понаслышке знали, что такое строевая подготовка.
Дмитрий шагнул к трибуне. Бывший десантник, он хотел отрапортовать по-военному сухо и официально, но, увидев стоявшего на трибуне начальника управления, с которым проработал на Березовой — Сыти не один год, перед могучими знаниями которого преклонялся, неожиданно для всех улыбнулся и негромко сказал:
— Иннокентий Кузьмич! Принимайте Всесоюзный Съездовский отряд. Ребята хорошие, не подведут.
Каштан узнал Дмитрия, когда колонна уже печатала шаг, и окликнуть его было неудобно. Увлекая за собою Эрнеста, он протиснулся сквозь толпу поближе к трибуне.
Дмитрий выступал перед микрофоном. Речь его не походила на те речи-призывы, которые обычно говорят на митингах, скорее она напоминала сжатый доклад специалиста. Сколько километров просеки предстоит прорубить на участке Дивный — Ардек. Сколько километров земполотна отсыпать. Какая техника прибудет в Дивный в самое ближайшее время. Какие новшества разработаны НИИ транспортного строительства для железной дороги в условиях вечной мерзлоты.
— Дорога в некоторой степени уникальна, — говорил он, — она расположена в зоне вечной мерзлоты. Намечен ряд экспериментов. Вот один из них, на мой взгляд самый интересный: на всем участке трассы впервые в СССР смонтируют металлические гофрированные трубы для пропуска воды под земполотном. По своим свойствам гофрированные трубы не уступают широко применяемым у нас в стране железобетонным, а трудоемкость их сборки, укладки, транспортировки снижается в несколько раз. — После короткой паузы, оглядев колонну, Дмитрий сказал: — Стройка всенародная, это верно. Стоит только посмотреть на наш Всесоюзный отряд, чтобы убедиться в этом. Вот я вижу русского и латыша, узбека и казаха, украинца и грузина… Но, пожалуй, неверно полагать, что БАМ имеет только всесоюзное значение. Он имеет всемирное значение. Не говоря уже о социалистических странах, в строительстве БАМа кровно заинтересованы страны капиталистические. На взаимовыгодных условиях уже подписан и скоро вступит в действие договор с Японией. Японцы обязались снабдить нас своей техникой и построить на одном из участков четыреста километров железнодорожного полотна, за что мы им предоставляем возможность в течение ряда лет эксплуатировать месторождения высококачественного каменного угля Южной Якутии. Уже в пути мощные и надежные самосвалы из ФРГ — «магирусы», а наш газ потечет в квартиры западных немцев. Таким образом, смею утверждать, БАМ служит делу мира во всем мире.
Когда Дмитрий закончил, Каштан, стоявший под трибуной, не выдержал и окликнул:
— Дима!..
Командиру отряда надо бы стоять на трибуне до конца митинга, но Дмитрий пригнулся и спрыгнул на землю. Они обнялись.
— Вымахал, черт, не узнать!.. Как в институте дела?
— Порядок. И ты изменился сильно… Кем к нам?
— Парторгом.
Каштан смутился. Ему стало неловко, что он окликнул Дмитрия, как мальчишку. Дмитрий, однако, не находил в этом ничего неудобного. Ткнув кулаком бригадира, обиженно спросил:
— Что ж ни одного толкового письмеца не кинул?
— Да так, время всегда в обрез…
Было у Каштана для такого письма время, не раз в мыслях писал его. Но не написал и не отправил: знал, что за должность у Дмитрия в Москве, понимал, как он занят.
— Мой товарищ, — представил Эрнеста Каштан.
Дмитрий и Эрнест не знали друг друга: Аршавский приехал на Березовую — Сыть, когда Янаков был уже в Москве.
Они пожали друг другу руки.
— Кто такая? Прослушал, — спросил Дмитрия Каштан, глядя на выступавшую девушку с энергичным взглядом и рассыпанными по плечам соломенными волосами, туго схваченными на затылке красной шелковой лентой.
— Любаша, наш комиссар, — ответил Дмитрий. — Перед отъездом диплом педагогического вуза получила. В школе рабочей молодежи математику преподавать будет… Что, хороша?
— Краля, что и говорить, — признался Каштан. — Да не с лица, однако, воду пить. Так у нас на деревне говорят.
— Красива, — подтвердил Эрнест. — Прямо-таки античная, классическая красота…
— Вдобавок умна. Довольно редкое сочетание, — улыбнулся Дмитрий. — Но предупреждаю сразу: с шурами-мурами к ней лучше не подступайтесь. Укусить может.
— Небось царевича своего на западе оставила, — предположил Каштан. — Разве такие в девках засиживаются?.. Ну, будет. Ровно кумушки разошлись, язык-то без костей.
Люба заверила начальника управления, что ни один боец Всесоюзного отряда не уедет, пока не будет построен БАМ…
Потом неожиданно кратко выступил Гроза.
— Магистраль наша, дорогая ты моя комиссарша, будет строиться не год и не два, а больше десяти лет, — обращаясь как бы к одной Любе, сказал он. — Так что твоего заверения не надо: не каждого хватит на такой срок. Устанете вы — вас подменят другие. А вот если Всесоюзный отряд в полном составе в Ардек через пару лет придет, «серебряные рельсы» там уложит, — честь вам и хвала. Тогда считайте, что долг свой комсомольский сполна отдали… — Иннокентий Кузьмич помолчал, окинул взглядом четкую колонну и заключил: — Добро пожаловать, ребята, спасибо за помощь вашу.
— Ну, не чудо ли старикан? — сказал Дмитрий Каштану и Эрнесту. — «Добро пожаловать» — все! Зачем говорить, когда и так все ясно?.. Как-то в старой кинохронике видел выступление Калинина перед строителями. Взошел на трибуну и сказал единственное слово: «Нажмем!» — а прозвучало оно сильнее самой пламенной речи…
С вещами колонна тронулась к зеленым вагончикам, что притулились в таежном коридоре. На вагонных окнах играли солнечные зайчики.
Люба вдруг забежала вперед, легко вскочила на пень и энергично подняла руку.
— Товарищи! — крикнула она. — Оказывается, наша улица еще не имеет названия. Прежде чем войти в нее, давайте придумаем название.
Галдеж, шум…
— Крещатик! — закричали украинцы.
— Ташкентская! — закричали узбеки.
— Рижская!
— Фрунзенская!
На пень — импровизированную трибуну — вскочил разбитной парень, из-под ворота зеленой форменной куртки у него выглядывал треугольник тельняшки. Лицо у парня было хитроватое, продувное.
— Вы просто меня удивляете, граждане и гражданочки! — с чувством сказал он. — За что идет спор?.. На минуту забудьте свои национальные чувства, и вы вспомните, что есть на Черном море город Одесса, а в городе том имеется улица с неповторимым названием, волнующим сердце и слух, как музыка великих композиторов, — Дерибасовская. Даешь название нашей улице — Дерибасовская!! — громко заключил одессит и для пущей убедительности ударил себя кулаком в грудь.
Захохотали.
— С таким же успехом, — едва справившись со смехом, сказала Люба, — я могу требовать название моей любимой улицы — московской улицы Горького. Не то, не то… — Она недолго молчала. — Мое предложение: назвать нашу улицу именем Павла Корчагина.
Согласились. Дмитрий сказал, что Дивный через несколько лет превратится в узловую железнодорожную станцию, в солидный город, поэтому улицу такого парня, как Павка Корчагин, можно назвать проспектом. Бойцы согласились и с этим.
Через считанные минуты к стволу лиственницы прибили указатель, нацеленный на вагончики, с надписью красной краской: «Проспект ПАВЛА КОРЧАГИНА».
Устраивались весело, расхваливали удобные вагончики. Дмитрию, как начальству, по распоряжению
