а значит, в Чарлстоне — пять часов утра.
— На Гавайях? — опять изумилась Кэтрин.
— Несмотря на то что в вашем романе действие происходит в Калифорнии, вы очень точно описали ранчо, — заметил Джек. — Я был уверен, что вы знаете, где оно находится. Ранчо Палмеров расположено на Большом острове на Гавайях.
— Я родилась на Гавайских островах, — едва слышно прошептала Кэтрин.
Анн-Мари наклонилась к ней.
— Да что ты, детка? — удивилась она. — Я этого не знала.
— У моей матери была тяжелая беременность, — таким же тихим голосом продолжала девушка. — Отец отвез ее на Гавайи — там у его знакомых была вилла. Они вернулись назад, когда мне был всего месяц.
— Вот что вам, значит, известно, — пробормотал Джек. — Что ж, это вполне соответствует тому, что я узнал.
— Соответствует? — переспросила Анн-Мари.
— В прошлом году перед поездкой на Гавайи я навел кое-какие справки и просмотрел обычные отчеты, на которые, кстати, не обратил особого внимания. Сейчас я об этом жалею.
— Так что же вы там прочли? — осведомилась Анн-Мари.
Кэтрин, затаив дыхание, вопросительно смотрела на Джека — у нее появилось ощущение, что сейчас откроется какая-то важная тайна, связанная с ней.
— Видите ли, Кэтрин, — ласково заговорил Джек, — при определенных обстоятельствах люди могут общаться друг с другом необычными способами. Наука пока не в состоянии это объяснить, особенно когда дело касается родственников.
— Вы имеете в виду близнецов? — изумилась Анн-Мари. — Господи! У меня же как раз на эту тему есть внизу книга!
— Не знаю уж, как это случилось, — продолжал Джек, глядя на Кэтрин, — но у Ники была сестра, умершая при родах. Теперь, встретив вас, я думаю, что ребенок тогда выжил. И, возможно, каким-то образом близнецов разделили. Одну девочку оставили на Гавайях, другую привезли сюда.
Кэтрин понадобилось несколько мгновений, чтобы осознать смысл его слов.
— Так вы хотите сказать, что Ники — моя… сестра? — Кэтрин резко поднялась на ноги, Джек тоже встал и положил руки ей на плечи. Кэтрин вскинула на него глаза — от его прикосновения у нее голова пошла кругом, но она тут же вспомнила его слова. — Итак, Ники — моя сестра, — повторила она уверенно. — Я знаю, что это так. Я должна повидать отца.
— Я подвезу вас, — предложил Джек.
— Святые угодники! — вскричала Анн-Мари. — Я поеду с вами!
Уинслоу-хаус показался Джеку столь же мрачным, сколь аристократичным. Там было совсем темно, но вовсе не из-за того, что уже наступила ночь: мрак отвратительным, зловещим туманом висел в старинном доме. Джек попытался представить жизнерадостную Кэтрин в этом склепе, но его воображение не смогло нарисовать эту картину.
Короткого рассказа Анн-Мари о тете Сибил — сущем тиране — явно оказалось недостаточно для того, чтобы Джек сумел подготовиться к встрече с этой хмурой женщиной в темном банном халате, к которому так подходило мрачное и кислое выражение ее физиономии. Как только они вошли в дом, она тотчас спустилась вниз.
Едва узнав, что они пришли навестить ее брата, она встала прямо перед ними, не давая пройти. Джек пришел на помощь Кэтрин:
— Неужто вы станете препятствовать встрече дочери с больным отцом?
Когда тетя Сибил шагнула к нему, чтобы ответить какой-то колкостью, Кэтрин быстро прошмыгнула мимо нее, сопровождаемая Анн-Мари, за которой поспевал и Джек. Тетя Сибил тоже направилась вслед за ними. Вбежав в спальню на втором этаже, она встала возле железной больничной кровати и уставилась на племянницу с таким видом, словно ждала, что Кэтрин выхватит больного отца из-под одеяла и вылетит с ним через окно.
Измученный болезнью, отец Кэтрин уже не двигался — работала лишь его правая рука, которой он мог слегка шевелить. Из его невнятной речи Джек не понял ни слова, но, судя по виду Кэтрин, опустившейся рядом с кроватью на колени, девушка понимала отца.
Она говорила ласковым, тихим голосом, а он что-то бормотал ей в ответ. Через несколько мгновений она повернулась к ночному столику и выдвинула оттуда ящик — кажется, именно это попросил ее сделать отец.
— Там его личные бумаги! — возмутилась тетя Сибил.
— Знаю, — спокойно ответила Кэтрин, продолжая рыться в ящике. — Он сказал, что для меня тут есть письмо.
Наконец она обнаружила нужный конверт.
— Здесь написано мое имя, отец.
Пальцы больного чуть дрогнули — этим он выразил свое согласие.
Кэтрин вытащила из конверта письмо и поднесла его к свету.
— Оно датировано тысяча девятьсот семьдесят третьим годом — как раз после того, как мама… Перед твоим первым ударом, — поправилась Кэтрин.
Рука ее отца еще раз приподнялась — он делал ей знак, чтобы она прочла послание.
— «Моя дорогая Кэтрин, — начала девушка. Звук ее голоса с каждым словом все больше напоминал Джеку музыку. — Если у меня хватит решимости, я отдам это письмо тебе из рук в руки. Если нет, значит, я ушел вслед за твоей матерью. Но как бы то ни было, я прошу у тебя прощения за то, что не рассказал правды раньше, не рассказал, каким образом ты стала нашей чудесной девочкой. Мы любили тебя, как собственного ребенка, но на самом деле мы — твои приемные родители. Нашего ребенка мы потеряли за неделю до твоего появления».
Джек так внимательно следил за Кэтрин, что сразу же заметил, когда листок в ее руке начал дрожать. Девушка замолчала, Джек с сочувствием смотрел на нее.
— Анн-Мари, — попросила Кэтрин, — ты не прочтешь за меня?
— Конечно, детка, — поспешила ответить миссис Дюваль, приближаясь к ней и забирая у нее письмо. — Где ты остановилась? Ясно… «Как мы тебе и говорили, — стала читать она, — твоя мама очень тяжело переносила беременность. Врачи предупреждали, что она вряд ли сможет выносить дитя положенный срок. Поэтому мы и поехали на Гавайи, полагая, что смена климата и обстановки благотворно повлияет на нее.
Ветры в Кона-Кост и в самом деле поднимали настроение. Нам помогала гавайская девушка Кайла, которая не давала твоей маме и пальцем шевельнуть. Но видно, судьба распорядилась по-своему. У твоей мамы случился выкидыш, и она впала в глубокую депрессию. Я опасался за ее жизнь.
А потом, десятого июля, Кайла пришла к нам в дом с новорожденной девочкой. Тебе не было и дня. Кайла сказала нам, что жизнь ребенка в опасности, и просила нас уехать как можно скорее. Мы сочли тебя даром Господним, и с того самого мгновения ты стала нашей Кэтрин. На следующий день мы уехали с Большого острова в Оаху и записались в гостинице под другим именем, а через месяц вернулись в Чарлстон.
Твоя мама жила только благодаря тебе, моя дорогая. Поверь, я не мог сказать тебе правды, пока она была жива. А теперь, когда ее не стало, я понял, что тебе нельзя оставаться в неведении. О твоем происхождении мне больше ничего не известно. Но одно я знаю наверняка — ни одного ребенка не любили больше, чем тебя, моя Кэтрин…»
К тому времени когда Анн-Мари закончила читать письмо, в горле у Джека встал ком.
— Спасибо, папа, — прошептала Кэтрин.
Веки больного опустились, и Джек заметил, что его лицо обрело спокойное выражение.
— Что ж, ты получила то, за чем пришла, — прозвучал в комнате резкий голос тети Сибил. — А теперь будь добра оставить нас.
Джек посмотрел на женщину, стоявшую у кровати. Ее глаза были устремлены на Кэтрин, и в них не
