в личных интересах Пекин бы с возмущением отверг, более того, даже сама мысль о том, что они с Ирой могут перейти к другому сорту отношений, вгоняла факультетского бунтаря в гнев и краску. Нынешние бунтари-революционеры ужасно стеснительны во всем, что касается интимных сторон жизни человека, – они даже собственные гениталии готовы не замечать, что уж говорить о чужих? А современные буржуа, напротив, так много говорят о сексе, что времени на секс попросту не остается… физически.
…Но вернемся к нашим пикетчикам, которые – слышите? – бодро и дробно шагают по обледеневшему мартовскому тротуару. Пекин, сознательно культивировавший сходство с юным Сталиным, хмуро смотрел вперед, а его куцая паства изо всех сил старалась не замечать ехидных взглядов прохожих.
– Ишь какие! – восхитилась продавщица из овощной палатки. Разглядывая пикетчиков, она обронила яркое зеленое яблоко, предназначенное для вершины фруктовой пирамиды. – И за чё боремся?
Пекин сглотнул злую молодую слюну и, не снижая шага, демонстративно качнул в воздухе плакатом: «Хватит обжираться за чужой счет!» У Иры был плакат со словами: «Пусть Гималаева научится сушить сухари и варить суп из топора!» Маму, наверное, хватит кондратий, когда она увидит в вечерних новостях дочурку, словесно бичующую обожаемую Геню. Ира очень на это надеялась – да, в общем, только ради этого самого кондратия она и подписалась участвовать в пикете.Телеканал «Есть!» располагался в неприметно-сером офисном здании, каких в нашем городе намного больше, нежели разноцветных и приметных. Унылый, словом, такой домище с облезлым крылечком и тесно заставленной машинами дворовой парковкой. На крыльце скучно курил охранник в камуфляже – непонятно, от кого он пытался укрыться при помощи пятнистого костюма, ведь ближайшие деревья и кусты («зеленка», как говорят военные), произрастали в нескольких километрах от здания, и зелеными, по причине марта, еще не были.
Пикетчики протиснулись между машин, испачканных жирной весенней грязью, сталактитами свисавшей даже с самых новых и дорогих авто, – и выстроились на крыльце, взметнув плакаты в воздух. Охраннику делегация напомнила популярный в детских дошкольных учреждениях художественный номер – литмонтаж, когда самые прилежные и легкоуправляемые малыши выстраиваются в линию и по очереди читают строки растянутого на всех длинного стихотворения. Правда, эти, с плакатами, были совсем не малыши – во взгляде лидера, полного, взъерошенного юноши, охранник прочел несколько строк о личной неприязни к нему, охраннику, отдавшему несколько лет жизни любимой родине в обмен на «прошку» и презрение. В трудную минуту охранник вспоминал про армию, и воспоминания всегда обеспечивали правильный эффект.
Пикетчики же, покуда охранник приводил себя в нужную кондицию, начали нескладно и заунывно гундосить – что чаша терпения народа переполнена, что телеканал обжирания для богатых следует решительно закрыть. И больше не открывать.
– Они тратят наши деньги! – пищала маленькая с виду девочка в круглых очках, тогда как Пекин ломким баритоном – и скороговоркой, точно дьякон, – озвучивал программный текст: «Люди, которые делают культ из еды, так называемые гурманы, – позор России! Старики не могут купить себе буханку хлеба, а нувориши обжираются авокадами и сыром за тысячу рублей! На днях Геня Гималаева, звезда канала «Есть!», призывала зрителей не экономить на покупке оливкового масла и брать только первый отжим – от трех сотен за бутылочку! И это происходит в наше время, когда многие люди пухнут от голода и с трудом сводят концы с концами!»
Охранник скептически оглядел фактурную фигуру Пекина, потом пухленькие щечки девушки в очках… Что говорить, почти все участники пикета могли похвастаться тем или другим участком тела, подходящим под категорию «выдающийся». Разве что Ира Николаева была худой, как палочка из китайского ресторана, и чисто теоретически сумела бы спрятаться за широкой фанерной ногой плаката.
– Время выбрали неудачно, – сквозь зубы прошипел Пекин, убеждаясь, что других зрителей, кроме охранника, у пикета по- прежнему нет. И что с телевидения никто не приехал, а ведь по телефону, гады, обещали, что все снимут и покажут.
Пикетчики вяло выкрикивали лозунги и на глазах сами теряли к себе интерес.
Местные, с канала «Есть!», пробежали мимо горе-пикетчиков трижды. Длинный дядька в кудрях, девушка восточного вида и сразу за ней – элегантный мужчина с маленьким, будто детским портфелем. Пекин при виде мужчины с портфелем пришел в демоническое возбуждение и попытался ухватить его за рукав замшевой куртки – но тут в дело включился охранник, автоматически выставив вперед локоть. Локоть подрубил Пекина, как топор сосну, и вьюнош упал плашмя на крыльцо.
Мужчина же преспокойственно отряхнул рукав, отстранил портфельчиком охранника и вступил с лежащим Пекиным в оживленную дискуссию:
– Мы несем людям радость, – терпеливо объяснял он, пока Пекин вставал, неловко опираясь на древко плаката. Ира представила, как на ляжке Пекина, под грязным пятном, расплывшимся на брючине и напоминающим очертаниями Южную Америку, расцветает кошмарный синяк. – А вы что несете? Только эти свои глупые плакатики вы несете! Глупые плакатики с глупыми словами!
– А вы воруете народные деньги! – отбил Пекин. – Вы, Павел Николаевич Дворянцев, проедаете будущее нашей молодежи!
– Да! – звонко выкрикнула маленькая девушка и пальцем поправила съехавшие очки.
Павел Николаевич (Ира и не подозревала, что он выглядит так молодо) перевел взгляд с Пекина на девушку и обратно. Остальных он и этим не удостоил.
– Народные деньги и без нас давно украдены, мой милый, – сказал директор канала «Есть!» на прощание, и охранник облегченно вздохнул, пропуская его в дверь. Впрочем, Павел Николаевич снова – будто в фильме, следуя сценарию, – высунулся из дверей и торжествующе добавил: – А на пикет ваш никто не приехал! И не приедет!
Ира была уверена, что он и язык Пекину покажет, но Павла Николаевича что-то остановило или отвлекло.
Инцидент исчерпан – расстроенный Пекин ощупывал зашибленное бедро, девушка в очках повернула плакат лицом к себе и словно вчитывалась в черные буквы, а Ира вдруг явственно увидела, как все они смотрятся со стороны. У нее имелся дар – наблюдать себя на расстоянии, и почти каждый раз получалось кошмарное зрелище. Сейчас, например, ей было так стыдно, будто лично она затеяла этот дурацкий пикет! Объясняться с Пекиным и товарищами Ира не стала, а по- детски бросилась прочь. Наверняка с верхних этажей ее глупый бег наблюдали сотрудники кулинарного канала, но Ире было все равно – пусть над ней хохочет сама Геня Гималаева! Главное – убежать отсюда, хоть куда, в любом направлении. Она чуть не сбила с ног маленькую блондинку в зеленом пальто. Если бы Ира смотрела хорошее старое кино, она тут же поняла бы, на кого хочет походить блондинка вместе со своим пальто. На юную Катрин Денев из «Шербурских зонтиков».
– Все в порядке, – вежливо сказала «Катрин», когда Ира, на взводе и навзрыд, принялась перед ней извиняться. – Я видела вас на крыльце. Скажите, вы не любите весь канал «Есть!» или вам не симпатичен конкретный ведущий?Вот так Ира познакомилась с Катрин – Катей Парусовой, Екой, которую вскоре ждало светлое телевизионное будущее на канале «Есть!». Катрин согрела заледеневшее сердце Иры Николаевой, научила ее правильно сосуществовать с родителями и даже подарила первую в жизни юбку. Родители Иры полюбили Катрин как еще одну свою дочь, и в день, когда Ира бросила ракетный факультет и устроилась на телеканал «Есть!», не ругали дочь, а ликовали.
Вначале Ира Николаева работала ассистентом Пушкина, потом стала личной помощницей Гени Гималаевой, ее незаменимой, ее бесценной Иран. И хотя с того мартовского пикета прошло несколько лет, Ира никак не решалась спросить у Еки, специально она ждала за углом в тот день или просто удачно распорядилась полученными от судьбы картами? Ира боялась узнать ответ, хотя подозревала, что на самом деле давно его знает.
В чем Иран не сомневалась, так это в том, что, задумай Катрин провести пикет канала «Есть!», у нее получилось бы намного убедительнее, чем у злосчастного Пекина. «Не надо торопиться, – говорила Ире Катрин и по-ленински веско добавляла: – Мы пойдем другим путем».Глава тринадцатая,
12 апреля 1961 года каждый житель планеты Земля занимался своим делом: летел в космос, впервые целовался, строил козни, умирал, рождался, врал родителям, покупал джинсы, брал взаймы, чинил машину – и никого из жителей этой планеты не волновала судьба двадцатисемилетней Марины Дмитриевны Карачаевой, доставленной в районный роддом нашего города в карете «скорой помощи». Скорый врач, еще нестарый, конопатый и рыже-розовый, как гриб-волнушка, всю дорогу залечивал роженицу скабрезными анекдотами, так что в приемный покой Марина Дмитриевна прибыла в абсолютно раздраенном – и физически, и душевно – состоянии. Дежурная акушерка тоже не стала изображать из себя ангела, а напустилась на бедную рожающую Марину Дмитриевну с адскими, раз уж у нас тут пошли такие аналогии, воплями. Причиной воплей стало, во-первых, то, что Марина Дмитриевна не взяла с собой карту беременной, а во-вторых, то, что акушерке не терпелось сдать дежурство сменщице и отметить с анестезиологами полет Гагарина, который сегодня переживали больница и весь мир.
Съежившись, словно под обстрелом, придерживая
