окружавших внутренний двор, появились четыре башни. Вплоть до Великой французской революции замок был собственностью семейства д’Отпулей, потомков катаров. К слову заметим, что Мари де Негри д’Абль из рода д’Отпулей оказалась одной из пострадавших в «деле Ренн-ле-Шато»: ее могильная плита на деревенском кладбище стала жертвой таинственных махинаций аббата Соньера.
Через церковный сад можно пройти на деревенское кладбище, в то время как его центральная аллея ведет к дверям храма, увенчанным надписью «iste locus est terribilis» («место сие ужасно»). Это слова Иакова, взятые из библейской притчи.
Но для чего они здесь, какое значение следует придавать им? Слева от входа находится «вестготская» колонна (точнее, «каролингская», судя по манере выполнения), на которой установлена статуя Богоматери Лурдской. Колонна эта некогда служила опорой древнему алтарю; обнаружив ее во время реставрационных работ в церкви, аббат Соньер велел установить колонну перед храмом. Что и сделали — правда, случайно перевернув ее: надпись «Mission 1891» появилась уже после ее установки. Изначально этот камень был около метра в длину, приблизительно семьдесят пять сантиметров. На его лицевой стороне высечен висящий на витом шнуре крест с расширяющимися концами, украшенный драгоценными камнями. Под крестом расположен вензель из двух букв, альфы и омеги, символов создания божественной бесконечной вселенной, начала и конца всех вещей. Этот символ подобен древнему «ouroburos», змее, кусающей себя за хвост. Справа от входа в храм установлен миниатюрный искусственный грот, сделанный руками Соньера (определенно, это произведение, призванное украшать церковный сад, не похоже на Лурдскую пещеру), а у придорожной стены виднеется камень, напоминающий менгир. Заметим, что этот «менгир» находился в стене, окружавшей виллу «Вифания» и башню «Магдала». Очевидно, аббат Соньер обустраивал свой «сад» согласно некоему замыслу.
На окруженном аллеей кальвере начертана надпись, в свое время вызвавшая множество комментариев: «Christus A.O.M.P.S. defendit». К слову заметим, что этот ансамбль, называемый также «подписанным крестом», напоминает окситанский крест (принадлежавший когда-то галльскому племени, волькам тектосагам) или знаменитый кельтский крест. Ближе к кладбищу можно увидеть старинную купель (в 1979 году кто-то разворотил ее), а далее, у самой ограды, виднеется временный алтарь и место, где устанавливали гроб с телом усопшего. Чтобы попасть на территорию кладбища, нужно пройти через портик, на котором аббат Соньер велел выгравировать слова, произносимые во время службы в первый день поста; филактерий портика украшен черепом и скрещенными костями, высеченными из камня. Кажется, что череп смеется, показывая все свои двадцать два зуба, как на Старших Арканах Таро. Временный алтарь и портик, как нельзя лучше свидетельствующий об отвратительном вкусе его создателя, воскрешает в памяти триумфальные портики, украшающие ограды монастырей Финистера. Правда, здешним «триумфальным порталам» не хватает ни сумрачной красоты оригинала, ни его грандиозности. Что стало причиной такой карикатурной постройки — нехватка денег, отсутствие вкуса или желание посмеяться? Такой вопрос необходимо задать.
Церковь Ренн-ле-Шато, освященная во имя Марии Магдалины, скорее всего, была церковью при графском замке: ее абсида, как и замок д’Отпулей, датируется XII веком. Во времена Людовика Святого она была расширена, а в XIX веке ее реставрацией занялся аббат Соньер, попутно украсив ее на свой лад. Когда Соньера назначили кюре Ренн-ле-Шато, храм был в плачевном состоянии, о чем свидетельствуют многие документы того времени. В 1883 году главный викарий Каркасона обращается к государственным властям с просьбой о помощи: необходимо во что бы то ни стало починить церковное здание, угрожающее обвалиться на головы прихожан, но паства Ренн-ле-Шато слишком бедна, чтобы взять на себя расходы по реставрации храма. В своей просьбе, обращенной к государственному совету, он описывает «плачевное состояние святилища, его алтаря и двух окон нефа, чей переплет сокрушен ураганным ветром»: завершая перечень бедствий, священник подчеркивает, насколько опасно стало находиться в стенах этого ветхого здания во время службы. Однако начало конфликтов между Церковью и государством позволило гражданским властям притвориться глухими. Желание Соньера восстановить приходскую церковь вполне объяснимо: это поступок, достойный похвалы, а не удивления. Но удивление вызывают другие факты: обстоятельства, сопровождавшие реставрацию храма, и то, во что он превратился по окончании работ.
Действительно, прием, оказанный посетителям (интересно, среди них еще остались верующие?) в стенах этого святилища, поначалу вызывает изумление: справа от них возникает странная фигура «любезного хозяина» — отвратительный, скорчивший гримасу дьявол Асмодей. Взгляд его выпученных глаз (один из которых был сделан заново) устремлен на пол, вымощенный черной и белой плиткой. Из-за тяжести кропильницы, которую Асмодей держит на себе, его левая нога изогнута. Пальцы правой руки сложены в кольцо: возможно, в руке дьявола были вилы — те самые, которыми, согласно средневековым народным представлениям, орудовали демоны в аду, заталкивая грешников в кипящий котел. Обычно в средневековых соборах и церквях такие изображения находятся
К счастью, в церкви есть не только дьявол, но и четверка ангелов, застывших над Асмодеем и кропильницей. Каждый из них творит крестное знамение, в то время как надпись на основании гласит: «Сим знамением ты победишь». Эти слова отсылают нас к легенде, согласно которой император Константин, увидев в небесах знамение (крест и слова «Сим победиши»), разгромил войска противника и издал эдикт о веротерпимости в отношении христианского населения. Правда, на основании с надписью поместились и два монстра: скорее всего, это василиски, знаменитые чудовища, описанные в средневековых бестиариях. Там же виден круг, в который заключены буквы «В.Б». Возможно, это подпись самого Беранже Соньера: в конце концов, в стенах храма всегда отмечали имена дарителей.
В глубине церкви, на глухой стене, что находится напротив исповедальни, можно различить фреску, берущую в плен не только своей наивностью, но и некоторыми любопытными деталями. На ней изображен Иисус в окружении людей (выяснить, что это за люди, невозможно). У подножия цветущей горы, на вершине которой находится Спаситель, лежит лопнувший кошель, — видно даже, что из него сыплется зерно. Какую мысль хотел донести до нас создатель фрески? Быть может, то, что зерно, высыпавшееся из сумки, — это слова Христа, «посеянные на каменистых местах», непонятые и неоцененные по достоинству? Или же это скрытое указание на спрятанное в этих краях сокровище, части которого недостает? Последнее предположение давало повод с головой уйти в поиски клада. К сожалению, нужно признать, что в доказательство этого предположения невозможно привести что-либо определенное: священные тексты, как и изображения эпизодов из этих текстов, почти всегда «намеренно непонятны». Одно можно сказать точно: во фреске, сделанной по задумке Соньера, есть некий тайный смысл. Некоторые детали этой картины вызывают еще больший интерес: на заднем фоне изображен любопытный пейзаж, кое-где виднеются деревни и даже города. Не Разе ли это, реальный и воображаемый край, увиденный глазами аббата Соньера, — или же райский мир, о подлинности которого хочет напомнить своими притчами Иисус? Мир, скрытый от нас обманчивыми мирскими иллюзиями Асмодея?
Картина на противоположной стене, под алтарем, не менее «иносказательна». По некоторым сведениям (впрочем, непроверенным), ее написал сам Беранже Соньер. Сюжет картины не вызывает удивления (Мария Магдалина, молящаяся в гроте), однако детали, сопровождающие этот сюжет, невозможно найти ни в евангельском рассказе о воскресении Христа, ни в провансальской легенде о гроте Сен-Бом. Магдалина, облаченная в роскошное одеяние, опустилась на колени в гроте. Пальцы ее рук молитвенно переплетены, взгляд устремлен на крест, сложенный на земле грота из ветвей дерева. Около ее ног лежит человеческий череп: чуть дальше, в глубине пещеры, виднеется раскрытая книга. Из входа в
