться.
— И что тогда?
— Ты поймешь. Великие предприниматели — мечтатели, романтики. Они действуют, повинуясь сиюминутному порыву. Потом, когда заработают кучу денег, некоторые из них пишут книги, в которых утверждают, что все их деяния — рациональный план, тщательно претворенный в жизнь. Однако в действительности это умение чуять нутром. У Ханнана оно есть, и я не ставлю его под сомнение. Каких- нибудь двадцать четыре часа назад я еще не знала, что буду здесь.
— И ты достала билет?
Ну как ему объяснить, что они с Реем прилетели в Рим на самом большом самолете, принадлежащем компании? Все это выглядело непозволительной роскошью. Потому что на самом деле ею и было. Труднее всего оказалось снять номер в «Колумбусе».
— С этим не было никаких проблем, — сказала она.
— Ты надолго?
— Нам нужно вылетать обратно завтра утром.
— Нам?
Вот те раз! То, о чем Джон не узнает, не ляжет тяжким грузом на его душу.
— Нам с пилотом, — пригубив вино, улыбнулась Лора.
Какая глупость. Будто в упоминании о коллеге должен скрываться намек на что-то еще. И в данном случае на правду. Сидя с Джоном в месте, насквозь проникнутом духовностью, глядя на него, в сутане с белым воротничком все еще похожего на юного семинариста, Лора начинала паниковать при мысли, что Джон узнает об их с Реем связи. Подумалось вдруг: а сможет ли она собраться с духом и пойти на исповедь? Конечно, перед родным братом никто не кается. Больше того, Лора не ходила уже много лет. Давным-давно ее захватил стремительный ритм жизни, и религиозные обряды как-то сами собой отошли в прошлое. Когда она перестала причащаться, ее вера утекла, словно песок в часах. То же самое произошло и с Реем.
— Мэттью Арнольд, — как-то сказал Рей, — «Дуврское побережье».
— Это в штате Делавер?
Поморщившись от притворного невежества Лоры, Рей прочитал строчки, в которых Арнольд описал
