здесь с сумками». Она увидела, как из-за сосен на дороге показался знакомый «Москвич» цвета бордо- металлик, и она зачем-то подняла руку и помахала.
Глава 2
– Может, расскажешь, что было с Леной? – спросил ее Сергей, выруливая с подъездной дороги на трассу.
– Что значит – было? Что ты имеешь в виду? – устало спросила она, откинув голову на спинку сиденья. – Где у тебя сигареты?
Сергей оттопырил правый локоть, приглашая Марину залезть в карман куртки. Она достала «Кэмел», закурила и стала смотреть в окно.
– Я имел в виду то, что она после своего возвращения из Эмиратов была сама не своя. Ты представляешь, как она говорила со мной по телефону? «Это я». Молчание. Я ее, конечно, узнал. «Лена, ты?» – говорю. А она вдруг бросила трубку. Через полчаса снова звонок. «Это я. Марина уехала, что ли?» Я уточняю: «В Ватутинки, на семинар». Там опять молчание, хорошо, хоть трубку не бросила. Потом попросила сказать, как туда добраться. Она, дескать, устала и хочет отдохнуть. Не знаю, может быть, она действительно устала, но нервы у нее ни к черту не годились. Я подумал, что она мечтает там подлечиться. Она говорила так, знаешь… Ну как будто экономила на каждом слове, боялась сама себя… То и дело замолкала, как будто пыталась что-то услышать помимо разговора.
– Вот-вот, – подтвердила Марина. – Именно так она и со мной разговаривала. Несла чепуху, вертелась из стороны в сторону и в то же время словно прислушивалась.
– Но она тебе ничего не объяснила?
– Да нет же. Лучше вот что скажи. Ты кому-нибудь говорил, что Лена поехала ко мне?
– Да кому я мог говорить? У нас не было общих знакомых.
– Может быть, кто-то позвонил тебе и спросил, где она?
– Никто не звонил. Да в чем, в конце концов, дело?
И она рассказала ему все. Только теперь поняла, как ей хотелось с кем-то поделиться своими соображениями. Сергей выслушал молча, с непроницаемым выражением лица, и только тогда, когда речь зашла о ее разговоре с милиционером, оживился.
– Ты совершенно правильно сделала, что ничего не сказала! – воскликнул он. – Малости довольно, чтобы заварилась каша. Не хватало еще этим заниматься. А то, что он приехал, это формальность. Так что не беспокойся.
– Это ты, кажется, беспокоишься. Все-таки, может, лучше было все рассказать. Не я же ее утопила.
Марина впервые сказала это слово вслух, и только теперь, когда оно прозвучало, поняла, какой ужас испытывала эти последние часы.
– Нет, ты с ума сошла! – Сергей резко крутанул руль вправо, едва не выскочив за полосу асфальта. – Уверена, что из номера ничего не пропало?
– Для этого надо знать все до мелочей. Я знаю только то, что золото он оставил.
Марина достала косметичку, куда положила драгоценности. На солнце ослепительно сверкнул изящный золотой браслет швейцарских часиков с бриллиантами вокруг циферблата. Лена привезла их год назад из Абу-Даби и страшно ими гордилась.
– Целое состояние! – свистнул Сергей. – Бриллианты?
– Она говорила, мелкие сколки. Впечатляет?
– Да уж. Оставь себе.
– Я не решусь надеть.
– А деньги?
– В кошельке у нее было немного…
– А ты думала, во что обойдутся похороны?! Ну, это, наверное, не последние ее деньги.
– Вовсе нет. Она ведь только что вернулась, а я знаю, сразу после поездки у нее всегда было туго с наличными деньгами. Ведь она все до последнего доллара вкладывала в товар.
– Какой товар?
– Она говорила – помада, дезодорант. Надо будет посмотреть у нее в квартире.
– Барахло, – поморщился Сергей. – Чем мы расплатимся за место на кладбище, за рытье могилы? Помадой?
– Она ее сдавала в киоски. Знаешь, в эти, в центре. Но я не знаю куда.
– Надо будет найти у нее накладные, – предложил Сергей. – Вообще надо поскорее наведаться к ней на квартиру. Ключи у тебя?
– Да, ключи были в косметичке.
– Ну, так поедем прямо к ней. – Сергей продолжал развивать свою мысль: – Деньги понадобятся уже завтра. Помада нам пока как мертвому припарка, извини за каламбур. Сколько, ты думаешь, мы за нее получим?
– Да откуда я знаю? Кажется, на похороны придется занимать.
– Еще эта напасть… – вздохнул Сергей. – А уж набегут, наверное, на поминки со всех сторон.
– Ну, всех-то звать не обязательно, – заметила Марина. – И ты прав, надо взять у нее в квартире накладные, по которым она сдавала косметику в киоски, и попытаться по ним что-то получить. А потом… Знаешь, мне тоже не терпится взглянуть на ее квартиру. А вдруг тот тип там побывал? Вдруг там уже ничего не осталось?
– Ну, судя по его презрению, которое он проявил к бриллиантам, это натура благородная.
– Твой юмор неуместен. – Марина, однако, едва не улыбнулась. Все же нет ничего лучше, чем его спокойствие, которое помогает ей в такие минуты, когда хочется волком выть. Он способен шутить даже над собственной смертью. Иногда это шокирует, а иногда, как ни странно, утешает.
Она смотрела, как в окне потянулись однообразные улицы окраин.
– Мешкать нечего. Завтра, когда мы ее заберем из морга, нам уже не успеть ничего. Странно, однако, что ее так быстро собираются выдать. Обычно выдают только на третий день.
– Ты забываешь, что еще недавно этот пансионат имел непосредственное отношение к правительству, – мрачно заметила Марина. – Правда, не к самым верхам, там отдыхала публика помельче. Но все равно он находился на особом обеспечении. В том числе и медицинском. Видел бы ты тамошние кабинеты… Я-то, правда, не успела воспользоваться никакими привилегиями…
– И прекрасно, что не успела, – заверил ее Сергей. – Лучше жить без всяких привилегий, чем умереть по высшему разряду. Хотя Лена, возможно, с этим утверждением не согласилась бы.
– Опять ты шутишь…
– Правда, шутки в сторону. Куда мы ее привезем? Не к нам же?
– Повезем к ней. Надо будет кого-то позвать на помощь, я уж ничего не помню, как что делается. Маму так давно хоронили… И, признаться, я покойников побаиваюсь.
– А еще врач!
После сорока минут блужданий по улицам они выехали на один из окраинных проспектов, где жила Лена. Сергей осторожно зарулил во двор и подъехал к указанному Мариной подъезду. Они вытащили из машины сумку Лены, заперли дверцу и поднялись на лифте на шестой этаж. Марина отперла дверь, поймав себя на мысли, что ожидает увидеть что-то страшное.
Но страшного ничего они не увидели, если не считать беспорядка, из-за которого Марина не сразу узнала квартиру сестры. В единственной комнате все было перевернуто, словно по ней прошел тайфун. Причем тайфун этот явно руководствовался задачей выбросить все вещи из предназначенных для них мест и свалить их в одну кучу посреди комнаты.
Вещи были выброшены из шкафа и разбросаны на полу, с дивана содрано покрывало, на полочках с кассетами и лазерными дисками полный разгром – все пластиковые футляры раскрыты, кассеты и диски валялись кучей под столом, бумажные вкладыши скомканы и измяты до неузнаваемости. Ящики стола выдвинуты и опустошены, а один, где Лена держала швейные принадлежности, валялся на полу, и все его содержимое было рассыпано по углам. Немногие книги – все больше детективы, которые читала Лена, тоже были сброшены с полок и сверху красиво запорошены сотнями глянцевых цветных фотографий, представляющих Лену в разных видах: Лена в шубке, Лена в купальнике, Лена в Италии, Лена в Анта-лии… Даже любимый старый плакат Лены с Микки Рурком и Ким Бессинджер был наполовину отодран от стены и
