красавица, проснись!» – пророкотал знакомый голос. Пушкин! До чего же я рада была его слышать – как все герои Толстого, с ними хором кричала: «Я очень, очень рада!»
– Надеялся тебя разбудить, – заявил Аркадий. В трубке слышался привычный городской шум, каким он предстает автомобилисту: гудение сигналов, трамвайный звон, утренние матерки пешеходов. – Я уже, разумеется, еду на работу, как и подобает приличному режиссеру. А ты придешь ли, дева красоты? – строго спросил он. – Тут тебя все страстно ожидают. Некоторые даже ночей не спят – это я не про себя. Отключаюсь! Вижу П.Н. на перекрестке – зовет меня взглядом и криком своим…
Пушкин действительно отключился. Нового дня было не избежать.Я собиралась на работу как на войну.
Всезнающий П.Н. однажды рассказал мне о трагической судьбе повара по фамилии Баландин – сей неумелый кухарь кормил зэков в Таганской тюрьме и к обязанностям своим относился без огонька. Супчики у Баландина получались жидкими, в котлетах катастрофически не хватало мяса. В общем, зэки однажды восстали против баландинской стряпни и сварили в котле самого повара. П.Н. утверждал, что именно от фамилии несчастного произошло словечко «баланда» – не знаю, правда это или нет, но я себя чувствовала тем утром непутевым Баландиным. Из которого вот-вот сварят суп.
Перед выходом из дома мне пришла в голову светлая, как Венеция, мысль проверить почту – срочно требовалось поднять самооценку! Пусть поклонники захвалят меня, пусть взволнованные моим отсутствием зрители окружат меня любовью и заботой! Увы, миг любви и заботы пришлось отложить – я забыла оплатить услуги компании, пускающей меня в Интернет.Завтрак на кухне-студии еще не начинался. Дежурные повара торопливо накрывали на стол.
– Испания? – спросила я у незнакомого юноши в белом колпаке, пытаясь угадать тему.
– Португалия, – уточнил он.
На вид все это походило скорее на обед, чем на завтрак: утка, фаршированная сливами, гаспачо из дыни с мятой, тушеный козленок, миндальный пирог. Морковный и каштановый джемы. Сыр «серра» и «тетилья». Сласти из желтков «овуш молес». После такого завтрака можно неделю не есть!
Народ собирался стремительно, как тучи в грозу. Прицокала Аллочка, уселась рядом с хмурым Пушкиным – по телефону он не казался и вполовину таким хмурым. Ирак при виде меня вспыхнула и стала от этого почти хорошенькой, как любая смущенная смуглая девушка. Иран зато была ледяной, как сорбет, – раньше в ней не так звучала эта холодность.
Ждали только П.Н. и Еку, они начальственно задерживались. И еще одна персона отсутствовала – неизменный столовник Юрик. Который, впрочем, теперь не столовник, а полновластный хозяин канала.
Дод Колымажский сел рядом со мной и завел шепотливый рассказ про Шарлеманю, когда двери наконец распахнулись и явилось прекрасное трио. У меня заболел живот от злости, когда я увидела, как они выступали, – ну просто птица- тройка! Посредине тяжело шел П.Н., никого бы уже не сумевший обмануть своим возрастом, – незнакомая мне голубая рубашка и галстук, выбранный при явном женском участии, состарили шефа лет на десять.
– Он дней пять так ходит, – взволнованно прошептал Колымажский. – Все джинсы, говорят, повыбрасывал. А ведь они ему, наверное, пригодятся… в новых экономических условиях.
Я не ответила Доду, буравя глазами Еку, словно нефтеискатель почву в поисках заветного месторождения. Почва молчала и улыбалась загадочно, как Джоконда, Незнакомка и Дама с горностаем вместе взятые. Ека тоже была сегодня в голубом – в платье холодного и тяжелого, как айсберг, цвета.
Наконец – Юрик Карачаев. Или теперь надо говорить «Юрий Евгеньевич»? Юрий Евгеньевич торжествовал, как писатель, получивший главную литературную премию планеты в день собственных именин из рук влюбленной в него мисс мира. Жизнь Юрия Евгеньевича удалась. Телеканал «Есть!» лежал у его ног, и потому он мог позволить себе теплые взгляды и участливые похлопывания по спине, которых удостоились Колымажский, Пушкин и тот самый юноша в колпаке. Его звали Петя Петров, с ударением на первый слог. Простота – не наш стиль, правда, Петя Петров?П.Н. грузно сел на привычное место, уворачиваясь от моего взгляда, придвинул к себе тарелку. Пироги я даже не стала доставать – они все равно не ложились в тему. Где вы видели грибы в Португалии?
– А где грибы? – спросил вдруг П.Н., не обращаясь ни к кому конкретно, так что глаза у доброй половины сотрудников испуганно забегали. Я наслаждалась, представляя ломаный ход мыслей Еки – о каких грибах идет речь? Кто их готовил? Где они могут быть?
И я промолчала – лично меня никто ни о чем не спрашивал. Наш эксцентричный начальник часто выкидывает коленца, так что странный вопрос его мог, повисев некоторое время в воздухе, растаять сам собой. Но тут мои пирожки с грибами повели себя непредсказуемым образом: они вдруг запахли во весь дух, как будто отозвавшись на вопрос П.Н. Запах был таким одуряюще вкусным, что Юрик (обойдется без отчества) сглотнул слюну, как лягушка муху, Аллочкины тонкие ноздри затрепетали, а П.Н. погрозил мне пальцем, будто нашкодившей соседской девочке, которую очень хочется выпороть. Но нельзя.
Я достала пакет с пирожками и молча протянула его П.Н.
– Вы не возражаете, Павлуша? – спросил Юрик, перехватил пакет и выудил пирожок.
Сотрудники телеканала изучали узоры на скатерти, П.Н. побледнел, и только лицо Еки оставалось таким же выразительным, как пустая тарелка.
– М-м-м… – Юрик откусил половину пирожка и снисходительно кивнул, словно мэтр, принимающий экзамен у юного дарования.
Дод Колымажский вцепился в мою руку, Ирак что-то громко шептала – казалось, она молится. И тут П.Н. вырвал у Юрика пакет с пирожками и перевернул его над своей тарелкой. Пирожки посыпались градом, отскакивая и ударяя по соседям – голубое платье Еки удостоилось сразу двух ударов, оставивших неровные жирные пятна. Ека преспокойно подняла пирожки брезгливыми пальцами и бросила на тарелку, как мертвых мышей.
– Кофе готов, – сияющий Петя П
– Юрик! – взревел П.Н. – Это были мои пирожки! И это была моя телекомпания! И вот это, – он ткнул в меня пальцем, как на фреске Микеланджело Бог Отец в Адама, – это была моя любимая телеведущая. И она сделала замечательные пирожки!
– В которых мало соли, – вмешалась Ека.
– Да ты их не пробовала!
Петя Петров дрожащими руками пытался пристроить на столе кофейник. Уши его под колпаком горели, словно алые маки на тосканских полях.
– Необязательно читать всю книгу, чтобы составить о ней верное представление, – сказала Ека. – Мы с вами, Павел, как филологи отлично это знаем. Достаточно открыть книгу в двух-трех местах, чтобы понять, стоит ли она внимания. И с едой так же: я определяю качество блюда по запаху и внешнему виду.
– Ты определяешь по запаху и внешнему виду количество соли? – расхохоталась Аллочка.
Я ни разу до этого не видела, как она смеется: зрелище оказалось специфическим. Смеющаяся Аллочка – почти «плачущий большевик». П.Н., похоже, тоже впечатлился и развернул к ней стул:
– Аллочка, скажи, что мне делать? Распустить вас всех? Закрыться и проживать сэкономленные на завтраках деньги? В последние годы мы работали в убыток – взлет начался, когда пришла Ека. Да, Геня, нравится тебе это или нет, но Ека порвала все рейтинги. Рекламу дают нынче только под нее, все остальные программы – паразиты или благотворители.
– «Ека-шоу» – успешный проект, – признала Аллочка. – Более чем просто успешный, но почему мы должны расставаться с любимыми программами и… людьми?
– Слушайте, хватит говорить обо мне так, будто меня здесь нет, – вскипела и я. – Кто-нибудь объяснит мне, что такое «Ека-шоу»?
– В лесу его не показывают, – сказал Пушкин. – Ека сделала невозможное. Точнее, она делает невозможное каждый день.
– Кстати, Ека, мы опаздываем. – Иран постучала своими огромными пальцами по пустому запястью: она никогда не носила часов. – Тебе еще нужно переодеться. Эти пятна…
– Приятно было позавтракать с вами вместе, – улыбнулась Ека, отодвигая тарелку с пирожками. – Увидимся!
– Зайди после трех, – буркнул П.Н., глядя мне куда-то в ухо.
– Мне надо увидеть это шоу, – сказала я Пушкину.
Аркадий оживился:
– Да без проблем! Дод хоть сейчас проведет тебя в студию. Но приготовься быть изрядно фраппированной. Знаете, я все же выпью кофе. Вы как?
Аллочка уже разливала горячий душистый напиток по чашкам. Ирак, Колымажский и милый Славочка отважно хрустели пирожками.Читателю, разумеется, известно, как отбирается публика для ток-шоу. Эта шатия- братия слоняется целыми днями по зданию телецентра или – в нашем случае – заруливает на канал «Есть!» специально. Часто это одни и те же лица, проверенные и узнаваемые, которых наш штатный визажист (рассказывала ли я вам про Эмму Буркину? Напомните, потом расскажу) бегло припудривает перед съемками. Студенты, личные знакомые сотрудников, поклонники, отобранные Колымажским, а также случайно пришедшие к нам в поисках смысла жизни пенсионеры, пионеры и домохозяйки.
Во всяком случае, когда я вела кулинарные ток-шоу и телесостязания поваров, все обстояло именно так.
В студии, которую спешно переоформили под «Ека-шоу» (а может, не спешно? Может, подготовка велась за моей спиной долгие месяцы?), сидело столько народу, что Дод не сразу нашел местечко для нас. Извиняясь, я втиснулась между пышным мужчиной в ромбовидном галстуке и ничем не приметной тетечкой.
– «Приветствую тебя, пустынный уголок», – пробурчал сверху голос Пушкина.
