Он понимал правоту ее слов. Но какая разница? Мастер тем и отличается от ремесленника, что делает свою работу, не тревожась о мнении публики. Они поцеловали друг друга. Она похлопала рукой по его широкому плечу и, выскользнув из объятий, сказала:
— Ты знаешь, где найти меня.
Сант-Анджело допил остатки шоколада и выключил настольную лампу. Ему не хотелось спать. Наверное, Катарина правильно определила причину его бессонницы. У него возникло желание покопаться в старых записях, собиравших пыль в глубоком подвале. Этим вечером он чувствовал странное вдохновение.
Маркиз спустился на первый этаж и, одолев еще один пролет лестницы, подошел к тяжелой стальной двери, которой мог бы позавидовать директор любого солидного банка. Приложив палец и глаз к биометрическим сканерам, он повернул колесо замка, и дверь открылась. Автоматически включился свет. Вентиляторы воздуховодов тихо зажужжали.
Перед ним раскинулась череда подвальных комнат, в которых хранились бронзовые статуи, масляные картины в золоченых рамах, античные гобелены и шкафы, наполненные бесценными геммами. Такой могла быть пещера Али Бабы. Но Сант-Анджело не останавливался. Он направился в самое дальнее и секретное место в подвале. Хотя лампы над его головой имели ту же яркость, что и в других комнатах, этот угол по каким-то причинам всегда казался темнее остальных помещений, как будто некая мистическая сила приглушала здесь яркость освещения. Даже маркиз, при всей его храбрости, старался не задерживаться тут на долгое время. У дальней каменной стены располагался приземистый черный сейф, в котором он держал свои бесценные сокровища. Сант-Анджело пригнулся к замку, ввел комбинацию и, повернув несколько ручек, открыл тяжелую двойную дверцу.
На нижней полке лежал волшебный венок. Рядом на черной вельветовой подушке покоилась гарпа. В среднем отделении хранилась потрепанная кожаная папка с его биографическими записями. Он вытащил ее и положил на крышку сейфа. В затемненном пространстве верхней полки угадывались очертания железной шкатулки. Она тускло поблескивала, как глаз крокодила. Маркиз закрыл двойную дверь, но что-то заставило его остановиться. Он много лет не открывал шкатулку, которую когда-то сделал для хранения магического зеркала. Позже Сант-Анджело поклялся себе, что больше никогда не прикоснется к ней. Но сейчас она манила его. Любопытство стало таким сильным, что он вытащил ее и провел ладонью по круглым дискам, размещенным на крышке. Секретной комбинацией служило прозвище Катарины. Он аккуратно повернул диски и услышал тихие щелчки замков. Сант-Анджело замер, не зная, открывать ли шкатулку или убрать ее обратно в сейф. Однако его пальцы, будто обладая собственной волей, приподняли крышку и откинули ее назад на маленьких петлях.
Холодный свет ламп проник в шкатулку. Какое-то время трофей, покоившийся внутри, не подавал признаков жизни, но затем, пока маркиз удерживал взгляд на зеркале, закрепленном на внутренней стороне крышки, существо пробудилось от долгого сна. Сначала в желтых глазах отразилось смущение. Потом зрачки сузились в отчаянии. Змеи, заменявшие космы волос, зашевелились в воздухе, их крохотные зубы защелкали впустую. Рот горгоны открылся в привычном оскале, словно собирался закричать. Но даже если это был бы крик ярости, кто, кроме маркиза, услышал бы его?
Он наблюдал за ее отражением в зеркале, стараясь не выдавать свой инстинктивный страх. Взгляд отсеченной головы источал бессильную ярость — бурлящую невыразимую злобу. По прошествии веков горгона по-прежнему оставалась нетленным воплощением безумия, смерти и разорения. Он смотрел в ее глаза, как в бездну. Маркиз много раз хотел предать свой приз очищающему пламени. Но при каждом таком случае его рука останавливалась по воле таинственного импульса. Уничтожение головы казалось ему неправильным поступком. Теперь, когда его жизнь стала такой же обычной, как у всех других людей, он не осмеливался уничтожать последнее и живое доказательство бессмертия. Жизнь и смерть, добро и зло — все это являлось частью непознанного космического плана. И хотя маркиз пресек свое вмешательство в законы природы, он не мог преодолеть чувство гордости, восторга и удивления.
Опустив железную крышку и услышав щелчки замков, он поместил шкатулку обратно на верхнюю полку. Маркиз запер сейф и быстро прошел через подвальные комнаты. Он закрыл стальную дверь, повернул колесо массивного запора и, сунув рукопись под мышку, поднялся по лестнице. Его рука твердо сжимала перила. Сильные ноги перескакивали по две ступени за раз. Все это время ему казалось, что за ним молча гналось адское создание, готовое одним гибельным взглядом превратить его живую плоть в холодный камень. Он, не останавливаясь, поднялся на верхнюю площадку лестницы, затем обернулся, взглянул на длинный пролет ступеней и выключил свет. Темнота метнулась к нему, но он успел захлопнуть дверь — так громко, что едва не пробудил всю округу.
Благодарности
Вне всяких сомнений мой первый почтительный поклон относится к Бенвенуто Челлини, чью захватывающую автобиографию я прочитал еще в колледже. Она произвела на меня огромное впечатление и в какой-то степени побудила к написанию книги. Я заимствовал оттуда некоторую информацию — в основном, о событиях его жизни, о людях, которых он знал, о произведениях искусств, созданных руками мастера. Но все остальное я выдумал сам! Включая «Медузу».
Еще я выражаю глубокую признательность чикагской библиотеке «Ньюберри» — замечательному и почтенному учреждению, с которым меня познакомил мой брат Стив. И вновь многое из того, о чем я написал, является правдой, в то время как другие детали книги остаются чистым вымыслом. К примеру, библиотека «Ньюберри» не обладает «Ключом к жизни вечной». Я выдумал эту книгу. Хотя если бы такая рукопись Челлини существовала, она была бы подходящим дополнением к их знаменитой коллекции средневековых материалов и книг Ренессанса.
Похоже, я перебрал немного лишнего и с флорентийскими библиотеками — «Лоренцианой» и библиотекой Академии ди Белла Арти. Некоторые фрагменты их истории описаны вполне достоверно, другие я присочинил — в частности, когда описывал не очень похвальные подробности. То же самое касается Лувра и парижского Музея естествознания.
Следует добавить, что эта книга никогда не вышла бы в печать без одобрения моего несравненного агента Синтии Мэнсон, а также неутомимого и остроглазого редактора Энн Гроелл. Спасибо им обеим за помощь, иначе я не увидел бы эту последнюю строку.
Примечания
1
Примерно 61 см. —
2
Здесь и далее «Божественная комедия» Данте цитируется в переводе М. Л. Лозинского.
3
