лешего тут две трубы? Ему, ясен-пень, отвечают: для холодной и горячей воды. Дескать, в бане она смешивается, и получаем воду теплую. Он в крик: это ж какая безалаберность! Воду будем смешивать прямо в котельных, и поставлять ее по одной трубе сразу теплой! А вторые трубы срежем и из них изготовим паровоз!
Клим потер шею: шрам уже давным-давно зарос, и не беспокоил, но привычка осталась.
— Мне, кажется, — заметил Клим, — вы ярый антисоветчик.
Ольга шикнула на Чугункина слишком поздно. Но Игорь загадочно улыбнулся, обнажая свои великолепные, зубы. Особенно замечательно выглядели клыки…
— Каюсь, есть такое. А раньше-то агитаторов не шибко воспринимал. По мне они все какие-то… хм… пресные. Но больше всего против советской власти сагитировала сама советская власть.
Снова переход по пролетам цеха. Пыль, грязь под ногами, дрожание мостиков. Игорь снова шел впереди, налегке, рассказывая что-то Ольге. Та тоже двигалась с пустыми руками. После нее, подбадривая друг друга проклятиями, тяжелую болванку вдвоем тащили Евгений и Рихард. За ними плелся Клим — инструмент оказался на удивление тяжелым…
Но у станка роли поменялись. Игорь и Ольга зажимали заготовку, устанавливали резцы.
— Управляющие кулачки проверять будешь?
Ольга покачала головой.
— Я так и думал… Включаем?
— Включаем.
Засвистели ремни, загрохотали шестерни. Станок на ускоренной передаче подвел суппорт к детали, сменил резец на черновой, сбавил скорость до рабочей. Полетела первая стружка.
Ольга и Игорь присели рядом с остальными.
Когда станок начал уже чистовую обработку, мимо проходил рабочий, остановился возле, глядя на работу хаотической машины, удивленно покачал головой. Обратился к Игорю.
— Кстати, там у меня в пролете станок престал работать. Может, посмотришь одним глазом?
— А что там?
— Да шут его знает, ничего с ним не делали, только перекрасили.
— А в какой цвет?
— В малиновый. Новый директор сказал, что малиновые станки повышают настроение!
— Кому?
— Этого он не сказал. Наверное ему…
— Ну да, конечно! Еще бы он работал! Вы бы еще его в розовый покрасили. Перекрась его хотя бы в желтый — будет работать.
Когда рабочий ушел, Клим спросил:
— И что, будет работать после перекраски?
— Сомневаюсь… — пожал плечами Игорь. — Но пока они перекрасят, меня уже тут не будет. Уйду с вами, если возьмете.
Все посмотрели на Ольгу.
Та задумчиво кивнула: возьмем…
На минуту включился резьбовой резец. Прорезал коротенькую нитку, всего в витков в пять. Просверлил отверстие. Затем вдруг отключился шпиндель. Кто-то успел подумать: вот и все. Но нет. Мертво застопорив шпиндель, станок стал двигать вперед-назад суппорт, пробивая в детали пазы.
— Кстати, — спросил Игорь у Клима. — Знаешь, как делают квадратные отверстия в железе?
— Не-а, не знаю!
— Сверлят квадратным сверлом!
Клим не засмеялся. Игорь махнул рукой.
Снова включился шпиндель, на нужное место стал отрезной резец. Через несколько секунд в лоток полетела готовая деталь. Еще теплую ее Ольга взяла в руки.
— Разве это похоже на ключ? — удивился Рихард.
— На другое оно похоже еще менее…
Из завода выбирались на бронетрамвае, когда-то оставленном Ольгой. По словам Игоря, он не числился в бумагах завода, а потому, никто не мог его кинуться.
Но вот, что странно: Ольга отлично помнила, что броневагон так и недоделала. Да только сейчас он был готов и снаряжен к дальнему путешествию: имелась и вода и провиант в рундуках. Неужели его доделал Игорь? Тогда отчего не уехал сам? Ждал их?..
Хотелось об этом спросить, но казалось: сейчас не время. Игорь сидел в кормовом посту управления, смотрел на удаляющийся завод, и будто слезы стояли в его глазах.
Отчего?..
Финал
Местное озеро замерзло до самого дна, причем так резко, что единственная местная подводная лодка «Камбала» вмерзла в лед на десятисаженной глубине. И экипажу, чтоб выбраться на поверхность, пришлось прорубить многометровый слой льда.
Почти весь экипаж получил длительный отпуск — до самой весны.
Матросы побрели по домам через зиму, ожидая, что скоро сядут на поезд поедут домой. Но, дойдя до
