слышишь?
— Да, я тебя слышу. Ты — не та девушка, с которой я разговаривал сначала, — ответил мужчина. Теперь его голос как будто отодвинулся — сейчас он звучал словно из колодца. — Но мне нравится твой голос. И твое волнение кажется мне искренним. Понимаешь, любители рассказывать разные истории обычно хотят, чтобы ты увидела что-то — то, что скрывается в их собственной душе. Им не составляет никакого труда завоевать твое внимание, заставить поверить, что все это они придумывают лишь для тебя одной. Так что не верь им, дорогая.
— Я знаю одного такого типа, — призналась я. И сама удивилась, чего это меня вдруг потянуло на откровенность. Богом клянусь, меня вдруг охватило такое чувство, будто я на исповеди. Вот только… больше всего мне сейчас хотелось протянуть руку и дотронуться до мужчины, чей голос я слышала, а отец Мэллой таких чувств у меня не вызывал. Если я и могла заставить себя коснуться его, так только в перчатках. — Я уже начинаю подозревать, что он… — Я осеклась — мне показалось, что Страж Ворот тоже затаил дыхание и ждет. — Мне кажется, он причиняет женщинам боль… я говорю не только о сердечных ранах, нет. Я имею в виду нечто посерьезнее…
— Понятно, — протянул Страж Ворот. По его голосу я не могла догадаться, о чем он думает в этот момент. Он звучал так тихо, что мне было слышно, как тикают часы на запястье Рози и шипит остывающая в раковине сковородка. — Он ведь уже целовал тебя, я угадал? Так он всегда и делает. И если он показал себя по-настоящему опытным, ты наверняка предложила ему остаться у тебя на ночь, верно? — Голос постепенно становился все более настойчивым — но, как ни странно, я не почувствовала в нем осуждения. — Ты должна забыть его, навсегда выкинуть его из головы, и жить своей жизнью. Добра тебе от него не будет.
Мы с Рози, схватившись за руки, испуганно переглянулись — в точности как дети, увидевшие привидение.
Первой опомнилась Рошин.
— Сдается мне, с нас хватит, — объявило это «дитя готики», которое на моей памяти не боялось ни Бога, ни черта. Решительным жестом она выхватила у меня микрофон. — Большего дерьма я в жизни не слышала. А ты, Страж Ворот или как тебя там, — ты сам-то еще не описался со страху? Небось обкурился до белых глаз! Прием.
— Поступай, как считаешь нужным, — ответил мужчина, словно заканчивая сеанс. — Возможно, все это вздор, который действительно и выеденного яйца не стоит…
Раздался оглушительный треск, а потом вдруг его голос зазвучал так ясно и отчетливо, словно Страж Ворот сидел рядом с нами на диване:
— Но если он когда-нибудь снова заговорит с тобой о любви, беги, — услышали мы. — Ради всего святого, беги изо всех сил… спасай свою жизнь.
Сейчас, оглядываясь назад, я думаю, какой же ерундой все это кажется! Да, я по-прежнему считаю, что все это — все, что случилось до этого вечера, каким бы безумием это ни казалось, — худо-бедно можно было перетерпеть.
Все произошло в пятницу, когда настало время снова идти обедать к тетушке Мойре. В этот день наша жизнь изменилась раз и навсегда.
Я еще немного посидела у Рози — с удовольствием поглощала все, что приготовила Эвви, смеялась шуткам моей младшей сестренки, старательно притворяясь при этом, что напрочь выкинула из головы все мысли о бродячем сказочнике, который мог запросто по совместительству оказаться кровавым убийцей. Но, уплетая лососину с кукурузой, я с трудом душила в себе желание выскочить из-за стола и, ухватившись за рукоятки настройки, снова и снова вертеть их, пока вновь не услышу тот же завораживающий голос, донесшийся к нам из чащи леса.
— Извращенец какой-то — сидит небось один-одинешенек в своей муниципальной берлоге, и нечем ему, бедняге, заняться, вот и придумывает, как убить время, — фыркнула Рози, скроив страшную рожу. — О боже… Косить под призрака, это ж додуматься надо! А как тебе его позывные? Страж Ворот… Ха! Тоже мне еще — пытался убедить нас, что на самом деле знает Джима! Небось вообразил себя обитателем того замка с черными воротами, о котором рассказывал Джим, правда? Ой, я вас умоляю! Дешевый трюк! Держу пари, этот тип какой-нибудь клерк или бухгалтер. Замок? Да таких замков в сказках не счесть. Эй, кому еще фасоли?
Но я то знала…
Думаю, Эвви тоже, но она благоразумно помалкивала — только мягко пожимала Рози руку, когда та в волнении принималась размахивать у нас перед носом зажженной сигаретой. Обе мы, и Эвви, и я, услышали за этим предостережением нечто другое… какое-то тайное послание, отправленное нам тем, кто обитал в лесу — в лесу, который я, сколько ни пыталась, так и не смогла представить себе.
В последующие дни я смиренно испила полную чашу стыда — которую, вероятно, заслужила, когда взялась следить за Джимом и Томо. При этом приходилось делать вид, что моя предполагаемая «болезнь» вот-вот сведет меня в могилу. Правда, это мало помогало. Столкнувшись со мной на улице, люди ухмылялись, провожая меня многозначительными взглядами. А отец Мэллой едва не поперхнулся, пожелав мне доброго утра.
Но это было ничто по сравнению с презрением, которым встретил меня мой шестой класс.
— Миссис Хэррингтон, оказывается, не знает почти ничего о Второй династии, — возмущенно объявила маленькая Мэри Кэтрин Кремин, едва я переступила порог класса. При этом она бросила на меня взгляд, способный заставить даже самый упрямый сорняк съежиться и пожелтеть. — Вот тут я записала все, что мы успели пройти за те три дня, пока вы… хм… болели. Заменять одного учителя другим — не слишком удачная идея. Не все учителя одинаково хороши, скажу я вам.
С этим словами она положила передо мной отпечатанный лист, улыбнувшись так сладко, что у меня скулы свело. С радостью выдрала бы ее ремнем, подумала я… Могу себе представить, что пришлось вытерпеть моей заместительнице за те три дня, что меня не было. Даже Дэвид, которому приходилось постоянно грозить пальцем всякий раз, когда он отнимал у девчонок ай-поды, выглядел сущим ягненком рядом с Мэри Кэтрин. Эта маленькая змея держала в руках весь класс — при одном только взгляде на нее мне невольно вспоминалась эсэсовка Илзе, сущая волчица в облике женщины.
Итак, за мной прочно закрепилась слава «шлюхи, которая не давала проходу тому парню на байке».
Финбар прекратил наконец слать мне эсэмэски — вместо этого, столкнувшись со мной на улице, он приветствовал меня коротким, презрительным кивком, после чего спешил уйти — словно я стала прокаженной. Старушки с подсиненными волосами, часами просиживающие в «Лобстер баре», очень ему сочувствовали.
А я… Конечно, я с утра пораньше принималась листать газеты, надеясь услышать хоть что-нибудь о Джиме — и при этом всякий раз боялась наткнуться на сообщение о новых жертвах в каком-нибудь захолустном городишке вроде нашего. К счастью, больше не было ни слова о какой-нибудь изнасилованной и убитой девушке — только всякая чушь насчет того, какое чудесное лето выдалось в этом году, да списки выигравших в лотерею. Брону я тоже решила оставить в покое. Жизнь становилась той же, какой была до того дня, когда в наш город с ревом въехал огненно-красный «винсент».
То есть так казалось — если не обращать внимания на то, что с тетушкой Мойрой явно что-то происходит.
Во-первых, она похудела и постройнела, стала снова носить туфли на высоких каблуках. Ифе проболталась, что наткнулась на тетку в парикмахерской и своими ушами слышала, как та попросила сделать ей мелирование. Когда же кто-то на рынке пошутил, что она, должно быть, получила хорошие новости, раз так сияет, Мойра только заговорщически улыбнулась, но не проронила ни слова. И к тому же всю неделю она изводила нас звонками, напоминая, что в пятницу мы у нее обедаем.
— Здравствуйте, мои дорогие, — проворковала она, распахнув перед нами дверь. Мы с Ифе, как обычно, пересмеивались — объектом наших шуток был Финбар, который теперь перестал здороваться и с ней — за компанию, наверное. Не успели мы переступить порог (Рози с недовольным видом тащилась за нами следом), как в ноздри нам ударил незнакомый аромат — ни подгоревшего мяса, ни переваренных овощей, ничего такого! Брови у меня полезли на лоб, а рот моментально наполнился слюной… Боже
