«Что наша жизнь? Игра!»
– А.С. Пушкин.
1
Света не спеша спускалась по дубовым ступеням. На ногах пушистые домашние тапочки, сама укутана в белый махровый халат.
Внизу пахло очень вкусно. Пахло выпечкой. Пирог с мясом – она его сразу узнала. А на десерт, если останется тесто, булочки-пустышки, или ватрушки, если найдётся творог. Света с наслаждением потянула ноздрями чудесный аромат, и в животе жалобно заурчало
– Светик? – донеслось из кухни. Самый певучий из голосов. Голос мамочки бодрый и свежий, она давно на ногах. – Ты проснулась, милая?
– Да, мам!
Света спустила с последней ступеньки последнюю ногу, пересекла гостиную и вошла в кухню, сияющую стерильной чистотой, как операционная в раю. В широкое окно проникал столб утреннего света, внутри которого не плавало ни одной пылинки.
За окном разгоралось безветренное августовское лето. Во дворе могучий орех (Света называла его своим стареньким Энтом) стоял неподвижно, как нарисованный. От неровной кроны ответвлялась мощная узловатая ветвь и тянулась к дому в вечном приветственном жесте. На лапе старенького Энта висели качели, на которых очень удобно качаться, откинувшись на спинку и закрыв глаза, если хочешь почувствовать себя птицей. Качели сделал для Светы (и только для Светы) папа, а старший брат помогал ему.
Они – самые замечательные мужчины на свете. Света с удовольствием сообщила бы им об этом прямо сейчас, но папа уехал на работу, а брат отправился в институт – он уже такой взрослый. К счастью, по субботам мама работала во вторую смену, и сейчас она дома. В такое утро в мире оставались только Света и мама, и они могли наслаждаться обществом друг друга аж до полудня. Потом утро сменялось днём, а вместе с ним уходили мама, чтобы смениться с напарницей, и Света оставалась одна.
Ну, не совсем одна – ещё был Стив. Стив не человек – он собака. Он такса. С обвисшими лопухами кожи там, где у нормальных собак уши, крысиным носом и короткими жилистыми лапами, на которые усажено вытянутое туловище, да так низко от земли, что его «киль», как говорит папа, почти цепляется за ковёр. Света догадывалась, что папа подразумевает под «килем», и её это всегда смешило. Стив хороший пёс, но иногда любит пошалить, а иной раз даже напакостить. Всё потому, что Стив не выносит одиночества. У него от этого, как говорит брат, «крышу сносит». Впрочем, здесь они со Светой похожи.
Однажды Стив уничтожил дорогущие мамины босоножки, познавшие ногу мамы всего один раз – когда она примеряла их в магазине. Стоило ему остаться наедине с домом, как он вскрыл коробку и варварски разгрыз содержимое на ремешки. Чудесные были босоножки – лаковые, расцвеченные под радугу. Мама тогда очень расстроилась, даже всплакнула слегка. Но потом быстро оттаяла, и уже вечером, в нарушение собственного вето, пустила пса на диван, где они вместе смотрели какую-то передачу, напоминая примирившихся после длительной ссоры мать и сына. На Стива вообще невозможно долго обижаться. Достаточно посмотреть в его мигающие карие глаза, и ты готов отдать всю обувь в доме ему на растерзание. В семье Стив, пожалуй, самый главный любимчик – после Светы, конечно.
– А вот и наше солнышко встало, – ласково сказала мама, когда Света вошла в кухню.
Света не ошиблась, это пирог. Мама только-только вытащила его из духовки, и теперь он лежал на столе, красуясь подрумяненными боками.
На маме были цветастый клетчатый фартук и варежка на правой руке. Она ласково улыбнулась дочери, и сердце Светы переполнилось восторгом: какая же у неё красивая мама! Высокая, стройная, с мягким чертами лица, очаровательными ямочками на щеках и золотистыми волосами, собранными на затылке заколкой. При виде заколки у Светы сжалось сердце – это именно та заколка, которую она подарила маме на прошлый Новый Год. Заколка в виде бабочки. Света обожала, когда мама закалывала волосы этой заколкой.
– Солнышко уже давно встало, – тускло отозвалась Света. Она заспалась и дулась на себя за украденные полчаса у субботнего «маминого утра».
Девочка встала на цыпочки и дотянулась до маминой щеки губами.
– Ты приготовила пирог?
– И ещё булочки с сахаром на подходе, – отозвалась мама и чмокнула Свету в макушку. – Сейчас в духовку отправлю.
Определённо, субботнее «мамино утро» – самое приятное из возможных. Ну, может быть, не считая новогоднего. В такое замечательное утро они с мамой сидели на кухне, ели печенья, булочки, или пирог, как сегодня, запивали чаем (или кофе, или соком) и разговаривали. Обо всём на свете: о домах, о людях, о мире. Обычно, разговор начинала мама. Света очень любила, когда мама заговаривала о прошлом. Например, рассказывала, как познакомилась с папой (Света обожала эту историю и готова была переслушивать её бесконечно), как появилась на свет её любимая дочка. Иногда мама говорила о работе, но не очень часто. Потом слово переходило к Свете, и тогда она рассказывала о себе и обо всём, что успело произойти за неделю: о школе, учителях, подружках, мальчишках.
У Светы от мамы секретов не было. Мама всегда выслушивала до конца, и всё понимала. И обязательно старалась помочь: советом, сочувствием. В «мамины утра» они становились самыми близкими подругами – ближе, чем сестры. Если бы бог спустился с небес и предложил Свете променять эти минуты на дополнительные часы к жизни, она без раздумий отказалась бы.
Когда отведённые на «мамино утро» два часа заканчивались, мама собиралась на работу. Грусть разлуки не скрашивала даже мысль о том, что будет ещё одна суббота, ещё одно утро, и их бесконечный разговор, начатый давным-давно, обязательно продолжится.
С недавних пор, когда Света оставалась одна, ей становилось не по себе. Пожалуй, не по себе – слишком выхолощенное определение, не передающее истинных чувств. Ей было страшно – вот это ближе к истине. С тех пор, как произошёл тот случай, Света боялась оставаться наедине с домом и делала всё возможное, чтобы как можно дольше находиться за его пределами. Ну, или подальше от того места. Обычно выручал старый Энт с качелями на локте. Ещё можно было пойти погулять на улицу. Но когда погода портилась, или не было настроения, приходилось подниматься в свою комнату к недочитанной книжке, прихватив для храбрости Стива.
Боялась Света не дома, а двери на задний двор. Конечно, не самой двери – в дешёвой плите из размельчённой древесины с незатейливой резьбой не могло быть ничего страшного. Боялась Света того, что за дверью. Чаще всего это был просто задний двор: квадратная лужайка, отгороженная от внешнего мира забором, мангал для шашлыка, уличный туалет и летний душ. Но иногда… однажды... Это случилось всего раз, но Свету не покидало параноидальное чувство, что это повторится снова. Или, того хуже: что это уже происходило раньше, но она забыла.
Дело было прошлой весной, в мае. Зима готовилась переодеться в лето, деревья хвастались молодым «оперением», в воздухе витал дурманящий запах весны. Была одна из тех суббот, когда Света снова осталась одна.
Как обычно, она заперла за мамой калитку и вернулась в дом. Прошла в гостиную и остановилась посреди комнаты, пытаясь придумать, чем бы заняться дальше. Стив уже залез на диван и устраивался поудобней для крепкого и здорового сна. Вообще-то мама строго-настрого запрещала ему лазать «по верхам», будь то диваны, кровати или кресла, но ведь сейчас мама ушла.
– Ну, как тебе не стыдно? – пожурила пса Света. Тот радостно завилял хвостом. – У тебя совесть есть?
Стив ещё энергичнее забарабанил хвостом по спинке дивана, как бы приглашая: «Ну же, иди сюда, тут места много! Давай вздремнём, пока мама не вернулась».
– Нет, друг, давай сам. Я выспалась.
