- Ну, вопрос странный. В смысле?- Хуякс по ноге!
- Неправильно ты себя вел, понял?
- Понял.
- Что ты понял? Ты понимаешь, что нельзя так с Михалычем базарить?- Бац палкой.
- Хули ты не встал, когда он зашел?- Еще несколько ударов палкой по ногам.
- Блядь, вставать надо, когда заходит администрация!- Еще под коленки и по бицепсам бедер.
- Ты че? Ваще охуевший, что ли?- По икрам, по голеням.
Самое мерзкое, что сопротивляться бесполезно. Даже если этих удастся как-нибудь отоварить – что дальше? Бежать некуда. Только себе хуже сделаешь. А удары палками, вроде и не особо сильные, идут сериями. То, от чего с первого раза может и синяк не вскочил бы, на тридцатый раз заставляет мышцу раздуваться, кожу – синеть, а нервные окончания – выть от боли.
Ну, и где-то с такими присказками они меня долбят. Я падаю – нога левая онемела. Поднимают. По хребту, по печени, по рукам, по ногам, по жопе. Опять поднимают.
- Кароче, кто там кого убил?
- Да я хуй его знает.
Удар по бедру дубинкой.
- Я не знаю.
- Ну, ты не знаешь... Ты сейчас все узнаешь, ты сейчас все расскажешь, блядь, кто кого убил, где убил и что это было сделано по твоему приказу.
Раз, по одной ноге – по второй, по одной ноге – опять по второй. Боль, она стимулирует работу мозга. Надо срочно что-то рассказать. Язык начинает работать с дикой скоростью – все, что видел по телевизору, все что прочитал в газетах, все версии, которые мне высказывали мусора, которые ко мне приходили. Это я им выкладываю, один это все записывает на форматы. Лист формата А4, исписанный с одной стороны, называется “один формат”, если с двух сторон – то “два формата”. Написали этих басен журналистских на шесть форматов:
- Ну, нормально.
А там версия и по поводу администрации Химкинского района, и что это из администрации Чечни, и что это какие-нибудь автономные националисты, и военные, и что это мог сделать какой-то киллер, которому Маркелов дорогу перешел – да вообще что угодно.
- Так, ну а сейчас будем продолжать банкет. Надо еще.
Долбили меня со всех сторон. Палками – в затылок, по спине, по рукам. А я согнулся, головой вниз. И бью сам себе в глаз кулаком. Они не хотят на лице следов оставлять, значит чего-то боятся. Бывает же, что тут комиссии какие-то ползают. Если сейчас продолжат выбивать и сломают – можно потом будет как-то соскочить попробовать, написать жалобу куда-то... Увидят, что рожа разбита. Соломинка, конечно... Но это пиздец: если захотят и не поленятся, то вполне могут заставить и на себя наговорить! Настоящих пыток никто не выдержит. Информацию можно скрыть, но вот подписать заставят что угодно.
- Давай, еще рассказывай, что знаешь.
- Я вам, наверное, сознался бы, что это я их заказал, и убил сам. Но я сидел в такой тюрьме, где у меня не было даже сотового телефона.
- Нет, нихуя, ты сейчас расскажешь точно, кто это сделал!
Опять меня пиздят. Я уже на ногах не стою, голова еле соображает.
- Да не знаю, все рассказал что мог.
- Ну ладно, хрен с тобой.
А у меня уже разбито все: и нос, и лицо покоцано, и ноги все опухли, стали, как у такого профессионального бодибилдера Тома Платца. В полтора раза толще – я такого никогда не видел! Голова уже не опускается – горб из опухоли. Весь красный, течет все... Кровь, сопли. Жалко камеры не было – на память.
- Ладно давай, понесли!
Подняли меня, затащили в баню, облили водой. Оделся я кое-как. Дальше меня утащили на барак, уложили на шконарь.
- Ну, че? В столовую-то можно хоть не идти?
- Да, не ходи.
Гонки и отходняк.
Чем эта херня закончится? Наговорил я, по сути, полной хуйни. Это не более чем версии, которые были по телевизору. Вот мусора прочитают эту явочку, поймут что это порожнина, и дальше меня дернут, продолжать мероприятие. А мероприятие очень неприятное, когда тебе долбят, и сделать ничего не можешь, и боль остановить не можешь. Один хрен ни на кого наговаривать не хочется, хорошо хоть, ответа на их вопрос не знаешь... На самом деле незнание правды помогает в таких делах. Если знаешь – и у тебя об этом прямо спрашивают, причем зная, что ты знаешь, то правду всегда смогут выбить. Внутренний подлый голос, инстинкт самосохранения, будет кричать “Расскажи! Кто-нибудь другой все равно сознается! Зачем себя-то губить!?” Это тот же голос, что отговаривает идти в зал или предлагает зайти в макдак. А если ты не знаешь – ну, блядь, будешь терпеть, закусишь губу, наговоришь какой-нибудь хуйни. Поизворачиваешься, но никого не сдаешь. В этом, конечно, был плюс моей ситуации.
Лежу, у меня такие уже полугаллюцинации, температура поднимается. Я никогда не знал, что если тело превращается в один большой синяк, то поднимается температура. Это мертвые клетки начинают гнить и выводиться из организма. В ту ночь я вообще не спал. Полусон-полуглюки, дикая температура. И
