зажигания, мальчик подскочил на месте, как от пощечины. Аннику поразила эта чрезмерная реакция. Заслышав громкий неожиданный звук, парень бросился бежать назад, к дому. Подождав, пока он исчезнет за забором, Анника поехала к гавани, где нашли угнанный автомобиль.
Дорога была черной и скользкой, заканчивалась она замкнутым проулком с большими воротами, помеченными названиями крупных компаний и акционерных обществ. Большие краны, бетонированные причалы.
Она решила вернуться к месту происшествия и развернула машину.
Проезжая мимо мастерской, она посмотрела на жилой дом. В левом от подъезда окне ей почудился силуэт мальчишеской головы с взъерошенными волосами.
— Я не хотела тебя испугать, — вслух подумала она. — Почему ты вдруг стал таким боязливым?
Она остановила машину у забора и вышла, захватив с собой сумку. Взглянула на домну номер два, которая и отсюда выглядела весьма внушительно. Потом повернулась к забору, в лицо ударил ледяной ветер. Улица была только одним из путей въезда в жилой квартал.
Анника достала из сумки карманный фонарик и осветила место, огороженное пластиковой лентой. Прошедший за сутки снегопад скрыл все следы, которые мог бы рассмотреть неспециалист. На льду, покрывавшем асфальт, не было видно следов торможения, а если они и были, то уже стерлись.
Она осветила забор в десяти метрах от ленты. Там погиб Бенни. Комиссар Сюп был прав, говоря, что Бенни Экланду было суждено закончить жизнь воздушным полетом.
Анника стояла с фонариком в руке, прислушиваясь к отдаленному заводскому гулу. Она снова краем глаза увидела в окне — теперь в правом — силуэт мальчишеской головы.
Надо постучаться, раз она все равно здесь.
Во дворе стоял непроглядный мрак, и Аннике пришлось посветить под ноги фонариком, чтобы не споткнуться. Дом походил на автомобиль со свалки. Казалось, он готов вот-вот обрушиться, железная крыша проржавела, краска со стен давно облупилась.
Она выключила фонарь, сунула его в сумку и вошла в узкую дверь подъезда. На лестничной клетке стоял непроглядный мрак.
— Что вы тут делаете?
Она едва не задохнулась от неожиданности и принялась лихорадочно рыться в сумке в поисках фонарика. Говорили справа. Это был ломающийся голос подростка.
— Кто здесь? — с трудом выдавила из себя Анника.
Раздался щелчок, и подъезд залило ярким светом. Анника растерянно зажмурила глаза. Ей показалось, что покрытые коричневым налетом стены падают на нее, что потолок вот-вот ее раздавит… Она схватилась руками за голову и вскрикнула.
— Что с вами? Успокойтесь.
Мальчик был в толстых вязаных носках, долговязый и худой. Он стоял, опершись спиной о дверь с табличкой «Густафссон», и смотрел на Аннику сумрачно и настороженно.
— Господи Иисусе, — сказала Анника, — как ты меня напугал.
— Я не сын Божий, — усмехнулся парень.
— Что? — переспросила Анника. В ушах ее зазвучал хор ангелов:
— Вы что, ненормальная? — спросил мальчик.
Она собралась с духом и посмотрела ему в глаза.
В них читалось любопытство, смешанное со страхом. Голоса стихли, потолок встал на место, стены перестали трястись.
— Нет, просто у меня иногда кружится голова.
— Что вы здесь высматриваете?
Она вытащила из сумки мятую салфетку и вытерла нос.
— Меня зовут Анника Бенгтзон, я журналистка и приехала сюда, чтобы увидеть место, где погиб мой коллега.
Она протянула мальчику руку, и он, немного поколебавшись, ответил на рукопожатие.
— Вы знали Бенни? — спросил он и высвободил из ее ладони свои узкие пальцы.
Анника покачала головой.
— Нет, но мы писали об одних и тех же вещах, — сказала она. — Вчера я должна была с ним встретиться.
Свет на площадке снова погас.
— Значит, вы не из полиции? — уточнил парень.
— Ты не можешь включить свет, дорогой? — попросила Анника, чувствуя, что впадает в панику.
— Вы и правда не в себе, — уверенно произнес мальчик. — Или просто боитесь темноты?
— Нет, я не в себе, — призналась Анника. — Включи, пожалуйста, свет.
Мальчик щелкнул невидимым выключателем, и лампа мощностью сто пятьдесят ватт осветила подъезд до последнего закоулка.
— Послушай, — сказала Анника, — а не могу ли я воспользоваться вашим туалетом?
Мальчик засомневался:
— Вы же понимаете, что я не могу пускать в дом чужих людей.
Анника не смогла сдержать смех.
— Ладно, — сказала она, — тогда мне придется писать прямо на лестнице.
Мальчик округлил глаза и открыл дверь, не снимая руки с ручки.
— Только не говорите ничего мамаше, — попросил он.
— Честное слово, не скажу, — пообещала Анника.
Ванная была застлана украшенным розовыми солнышками виниловым ковриком, модным в семидесятые годы. Она ополоснула лицо, вымыла руки и пригладила руками волосы.
— Ты знал Бенни? — спросила она, выйдя из туалета.
Парень молча кивнул.
— Кстати, как тебя зовут? — спросила Анника.
Мальчик опустил глаза.
— Линус. — Голос его пробежался — вверх-вниз — по всем пяти буквам имени.
— Линус, — сказала она, — знаешь ли ты в доме кого-нибудь, кто видел, что случилось с Бенни?
Мальчик прищурил глаза и сделал два шага назад.
— Так вы все-таки из полиции, или как?
— Ты оглох, или как? — передразнила Анника. — Я такой же газетный писака, как Бенни. Мы писали об одних и тех же вещах. Полиция утверждает, что кто-то случайно сбил Бенни и скрылся с места происшествия. Я сомневаюсь, правда ли это. Может быть, ты знаешь того, кому доподлинно известно, что произошло той ночью?
— Полицейские уже были здесь и спрашивали то же самое.
— И что ты им сказал, Линус?
Голос мальчика сорвался на фальцет, когда он заговорил.
— Что я ничего такого не видел. Что пришел домой, когда обещал. Что ничего не знаю. А теперь уходи!
Он шагнул к ней, подняв руки, словно собирался вытолкнуть ее за дверь. Анника не сдвинулась с места.
— Есть разница между разговором с полицией и раз — говором с прессой, — медленно произнесла Анника.
— Это понятно, — ответил Линус. — Когда говоришь с прессой, на следующий день попадаешь на первую страницу.
— Каждый, кто говорит с нами, имеет право остаться анонимным, если хочет. Никакая власть не может спросить нас, с кем мы говорили, так как это ломает устои. Свобода высказывания. Бенни ничего не говорил тебе об этом?
Мальчик остановился, широко раскрыв глаза. В них читался явный скепсис.
— Если ты что-то видел, Линус, или знаешь того, кто видел, то этот человек может обратиться ко мне
