В 1819 году Федор Васильевич выдал замуж сразу двух дочерей. Наталью — за князя Дмитрия Нарышкина, кузена Михаила Воронцова, а свою дочь-католичку, с тяжелым сердцем — за француза. Мужем Софи стал граф Евгений де Сегюр, сын пэра Франции, бывшего адъютанта Наполеона Филиппа де Сегюра, того самого, что был послан второго сентября в Кремль искать мины, будто бы заложенные там по приказу его будущего кума. Ростопчин говорил о своем французском зяте, что у него абсолютно нет недостатков, кроме разве что одного — он слишком красив.
Осенью 1814 года Борис Белозерский поступил в Петербурге в Пажеский корпус. Он нашел несколько случаев увидеться с Лизой, однако семейство Ростопчиных вскоре отбыло за границу. Между детьми на несколько лет завязалась переписка, длившаяся вплоть до возвращения опального семейства в Россию в 1823 году.
Изредка он получал краткие письма от Глеба, но отвечать ему не имел возможности, так как тот постоянно находился в дороге. И только зимой 1817 года Глеб написал брату из Генуи, что они с Евлампией надолго обосновались в одном богатом доме с прекрасной библиотекой и намерены жить здесь сколько захотят, ни в чем себе не отказывая.
В том же 1817 году, в месяце мае, по аллее Гайд-парка катилась легкая коляска, запряженная прелестной дымчатой лошадкой. Ею правил важный дородный кучер, одетый в богатую ливрею, с воротничками, высоко подпиравшими его синие выбритые щеки. На кожаных подушках сиденья расположились молодая дама с маленькой девочкой. Эта пара невольно привлекала всеобщее внимание гуляющих лондонцев. Пассажирки были слишком несхожи, чтобы заподозрить в них мать и дочь. Дама, светлая голубоглазая блондинка, хрупкая и задумчивая, меланхолично созерцала проплывающие мимо цветущие кусты сирени и клумбы с примулами. Ее бледное тонкое лицо было серьезно, но озарялось нежной улыбкой, когда она обращала взгляд на сидевшую рядом девочку. Маленькая красавица лет пяти- шести, вертевшаяся во все стороны, ни секунды не оставаясь в покое, была, несомненно, уроженкой Индии или Бирмы. Смуглая, изящная, как статуэтка, черноглазая, как лань, шаловливая, как бабочка, — баловница готова была на ходу выскочить из коляски и побежать по дорожкам парка. Снисходительные выговоры, которые делала ей блондинка, давали основания полагать, что шалунью не наказали бы строго. Обе говорили по-французски и были одеты по последней парижской моде.
Им навстречу двигалась другая коляска, более вместительная. В ней также сидела дама в сопровождении няни с ребенком. Рядом с коляской гарцевал всадник на вороном коне. Он беседовал с дамой, которая слушала его весьма невнимательно, потому что была поглощена лепетом своей маленькой дочки, с виду лет четырех от роду.
— Таня приглашена на детский праздник к лорду Хаксли, но я не знаю, Павел, пускать ли ее? — Дама обратилась наконец к своему спутнику. — Говорят, там бывает бог знает кто.
Она заговорила по-русски, и няня-англичанка сразу выпрямилась с чопорным видом, отвернувшись в сторону.
— Нет, Ольга, она должна пойти, — ответил всадник, выглядывая в толпе знакомых. — Ты и так слишком над ней трясешься. Это даже неприлично, милая.
— Друг мой, она досталась мне так дорого, что в этом нет ничего странного! — возразила княгиня Головина мужу. Ее античная красота несколько поблекла за четыре года, прошедшие с момента родов. Она пополнела, стала проще одеваться и причесываться и заметно утратила желание нравиться мужу. Было заметно, что в центре ее вселенной отныне находится дочь — очаровательная, избалованная и уже манерная куколка, в свои четыре года привыкшая всеми помыкать.
— Да, я не могу сказать, что Татьяна досталась нам дешево, — сквозь зубы проворчал князь. — Однако всему есть предел. Кстати, я вчера получил письмо от Шувалова! Представь, он стал настоящим сельским жителем, разве не смешно?
В это мгновение их экипаж поравнялся с коляской голубоглазой дамы. Та, услышав русскую речь, внезапно вышла из задумчивости и пристально посмотрела на князя, словно надеялась его узнать. Тот удивился и на всякий случай слегка поклонился незнакомке. Княгиня, заметив это, также обратила особое внимание на блондинку, на чьем лице было написано необъяснимое волнение. Глаза женщин встретились на краткий миг, пока две коляски разъезжались на аллее. Еще минута — и экипаж с блондинкой и индийской девочкой затерялся в толпе.
— Ты знаком с этой женщиной, Павел? — спросила княгиня.
— Нет, дорогая. — Он приподнялся на стременах, оглядываясь вслед коляске. — Но она так впилась в меня взглядом, что я принужден был поклониться.
— А вот мне кажется, что я уже видела это лицо, и не раз, — задумчиво проговорила княгиня. — Но где, где? Как будто во сне…
Она наклонилась и нежно поцеловала дочку, нимало не смущаясь тем, что на нее устремлены десятки взглядов. Князь слегка пришпорил коня и поскакал вперед, заметив в конце аллеи экипаж знакомых.
На этом заканчивается вторая книга романа.
