единственный рекламный рынок, который они пока еще не захватили, на глобальный рынок торговых марок. Но и этого мало. Мы не только отобрали у них деньги, мы отняли у них зрителей нашими насквозь коммерциализированными погаными программами, которые покупаем по бросовым ценам.
— И больше всех возмущались владельцы «Квельспрессен», так? — спросила Анника.
— Да, после того, как мы получили возможность вещать в цифровой сети, — подтвердила Анна.
— Как твоя головная боль?
Анна закрыла глаза, светильники превратились в синие светящиеся полосы, видимые сквозь прикрытые веки.
— Как всегда, — ответила она. — Я стала очень уязвимой.
— Ты и правда думаешь, что это стресс? Может быть, тебе попить легкие успокаивающие?
Анника не на шутку обеспокоилась.
— Я пробую, — пробормотала Анна и медленно выдохнула.
— Что Миранда?
Анна мотнула головой и прикрыла рукой глаза.
— Она с Мехметом.
— Это хорошо или плохо?
— Я не знаю, — прошептала она. — Я не знаю, смогу я выдерживать это и дальше.
— Ты сможешь, — сказала Анника. — Приходи ко мне завтра утром. Томас уйдет играть в теннис, а я куплю бисквиты.
Анна Снапхане рассмеялась.
Они закончили разговор, и Анника поехала дальше, продолжая испытывать неприятный дискомфорт в желудке. Она впервые подумала, что у Анны действительно есть какая-то физическая болезнь. Ее подруга много лет посещала доктора Ольссона, жалуясь на все описанные в медицинской литературе симптомы, но, насколько Анника помнила, антибиотики Анне назначали всего дважды. Один раз она приняла лекарство от кашля и, узнав, что в нем содержится морфин, впала в панику и позвонила Аннике, сказав, что стала наркоманкой.
При этом воспоминании Анника не смогла сдержать улыбку.
Она свернула с автострады и углубилась в жилые кварталы Свартэстадена.
Это действительно была другая страна или, по крайней мере, другой город. Это не Лулео, это и не совсем Швеция. Анника медленно проезжала сквозь причудливые трущобы, поражаясь их атмосфере.
Эстонский хутор, думала она, польское предместье.
Лучи автомобильных фар выхватывали из-за почерневших деревянных фасадов огороды с сараями и колодцами, просевшие крыши и уродливые ограды. Дома, почти все низкие и кривобокие, словно были построены из упаковочных ящиков. Краска на большинстве строений облупилась, окна пузырились кустарно выдутыми стеклами. Она проехала мимо эмаусского дома с призывами к освободительной борьбе — неизвестно, правда, против кого.
Анника остановилась у станции утилизации отходов на Больтесгатан и вышла, оставив сумку в машине. Шум металлургического комбината доносился сюда как тихая, звучащая вдалеке песня. Она медленно пошла вдоль улицы, заглядывая через заборы во дворы.
— Вы что-то ищете?
От крыльца одной из лачуг к ней шел человек в вязаной фуфайке и стоптанных ботинках, подозрительно косясь на ее автомобиль.
Анника улыбнулась.
— Я оказалась здесь случайно, — сказала она, — и была вынуждена остановиться. Какой фантастический пейзаж!
Мужчина замер на месте и приосанился.
— Нет в этом пейзаже ничего особенного, — сказал он. — Старый рабочий квартал, построенный в начале двадцатого века. Жители здешние очень сплочены и чертовски задиристы. Переезжать отсюда никто не хочет.
Анника вежливо закивала:
— Я понимаю, почему люди хотят остаться здесь.
Мужчина извлек из внутреннего кармана сигарету, щелкнул зажигалкой «Бик» и, клюнув на приманку Анники, приготовился к обстоятельному разговору.
— Отныне у нас есть детские садики в трех районах — в Виллекулла, Муминдалене и Бюллербю. Мы боролись, и руководство сдалось. Школа до шестого класса и организация досуга. Широкополосный Интернет. Теперь нам надо биться за сохранение старых частных домов, которые так и норовят отправить под снос.
Он выпустил густое облако дыма и посмотрел на Аннику из-под козырька шапки:
— Так что вы тут делаете?
— Я должна была встретиться с Бенни Экландом, но, приехав, узнала, что его насмерть сбила машина.
Человек покачал головой и переступил с ноги на ногу.
— Какая чертовская история. Идти домой и вот так, за здорово живешь попасть под машину. Все думают, что это страшная история.
— Здесь все всё и всех знают? — спросила она, изо всех сил стараясь не показать назойливого любопытства.
— Не знаю, хорошо это или плохо, но скорее хорошо. Мы отвечаем друг за друга, а это большая редкость в нашем мире…
— Вы знаете, где это произошло?
— Возле Шеппергатан, по дороге к шоссе. — Он махнул рукой в нужном направлении. — Это около «Блэка», большого здания у опушки леса. Молодежь ходит туда за цветами. Ну, пожалуй, мне пора…
Мужчина вышел на улицу и направился к воде.
Анника стояла и некоторое время смотрела ему вслед.
«Я хочу жить, как он, — подумалось ей. — Хочу хоть где-нибудь чувствовать себя дома».
Она села в машину и поехала в направлении, указанном мужчиной.
Место, где автомобиль насмерть сбил Бенни Экланда, находилось всего в паре сотен метров от Западной проходной, но оттуда оно было почти не видно. Факт заключался в том, что этот участок дороги был плохо виден отовсюду, за исключением подъезда жилого дома с прилегающей к нему мастерской металлических изделий, расположенных в сотне метров от места происшествия. Редкие уличные фонари, многие из которых не горели, тускло освещали заборы, снег и замерзшую глину. Слева простирался чахлый низкий лесок, справа тянулся штакетник, покрытый сверху доской.
Рудный отвал, подумала Анника. И футбольное поле.
Она заглушила мотор и продолжала сидеть в машине среди мрака и тишины.
Бенни Экланд как раз писал большую серию статей о терроризме. В последней опубликованной статье речь шла о теракте с Ф-21. После этого его насмерть сбила машина, сбила в самом пустынном и глухом районе Лулео.
Она не верила в случайные совпадения.
Через несколько минут из подъезда дома вышел мальчик-подросток и медленно приблизился к месту преступления, обозначенному полицейской пластиковой лентой. Мальчик был без шапки и держал руки в карманах. Волосы торчали, словно из замерзшего желе. Анника улыбнулась. Холод открывает благословение в блеске замерзших волос.
Мальчик стоял в двух метрах от ее машины и бесстрастно смотрел на горку цветов и освещенный кусок забора.
Улыбка Анники погасла, когда она поняла, как всколыхнула смерть Бенни Экланда местных жителей. Все скорбели. Будут ли скорбеть ее соседи, если она умрет?
Едва ли.
Она включила мотор, решив ехать к Рудной гавани. В тот момент, когда она повернула ключ
