больным воображением красавицы. Странным образом это приятное волнение усиливалось сознанием того, что эта великолепная женщина купила возможность побыть с ним наедине.
— Я не смею даже смотреть на вас, Ваше величество! — Он стал на колени и согнулся в глубоком поклоне, краснея от своей вдруг обнаруженной способности выражаться подобным, учтиво-приторным, образом.
— Надеюсь, — тихо сказала та своим звонким девичьим голосом подойдя ближе и легонько приподнимая его подбородок, — не потому, что тебе неприятно смотреть на мое лицо!
Ретиарий покачал головой. Напротив, смотреть на Поппею было одно удовольствие. Хотя она была взрослой женщиной, на гладком белом лице с большими светлыми глазами не было ни морщинки. От нее пахло цветами и чем-то еще — сильным, терпким и приятным. Если бы он лучше разбирался в парфюмерии, то понял бы, что от императрицы исходил аромат драгоценной эссенции из железы кита, доставленной в Рим из далеких земель северных варваров.
— Ты понимаешь, что ты в моей власти? — спросила она Лейтенанта, осторожно поглаживая ссадины на его лице. — Что я могу делать с тобой все, что захочу? Что после этого ты можешь лишиться своей жизни?
«Ну уж нет! — подумал про себя наш бредивший герой. — Помирать в этом кошмаре я не собираюсь!» Вместе с тем сама перспектива — стать на время рабом столь красивой и могущественной женщины — странным образом чрезвычайно импонировала ему. Даже в бреду ему стало стыдно за мысли, столь чуждые молодому строителю коммунизма. Вслух же он совершенно искренне ответил:
— Я твой, моя госпожа! Я раб, рассчитывающий на снисхождение своей хозяйки!
— Наглец! — прошептала Поппея вдруг переставшим быть детским голосом, запустив в его волосы длинные и сильные пальцы. — Как ты можешь ждать от меня милости, ничем не заработав ее?
Лейтенант вдруг понял, что эта способность в один миг превратиться из похожей на девушку- подростка скромницы в зрелую похотливую самку и составляла тайну чрезвычайной женской привлекательности рыжеволосой императрицы. Недаром Нерон пошел ради нее на убийство матери и своей первой жены! Руки Лейтенанта сами потянулись к скрытым грубой материей бедрам Ее величества. Почувствовав на себе его ладони, Поппея вздохнула и слегка приподняла подол длинного плаща. Ретиарий понял ее желание и запустил руки под темную ткань. Поппея тихонько застонала. В этот раз к ней вернулся ее детский голос, и это возбудило Лейтенанта еще больше. Поднявшись с колен, он попытался увлечь ее на свое скромное ложе, застеленное несколькими овечьими шкурами. Но Поппея, мягко отстранив его, прошептала:
— Нет, гладиатор, я хочу показать тебе что-то другое!
Она оглянулась туда, где на веревочном гамаке мерцал тусклый огонек масляной плошки. Быстро поставив ее в стенную нишу, она сняла с себя все одежды. Поппея, как и большинство женщин древности, не была высокой. Несмотря на по-девичьи звонкий голос, она обладала чудесными зрелыми формами. Но более всего поражала способность Поппеи передвигаться одновременно быстро и грациозно — так движутся спортсмены и большие кошки. Она в мгновение ока взобралась на гамак и сделала Ретиарию знак придвинуть тяжелую деревянную кровать. Лейтенант, чувствуя нарастающее возбуждение, исполнил ее молчаливый приказ. После этого Поппея, оказавшаяся висящей над серединой ложа, прошептала:
— Крути меня, пока позволят веревки!
Еще не понимая, чего она хочет добиться, Лейтенант стал послушно закручивать гамак, стараясь одновременно прикасаться губами к розовым соскам ее грудей, белоснежной спине и губам, на которых играла странная в своей отрешенности улыбка. Когда веревки, на которых крепился гамак, были закручены до предела, Поппея перестала улыбаться и почти жалобно сказала:
— Войди в меня, доблестный Ретиарий!
По-прежнему придерживая гамак, Лейтенант пристроился под императрицей. Та, тихонько застонав, села на его разбухший от желания член.
— А теперь, мой послушный раб, — закрыв глаза, приказала Поппея, — отпусти веревки!
Лейтенант покорно исполнил ее распоряжение и тут же понял, чего хотела жена Нерона. Расправляясь, упругие веревки гамака начали вращать тело Поппеи, постепенно набирая скорость. Невыносимое по своей интенсивности наслаждение на несколько секунд заставило его и несущуюся над ним любовницу застонать словно от боли. Получаемые ощущения были настолько неожиданными и яркими, что он едва сдержал себя. Когда гамак наконец замер на месте, он, уже без приказов Поппеи, повторил процедуру вновь, а потом, когда они испытали очередной цикл наслаждения, еще и еще раз. После чего он потерял счет и очнулся только тогда, когда они одновременно испытали оргазм такой силы, что не смогли сдержать пронзительного крика. Его услышали другие гладиаторы школы, сам Ланиста и даже охрана близлежащего Домуса. Все они без исключения ухмыльнулись успехам счастливца. Ланиста, который в этот момент елозил потным волосатым пузом по гладкому животу чернокожей рабыни, довольно хмыкнул:
— Пожалуй, мальчика стоит почаще отдавать на случку! Глядишь, ночью он сможет заработать больше, чем днем! — И, ущипнув партнершу за дрогнувшую мягкую ягодицу, добавил: — Если закричишь так же, как Ее… как та женщина, я, пожалуй, буду приглашать тебя почаще!
Под утро, когда небо уже побледнело в преддверии близкого рассвета, когда на его фоне стали видны характерные силуэты римских сосен и очертания зданий, Поппея наконец оторвалась от Ретиария- Лейтенанта и вновь надела свой длинный черный плащ. Лейтенант, ожидавший хоть каких-то ласковых слов, был разочарован. Удовлетворенная императрица находилась в прекрасном расположении духа, но не собиралась вести себя как растаявшая от мужской ласки женщина. «Наверное, так же, — с горечью подумал Ретиарий, — чувствует себя гетера, расстающаяся с понравившимся клиентом!» Заплатив, он считает, что более ничем ей не обязан! Тем не менее, Поппея все же оказала ему еще одну милость.
— Я хочу, чтобы ты проводил меня до дворца! Ночью в Риме небезопасно!
Охрана школы — по-видимому, предупрежденная Ланистой, — без слов выпустила гладиатора, шедшего за закутанной в плащ женской фигурой. Императрица стремительной и уверенной походкой подошла к ожидавшей ее за воротами рабыне. Негромко переговорив, она взяла у нее некий предмет:
— Возьми его, Ретиарий, пусть он будет знаком того, что я доверяю тебе свою жизнь!
В руках гладиатора оказался меч. В мерцающем свете факелов сверкнул драгоценный камень, вправленный в его рукоятку. Даже в темноте можно было понять, что подаренное ему оружие стоило немалых денег. Низко поклонившись, Лейтенант забормотал слова благодарности. Поппея нежным прикосновением к склоненной голове заставила его распрямиться.
— Оставь эти условности, мой мальчик! Надеюсь лишь, что гораздо больше благодарности ты испытываешь за полученное со мною наслаждение! А теперь пойдем, я хочу попасть в храм Афродиты до рассвета!
Лейтенант и рабыня оказались единственными сопровождающими императрицы. По-видимому, она вышла из дворца через потайную дверь и без охраны, дабы не привлекать ненужного внимания к своим ночным путешествиям. Без лишних слов он взял в руки факел и пошел впереди, освещая дорогу своей царственной любовнице. Небольшая процессия двигалась быстро. Обе женщины, к удивлению Ретиария, без труда поспевали за ним. Неподалеку от храма, пребывание в котором, в случае чего, должно было послужить оправданием ночной отлучки Поппеи, она на секунду откинула капюшон плаща и посмотрела в его глаза. Слегка поцеловав губы гладиатора, она молча скрылась за небольшой металлической дверью, которую рабыня отперла бронзовым ключом. Постояв, пока на губах не высохла влага поцелуя, Ретиарий в задумчивости направился обратно в школу. Когда до нее оставалось каких-нибудь сто шагов и можно было расслышать перекличку часовых-преторианцев у Домуса, узкую улочку вдруг преградили две зловещие фигуры. Обернувшись, Лейтенант увидел еще двоих. У всех четверых в руках блестели короткие мечи. Лица были повязаны платками.
— Добрые люди, — ровным голосом обратился к ним наш герой, — у меня нет денег и чего-либо ценного…
Не успел он закончить свою фразу, как все четверо в полном молчании набросились на него. Судя по всему, ограбление отнюдь не являлось их целью. У Лейтенанта не оставалось времени на то, чтобы раздумывать о причинах столь неласкового отношения к своей особе. Он подпрыгнул и, ухватившись за раму уже погашенного перед рассветом уличного фонаря, резко перебросил свое тело через нападавших. Те
