какого же дьявола он прикатил сюда с немцами? И вообще, почему он так быстро нашел с ними общий язык?
А может, лесник отвлек солдата не ради того, чтобы спасти меня? Вероятно, он знает, что на чердаке прячется и его дочь. А если бы не было ее? Тогда он поступил бы так же или совсем иначе? И что, если прекратить всю эту комедию и уложить немцев — из одного ствола офицера, из другого — денщика?
— Скоро сядет солнце, — послышался громкий бас лесника. Он говорил внушительно, без лести и заискивания и, видимо, своим достоинством, умением держать себя внушал немцам уважение. — В наших лесах быстро темнеет. Целесообразно засветло доехать до города.
— Как это говорится… Петухов, а?
— Гости, гости, не надоели ли вам хозяева?
— Да, да! Но ты давал мудрый совет. Россия — страна неожиданностей. Но здесь, где ты, Петухов, хозяин леса, тишина и порядок. Ты имеешь информацию о партизан?
— В наших лесах это исключено, господин майор. Здесь живут мирные люди, далекие от политики. Кроме того, им по душе немецкая культура, немецкие традиции. А если в лесах вдруг объявятся партизаны, я первый буду знать об этом. И вы, господин майор, можете быть уверены…
— Ты — великолепный человек, Петухов. Я принимаю решение всегда использовать твою помощь. Я хочу доверять тебе. Фриц, приготовить мотоцикл! Быстрее! Проводи меня, Петухов.
Когда за немцами захлопнулась дверь, разминая затекшие, онемевшие ноги, я сказал Галине:
— Ну и удружил нам твой папахен…
— Не имеет значения, — равнодушно отозвалась она. — Лучше посмотри в окно.
Внизу, на поляне, где стоял мотоцикл, было темно, а выше, над деревьями, еще дрожали, постепенно затухая, багряные всплески заката. Фриц возился у мотоцикла, офицер разговаривал с лесником, то и дело взмахивая спиннинговым удилищем.
— Надеюсь, господин майор не забудет дороги в эти края, — сказал лесник. — Сейчас рыбалка, а осенью утки и особенно вальдшнепы.
— Вальдшнепы — моя страсть! — воскликнул офицер. — Но зачем ты сказал: осень? Осень я буду иметь назначение Москва. У меня есть большой друг. Он имеет высокий должность. Осенью Москва будет много вакантный должность. Ты приедешь ко мне в гости.
— С удовольствием, господин майор. В Подмосковье тоже отменная охота.
Вот так майор! Уже и должность себе забронировал. Вроде для него переехать в Москву все равно что стакан вина выпить. А этот тип еще и поддакивает ему, в гости собирается! Я попытался представить себе немецкого майора где-нибудь у Большого театра или на Арбате, но у меня ничего не получилось.
— Может быть, проводить вас до города? — осведомился лесник.
— О нет, я уже хорошо изучил маршрут. Я даю тебе возможность иметь отдых, хозяин леса. Ты заслужил настоящий отдых. Ауфвидерзеен!
— Ауфвидерзеен! — откликнулся лесник, с готовностью пожимая руку майору.
Майор сел на сиденье, взялся за руль, с лихим изяществом, не оборачиваясь, козырнул. Солдат щелкнул предохранителем автомата. Мотоцикл взревел, круто развернулся и ошалело ринулся в заросли, метнув в лесника черно-синей струей выхлопного газа.
Лесник опустился на пенек, вынул из кармана большую трубку, набил ее табаком, жадно затянулся. Долго неподвижно сидел на одном месте, и, если бы не дымок, временами крошечным облачком взлетавший над его головой, можно было подумать, что он окаменел.
Быстро темнело. Лесник обернулся к сторожке и взмахнул рукой. Конечно же, он был уверен, что мы не спускаем с него глаз.
— Пошли, — сказала Галина. — Обо мне отцу — ни слова.
— Можешь не предупреждать, — обиделся я. — И вообще неизвестно, буду ли я с ним говорить.
— Будешь, — сказала она. — Куда же ты денешься?
Мы подошли к леснику. Он жестом пригласил сесть, мельком взглянув на ружье, которое я не выпускал из рук. Казалось, он не удивлен тем, что я уже на ногах. Лицо у него было добродушное, украинского типа, крупная лобастая голова крепко держалась на короткой массивной шее.
— Сейчас придет подвода, — сказал лесник. — И мы поедем.
— Куда? — встрепенулся я.
— Куда повезу.
— К чему эти загадки? — возмутился я.
— Без эмоций, — тут же охладил он мой пыл. — У вас есть план?
— План есть: разыскать товарища и пробиться к своим.
— Нереально, — отрезал он. — Не надо витать в облаках. Не надо закрывать глаза на правду. Наши войска отступают по всему фронту.
«Наши войска? Он сказал «наши»?» — пронеслось у меня в голове.
Лесник говорил негромко, спокойно, однако отдельные слова будто выстреливал. На лице появлялись, сменяя друг друга, противоречивые оттенки — то суровость, то лукавство, то нежность, то хитроватая усмешка, мол, понимай, как знаешь.
— По-вашему, это конец? — спросил я.
— Щенок! — взревел лесник. — Запрещаю тебе произносить это поганое слово!
— Но я думал, что вы… — смутился и растерялся я.
— Если бы ты думал! — все еще сердито проворчал лесник.
— Что же нам делать?
— Что делать? — проворчал он, пряча трубку в карман. — Рыбалить. Охотиться. Смотреть на небо. Щук по-русски приготавливать. Ручку господину майору целовать.
Я не мог понять, шутит он или говорит всерьез. Хотел было спросить его, почему он отпустил этих немцев, а не укокошил их с нашей помощью, но удержался.
— Друга твоего как зовут? Антон? — неожиданно спросил лесник.
— Антон, — подтвердил я. — А что, вы его знаете?
— Немного знаю, — ответил он.
— Он жив?
— Да. И представь себе, скоро встанет на ноги.
— Где же он?
— Ты встретишься с ним сегодня. И тогда мы обсудим план. А пока — марш ужинать. Да поторапливайтесь.
Когда мы, поужинав, вернулись, лесник сказал подобревшим голосом:
— Ну как щука по-русски? Вина не осталось. — И, положив сильную руку на растрепанные волосы Галины, спросил: — Ты что-то грустная, доча. Не захворала?
— Нет, — ответила Галина, и я хорошо видел, что она через силу улыбнулась.
— Значит, все хорошо?
— Да.
— Ну ладно, пошли.
Примерно в полукилометре от сторожки нас уже ожидала подвода. Опустив головы, кони дремали. Верткий мальчишка, услышав негромкое покашливание лесника, устремился к нему.
— Все в норме, дядя Максим.
— Поехали, — сказал лесник.
Галина помогла мне взобраться на телегу. Кони тронулись. Ветки часто задевали меня, а когда кони ускоряли шаг, хлестали по лицу, будто я в чем-то провинился. И все же на душе было светло: впереди — встреча с Антоном. Нервное напряжение схлынуло, голова стала свежее, вечер в лесу обещал прохладу и покой. Хотелось, чтобы лошади шагали веселее.
Я еще не знал, что мы будем делать. «Рыбалить. Охотиться. Смотреть на небо» — вспомнились мне слова лесника.
Совсем стемнело. Высоко над лесом плыли звезды. Родные звезды, оказавшиеся вместе с нами в глубоком тылу врага.
Когда же вы станете свободными, звезды?
