нарисовано слово «ВЫХОД».
– Вон там у них, похоже, КПП, – вполголоса сказал Лазарь, выглядывая из-за обгоревшего остова пассажирской «Газели».
– Ну, так пошли! – прошептал Джуда.
– Не спеши. Смотри, кто идёт.
На дороге появилось четыре человека. Крепкий мужчина в потемневшей от крови гавайке вёл за собой вереницу из трёх мальчишек, самому старшему из которых было не больше двенадцати. Пригибаясь к земле, компания перебежками продвигалась к заградительному барьеру «Гризли».
Джуда дёрнулся вперёд:
– Пойдём с ними...
– Нет, – остановил его Лазарь. – Сначала посмотрим.
Компания добралась до машины с надписью «ВЫХОД», и мужчина нетерпеливо забарабанил кулаком в боковое стекло. Минуту ничего не происходило. Потом водительская дверца открылась, и из «Ниссана» вынырнуло наружу трое охранников, вооружённых охотничьими ружьями и карабинами.
Один из охранников наставил сдвоенный ствол на мужчину.
– Руки вверх, – приказал он, взводя оба бойка. – И отошёл на три шага.
– Папа? – сказал один из мальчиков, когда отец отпихнул его от себя и попятился. – Папа!
– Серж, осмотри детей, – приказал второй охранник.
Пока первый держал на мушке отца, второй сканировал дулом пространство перед супермаркетом.
– Они целы и невредимы, – сказал мужчина в окровавленной гавайке. – Только я…
Третий охранник закинул карабин на плечо и принялся задирать мальчишкам майки и спускать до колен шорты.
– Нормально, – сказал он.
– Возьмите только детей, – взмолился отец, отступая ещё дальше. – Себя не прошу.
Старший из мальчишек сообразил всё первым. Попытался сделать несколько робких шагов навстречу к отцу, но один из охранников грубо дёрнул его за шиворот обратно. Мальчишка расплакался. Младшие браться не до конца понимали, что заставило брата удариться в слёзы, но всё-таки уловили общее настроение и сразу подхватили. Через секунду три тонких голоска слились в пронзительное бесконечное «Папа! Папа!», перемежающееся плачем.
Мужчина в окровавленной гавайке отступал спиной, пока не исчез из виду. Детей спешно запихнули в машину, и улицу снова окутала тишина, как будто ничего и не происходило. С той стороны забора нашли очень быстрый способ заткнуть детям рот.
Лазарь не сразу заметил, что Яника плачет.
– Пацаны буду жить, – обратился он к ней, а сам подумал: «вряд ли долго, и вряд ли счастливо, но этого никто никогда не узнает, поэтому все сомнения лучше оставить самим мальчишкам». – Долго и счастливо. Слышишь?
Её всхлипывания почему-то жутко раздражали.
Джуда напряжённо молчал. То ли был сражён неприятной сценой у входа в «Гризли», то ли просто не знал, что сказать. А Яника всё плакала и плакала. И не могла успокоиться.
Когда слушать её дальше стало невыносимо, Лазаря вдруг осенило.
– Девять из десяти... – выдохнул он, чувствуя, как пот под майкой становится очень холодным.
– А по мне, так на семёрочку, – не понял Джуда.
Наверное, Лазарь слишком выразительно посмотрел на него, потому что лицо белобрысого посерело:
– Я чего-то не догоняю?
– Мы никуда не идём, – отрывисто сказал Лазарь. – Надо возвращаться.
– Это шутка, да?
– Шуткой было бы назвать тебя зоофилом. А мы уходим.
Какое-то время Джуда соображал, что бы это могло значить. Не придумав ничего вразумительного, он напустился на Лазаря всеми перунами:
– Да ты что, бредишь? Плевать я хотел на пацанов этих! На батяню их, на мамашу, и на всю эту канитель! Мы сюда зачем пёрлись?! Чтобы развернуться у самого входа, потому что у тебя вдруг случился приступ моральности?
– Нет, – покачал головой Лазарь и посмотрел на Янику, – мы развернёмся, потому что твою подругу туда не пустят. Её покусали.
8
Они разместились на втором этаже одной из высоток, за два номера до той, что с «Гризли». Двухкомнатная квартира со зловонной кухней была хуже не придумаешь, но зато на входе стояла хорошая, прочная железная дверь.
– Я не могу в это поверить! – повторил Джуда в десятый раз. – Я просто не могу в это поверить!
Полчаса назад Яника задрала рукав кофты и показала небольшую ранку от укуса, забинтованную чуть выше локтя, а также несколько отметин от когтей поменьше – всё, что успел сделать с ней прокажённый до того, как в схватку с ним вступил её отец.
– Как ты могла?! Скрыть от меня такое?!
А ведь он сейчас, наверное, даже рад, что скрыла, желчно подумал Лазарь, вспоминая пошлые подмигивания Джуды. А если зараза передаётся через слюну, жалеет ещё и о поцелуях.
Яника больше не плакала. Просто стояла у подоконника, прижавшись плечом к стене, и разглядывала в окно разорённый палисадник. Лазарь подумал, что сейчас она легко могла бы выбить головой стекло и выпрыгнуть наружу, будь они этажом повыше.
– Почему ты до сих пор не перевоплотилась?
Яника покачала головой: не знаю.
Лазарю не требовался ответ на этот вопрос. Хозяин инсона редко подчиняется установленным им же правилам – это и отличает его от остальных. Чаще всего в этой уникальности скрыт ключ к победе в Игре.
– Ты знаешь, кто он такой? – спросил её Лазарь из дальнего угла комнаты.
Удивительно, но Джуда каким-то образом оказался рядом с ним. А ведь ещё утром невозможно было представить, что уже к обеду, будучи втроём в одной комнате, он станет держаться ближе к нему, нежели к ней.
– Сосед из четырнадцатой, знаешь его?
Рыжая голова снова помоталась из стороны в сторону.
Она врала. Возможно, неосознанно, но врала. Даже законченные шизофреники знают, что означают их галлюцинации. Ну, или, по крайней мере, думают, что знают.
Джуду грызли те же сомнения:
– Я ей не верю. Как ей теперь вообще можно верить?
Верить нельзя никому. Ни теперь, ни потом – никогда. Лазарь повторял себе это изо дня в день – перед сном и после сна – и всё равно попался. Поверил, как последний идиот потащил её в лагерь, хотя всё указывало на то, что ей там не место. И вот к чему это привело. Кто знает – может, лучше было вообще остаться дома? Не плясать под дудку Ведущего, не усугублять и без того шаткое здоровье этой несчастной девочки. С другой стороны – зачем тогда вообще Играть?
– Я никого не держу, – шмыгнула носом Яника. – Вы оба здоровы, вас они пустят без проблем. Мальчишек же пустили.
– А ты, стало быть, собралась стать кем-то вроде их папаши? – подколол Лазарь.
Яника повернула к нему распухшее от слёз лицо, и Лазаря передёрнуло: миловидные черты искажала гримаса ненависти.
– А ты вообще что тут делаешь?
Голос звенел презрением и злобой, но Лазаря сомневался, что эти чувства она адресовала ему. Его
