– В тамбуре? – переспросил Сенсор, и тоже посмотрел на Марса. Раз уж все видят в нём ответ, который никак не снизойдёт на него, может, стоит приглядеться?
Теперь на мальчишку было больно смотреть. Под пристальными взглядами друзей парень совсем сник. Он явно не знал, куда себя деть: глаза бегали из стороны в сторону, пальцы безостановочно теребили отвороты полосатой рубашки. Скорее всего, он не понимал и половины из того, что здесь проговаривалось, но от него и не требовалось понимать. Как и все дети, он обладал врождённым даром интуитивно улавливать общее настроение происходящего, чувствовать его инсоном, а не умом. И то, что он сейчас чувствовал, определённо не входило в список того, что Лазарь хотел бы опробовать на себе.
– Не в самом тамбуре. За тамбуром. За дверью. Там, откуда приходит чудовище.
Калим никогда не напивался дома, но мог в любой момент заявиться «на рогах». А мог и не заявиться – тут уж как повезёт. Лазарь снова включил воображение. Вот она ждёт его вечером дома, час за часом. Вечер переходит в ночь, а его всё нет. Она хочет спать, но боится уснуть. Ждёт, прислушивается к каждому звуку на лестнице. Не стукнет ли дверь, не шаркнет ли нога? Вот грохнули дверцы лифта – и сердце в пятки. Нет, не он... Вот снова. Закружился в замочной скважине ключ. Сердце остановилось, притихло. Да – это он. Но кто он? Какой из двух?
И так день через день. Пытка, к которой невозможно привыкнуть.
Наконец, и до Сенсора дошло.
– Хочешь сказать, он напился... пришёл и... и...
Лазарь ещё раз посмотрел на Марса. Парень выглядел – хуже некуда. Изумление, страх, стыд – всё это изобразилось у него на лице, как если бы речь шла о нём.
– Да, – кивнул он. – Вспомни их приятную беседу перед «Гризли». В инсоне Яники подлинным Калимом был сосед. Он был соседом, и был отцом. Знаешь, в драке с самим собой ты всегда обречён на поражение. Он боролся – и проиграл. Думаю, наяву он пытался сдержаться, возможно, гнал её от себя... Но она не ушла. Понадеялась на его силу. И поплатилась... И если ты всё ещё сомневаешься, то давай спросим Дару. Знакомого в инсоне встретить нельзя, если ты не познакомился с ним в инсоне, так?
Сенсор изогнул бровь:
– К чему этот каламбур?
– Валуев, Сенс! Калим показался Даре странно знакомым – мне тоже. Вот только похож он не на Валуева, а на нашего старого знакомца. Соседа, который преследует Янику, как легавая. Как зверь.
«Хрясь-хрясь-хрясь» – лесоповал с новой силой набирал обороты. Дерево валило дерево по принципу домино, открывая Лазарю всё больше закономерностей, причём каждая новая порождала сверхновую.
– Всё это косвенно, – отмахнулся Сенсор. – Отец в лагере. Ладно, допустим, Яника не видит в нём зверя. Но ты-то видел. Дара видела. Если настоящий Калим – тварь из соседней квартиры, то кто тогда раздаёт команды в лагере?
Сенс так самозабвенно выпрыгивал из штанов, стараясь развенчать чудовищную правду, что Лазарь понял: в дело вступила подсознательная защитная реакция. Сейчас он всеми способами старается минимизировать урон, нанесённый общему делу невнимательностью в аптеке, не отдавая себе отчёта, что делает только хуже. Стоит ему узнать об этом, как он прикусит язык, надаёт себе пощёчин, а то и придумает епитимью пострашнее. В другой раз Лазарь непременно надавил бы ему на совесть, лишь бы он поскорее заткнулся – и он непременно бы заткнулся – но не сейчас. Сейчас Лазарь и сам толком не знал, куда выведет его лесоповал, а упорное нежелание Сенса примириться с истиной подавало наводящие вопросы. Они-то и валили лес.
– В лагере Калим поддельный, – уверенно заявил Лазарь. – Но Яника считает его настоящим, потому что наяву отчим делает то же, что и в инсоне – не пускает дочь в лагерь. То, что ему велят.
– С какой стати ему это делать? – удивился Сенс.
«Хрясь-хрясь-хрясь...»
– С такой, что Калим подвластен Ведущему. Точнее, совсем недавно стал его адептом. А значит, делает то, что угодно Ведущему, и говорит то, что прикажут. Двухступенчатая Игра – такое вполне возможно.
Все молчали, не слишком впечатлённые услышанным.
– А кто тогда помогает таким, как Калим? – спросил в полной тишине Марсен. Испугавшись, что сморозил глупость, сконфуженно добавил: – Мы же не можем всех спасать. Людей-то до хрена!
Вспышка нового озарения, чёрт знает какого по счёту за последние десять минут, заставила Лазаря разинуть рот. Наверное, это последнее «дерево» на сегодня. Как и во всей Игре в целом.
– В следующий раз, Малой, беру тебя с собой, – в порыве неконтролируемой благожелательности пообещал он. А впрочем, разве не этого он добивался, требуя оставить парнишку? Похоже, чувства так захлестнули его, что вытеснили из головы мысли, и обещание вышло от сердца. Что ж, тем лучше. Больше шансов, что пацан поверит.
Друзья продолжали смотреть с недоумением.
– Непонятно? Последней Игрой Матвея был Калим! Матвей не подозревал, что мы работаем с его падчерицей, а мы не подозревали, что он проиграл её отчима. Его провал – такая же составляющая эпикриза нашей пациентки, – Лазарь указал на доску, – как и всё остальное. Можешь выдохнуть, Сенс, ты не единственный, кто подгадил нам в этом деле.
Марс вскочил на ноги, и, тыча в Лазаря выпростанным из кулака пальцем, прокричал:
– Ты обещал, обещал! Только попробуй потом съехать!
– Пьянчужек в инсон не берут, – вставила Дара.
– Да не буду я больше! – завопил мальчишка с выражением «неужели ещё не понятно?».
Лазарю всё стало понятно пятью минутами раньше – когда он только заговорил о Калиме. Когда смотрел мальчишке в глаза. Сегодняшний урок Марс извлёк. И преподал его не Лазарь, а девушка, изнасилованная собственным отчимом.
– Невозможно, – сказал Сенс, краснея уже всем лицом. – Ты забыл. В тот раз вместе с Дарой я тоже видел Калима. Если бы его «играли», я бы почувствовал.
– Не почувствовал, если к тому времени он уже проиграл, – неохотно выговорила Дара. Она скрупулёзно ковырялась в красиво наращённых ногтях, избегая смотреть на Сенса. – Лазарь прав. Матвей слил в тот же день, когда ты нашёл Янику. Он тогда ездил к Симону на ковёр отчитываться. Потом они с Аймой пару раз пытались пробиться в инсон Калима, но у них ничего не вышло. После проигрыша там одна сплошная гадость, сами знаете. Думаю, его совесть замучила… – подумав, прибавила она.
Сенсор вытаращил глаза:
– Выходит, всё это время ты знала...
– Я знала, что Матвей слил Игру! Я понятия не имела, что это был Калим.
– Секретность Матвея сегодня просто трещит по швам, – усмехнулся Лазарь.
Он зачеркнул «сосед из 14» и прямо под ним записал «отчим». Пустое место, на которое раньше указывала стрелка из «лагеря», теперь заняло слово «жизнь».
– Пока взаимосвязь между лагерем и отчимом остаётся такой, какой нам её изобразила Дара, у Яники всегда будет оставаться причина не жить. Лагерь и Калим – вода и масло, несмешивающиеся субстанции. Чтобы Яника смогла... нет, захотела попасть в лагерь, нужно показать ей, где обретается настоящий Калим. Где его настоящее место. Если она поймёт и захочет – поддельный Калим исчезнет, и никакая сила уже не сможет помешать ей войти.
В два прыжка Лазарь подскочил к дивану и принялся спихивать оттуда ничего не понимающих друзей. Марсен на четвереньках пополз от дивана, Дара с перепугу выпорхнула сама.
– Волосы! – вскричал Лазарь, стягивая за руку Сенса. – Волосы мне, живо!
7
Первым, что он увидел, выскочив из завешенной доисторическими коврами спаленки, была открытая входная дверь. В отличие от несчастной двери Матвея, здесь замки и косяк остались целы, а значит, эту дверь открыли добровольно. Бегом, но без особых надежд, Лазарь обыскал все комнаты. Убедившись, что квартира пуста, опрометью бросился на лестничную площадку.
Сердце рвалось наружу сквозь стенки грудной клетки.
