булыжники и увидел, как на затянутом мёртвой кожей небосводе открылось узенькое голубое окошко. Сквозь окошко пробивались к земле световые сабли солнца. Тогда он закрыл глаза и прислушался к собственному дыханию.
8
На этот раз Симон Петрович курил наргиле, увлечённо потягивая ароматизированный яблочно- банановый дым из деревянной трубочки на длинном рукаве. Рукав тянулся из изысканного металлического сосуда, расписанного индийскими тематическими узорами. Помещение давно не проветривалось, в комнате стояла тошнотворная смесь запахов пота, табака и фруктовых ароматизаторов, от которой резало в глазах. Бульканье, исходящее от наргиле всякий раз, когда Симон тянул из трубки воздух, наводило на мысли о ведьминским котлом. Лазарь прикинул в уме, сколько угарного газа «пассивно» вдохнёт, пока находится здесь, и решил приступить к делу, не мешкая.
– Мне нужны оба, – заявил он, едва опустившись в кресло.
Симон Петрович утопал в огромной красной напольной подушке и с умиротворённым видом обсасывал мундштук. Наблюдая за его неистребимой тягой к табачным изделиям, граничащей с культом, невольно верилось, что рак лёгких – миф, придуманный фармакологическими компаниями и продажными врачами, порождёнными жадностью табачных компаний. Лёгкие Симона, до сих пор исправно доставлявшие кислород в кровь, подтверждали эту гипотезу.
– Да что ты? – Симон изогнул белёсую бровь. – Сначала приходишь за час до назначенного, потом будишь посреди ночи, а теперь вообще заявляешься без приглашения, да ещё требуешь чего-то, ничего не предлагая взамен. Ты, часом, ничего не напутал, мальчик?
– В следующий раз принесу с собой «ганджи», – пообещал Лазарь.
У Симона вытянулось лицо.
– Ну, хорошо-хорошо, и хавчик.
Симон Петрович выплюнул мундштук, выпустил облако дыма и прищурился.
– А ты наглый парень, Лазарь. Я уважаю наглость – полезная черта в наше время. Но только до тех пор, пока не переходит в хамство. И сейчас ты очень близок к тому, чтобы потерять моё уважение.
– Серьёзно, мне нужны оба, – Лазарь вытравил из голоса шутливые нотки. – Вам прекрасно известно, что мне нечего предложить взамен. Если дело в деньгах… так и быть, готов делить долю Малого с Яникой.
На щербатой физиономии Симона появилась запоздалая полуулыбка, которую он умело замаскировал, снова закусив свой мундштук.
– Ещё пару месяцев назад тебе не нужен был никто. А теперь подавай сразу двоих. Я всегда считал, что люди не меняются, и уж ты последний человек, который станет меня в этом разубеждать.
Люди не меняются – это правда. Скорее, прогибаются. Пытаются прогнуться. Под гнётом неких жизненных факторов, желаний или потребностей. Всё равно, что гнуть ветку – пока тянешь, она меняет форму. Можно гнуть себя определённый отрезок времени или всю жизнь, но вот незадача – стоит только ослабить хватку, и природа сразу возьмёт своё.
– Люди не меняются – меняются обстоятельства. И нужды. Послушайте, ну это же идиотизм! Ведущий Игры идёт по трупам, только бы дефлорировать ещё одного Эмпата, а мы разбрасываемся ими направо и налево!
– Слава богу, это не единственное, что отличает нас от Ведущего. А что касается нужд, то количество не определяет качество. Уж ты-то должен знать.
Лазарь почувствовал, что снова уходит под контроль гнева. Нужно было успеть сказать как можно больше по существу, прежде чем полностью отдаться в его власть.
– Скажите это китайским промышленникам. Поймите, без Яники я бы ещё очень нескоро догнал, что брат мальчишки на самом деле вылизывает себе зад и лает на прохожих. А без помощи Малого мне бы точно не хватило времени придумать, как переубедить Энуо. Не говоря уже о том, что без его «BFG9000» мы бы сейчас с вами ни о чём не спорили.
– Как интересно, – прошепелявил Симон, зажав зубами чубук, – в твоей речи по-прежнему главенствуют личные местоимения. Уверен, что тебе действительно нужна команда?
Лазарь раздражённо выдохнул. Вот что бывает, когда слова опережают мысли. Надо взять себя в руки.
– Слушайте, если это какой-то психологический эксперимент Мецената по усмирению моего эго, то он успешно завершён. Я уже признал, что мне нужна команда. Помощь, надзор, контроль – называйте, как хотите. Но если он ждёт, что в придачу ко всему я стану умалять свои заслуги – пусть готовит эксперимент номер два.
Какое-то время Симон задумчиво потягивал яблочно-банановую дрянь из остывающего наргиле. Потом наклонился вперёд и сделал нечто такое, чего никогда не делал прежде.
– Будешь? – предложил он, протягивая Лазарю матерчатый рукав с деревянной трубкой на конце.
– Нет, спасибо. За прошедшую неделю мне хватило суицидальных актов.
– Как хочешь, – пожал плечами Симон и вернул трубку в рот. Наргиле снова забулькало, хотя угли окончательно потухли. – Поверь, Лазарь, у Мецената и в мыслях не было умалять твои заслуги.
Лазарь сделал страшные глаза:
– И вы так хорошо это знаете потому, что сейчас объявите Меценатом себя?
Симон Петрович запрокинул назад голову и хрипло расхохотался.
– Скорее ты, чем я, Лазарь, – сказал он, отсмеявшись. – Но ты прав насчёт эксперимента. И, да – дело вовсе не в деньгах, жилплощади или ещё какой бытовухе. В одном ты ошибся. Никто не знает, когда эксперимент начался, и, тем более, когда ему суждено закончиться. Даже я.
Лазарь привстал в кресле:
– Это что – «да»? В смысле, Меценат даёт добро?
На пористом лице Симона мелькнул полумесяц улыбки:
– Окончательный вердикт будет завтра. Я сообщу по телефону. А теперь выметайся отсюда. Я же вижу, у тебя глаза на лоб лезут.
Лазарь подскочил на ноги.
– Ну, наконец-то! То есть... я про глаза, конечно. Спасибо.
– Не за что, – прищурился Симон. – И это не политес. Я здесь действительно ни при чём.
– Ну, конечно. Просто по соседству горит склад яблоко-бананов, а дым в форточку надуло, – усмехнулся Лазарь уже у двери.
Потом он открыл её, подмигнул Симону на прощанье и выскочил вон.
9
Лазарь вышел на балкон глотнуть свежего воздуха перед сном, а заодно проветрить комнату. На улице совсем стемнело. Жёлтый свет из соседских окон посверкивал золотыми бликами на разноцветной мишуре, которой некоторые жильцы украсили свои заборы и деревья в преддверии нового года. Лазарь посмотрел через дорогу. Напротив коттеджа жила баба Ната – грузная восьмидесятилетняя бабка удивительно трезвого ума, чего, по мнению Лазаря, уже было достаточно, чтобы внести её в красную книгу. К молодёжи, как она называла их «секту», баба Ната относилась весьма лояльно, а в Даре и Айме, часто помогавших ей с покупками, души не чаяла. Внуки бабы Наты – двое мальчишек-близнецов, каждый год приезжавших к бабке на зимние каникулы, нарядили разлапистую восточную ель, росшую во дворе. Пластиковые шары и шишки, покрытые сусальным золотом, продирались сквозь завесу серебряного дождика, светясь отражённым светом фонарей и луны не хуже электрической гирлянды. К тому же, гораздо естественней и как-то волшебней. Лазарь подумал, что самая навороченная японская гирлянда будет выглядеть мишурно по сравнению с этой дешёвой китайской мишурой.
Открылась дверь, и на балконе появился Сенс. Укутанный в красный махровый халат, он был похож на внука Деда Мороза.
