А когда вместе на коронацию ехали — тем же путем. Одного народу на переезд без малого восемьдесят тысяч понадобилось, лошадей девятнадцать тысяч. Восемь дней в пути — в сказке не расскажешь. А называлось — инкогнито. Какое царствование начиналось! Поди, и ей того не забыть.
РИМ
Дом «русской княжны»
Елизавета, Чарномский
— Ваше императорское высочество, который день вы в дурном настроении. На вашем лице невозможно вызвать улыбку. Вы погружены — нетрудно догадаться — в неприятные размышления. Неужели мы с Доманским ни в чем не можем рассеять ваших грустных дум?
— Все не так просто, Чарномский, совсем не просто.
— Но теперь, когда у вас открыт кредит и вы можете выполнять любые свои желания, когда граф Алексей Орлов каждый день доставляет вам все новые доказательства своей преданности и серьезности своих замыслов…
— Именно теперь, Чарномский. Я не понимаю неожиданной решительности Орлова, и все окружающие подтверждают двуличность его натуры. Почему именно теперь, когда положение русской императрицы укрепилось, он так усиленно начинает уверять меня в своей преданности? Чем это выгодно ему? На что он может рассчитывать?
— Может быть, ваше высочество, вам просто неизвестны какие-то обстоятельства его жизни: обида, ревность, месть.
— Послушайте, Чарномский, по времени эти перемены связаны с переменами в действиях ваших соотечественников. Вы сами были в моей свите в церкви Санта Мария дель Анжели во время встречи с польским посланником маркизом Д’Античчи. Маркиз был предельно любезен, но он уклонился от выполнения моих просьб. Его единственная рекомендация сводилась к тому, чтобы я нашла себе тайное — заметьте, Чарномский, именно тайное! — убежище в Италии или Германии, но никак не пускалась в путь в Россию. Он столько раз повторил совет отказаться ото всяких политических притязаний. Вы можете это объяснить?
— Но он же не конфедерат, ваше высочество! Он представляет здесь изменника Августа Станислава Понятовского, кстати сказать, как утверждают, любовника русской императрицы. Как бы он мог вам советовать нарушать ее спокойствие и благополучие?
— Положим. Но по существу одновременно подобные советы мне стал давать кардинал Альбани. Когда я не склонилась на его убеждения, он категорически отказался предоставить мне заем в какую- нибудь тысячу червонцев. Хотя месяцем раньше предлагал мне во много раз большие суммы.
— Но ведь он не стал папой, на что так рассчитывал, не правда ли?
— Вы что хотите этим сказать?
— В качестве папы он хотел иметь объединенную с ним узами дружеских отношений правительницу на российском престоле, в роли кардинала это перестало иметь для него существенное значение.
— И все-таки слишком много совпадений.
— Ваше высочество, не письма ли графа Орлова вызывают у вас такую подозрительность в отношении тех, кому еще недавно вы готовы были доверять? Ведь он пишет вам каждый день, и вы сами сказали, что эти письма отличаются редкой обстоятельностью.
— Советы Орлова… Что ж, он дает их немало.
— Ваше императорское величество, я не вправе спрашивать, в чем они заключаются…
— Здесь нет секрета, а если и есть, то вас он коснется так же, как и меня. Орлов советует, если я решусь съездить в Пизу, постараться избавиться от наблюдения как представителей официальной Польши, так и Ватикана.
— Каким образом, ваше высочество?
— Кардиналу Альбани сообщить, например, что я отказываюсь от имени графини Пиненберг и ото всех своих политических прожектов и ухожу в монастырь. Впрочем, это я уже сделала.
— Но ведь тем самым вы как бы исчезнете. Ваше высочество, как бы перестанете существовать!
— Вот именно. Об этом и идет речь.
— Не опасно ли это?
— Но это только в отношении Ватикана. Маркизу Д’Античчи мне предстоит сообщить об отъезде в одно из немецких княжеств, не уточняя, в какое именно.
— Вы думаете, вы убедили своих корреспондентов, ваше высочество? Это было бы слишком просто для таких искушенных в политических интригах людей.
— Я поняла это, когда ко мне после письма кардиналу пришел аббат Рокотани. Мне пришлось сказать ему, что осуществление моего намерения требует времени, а пока я собираюсь на шесть недель в Пизу.
— Аббат не задавал вам никаких вопросов?
— Нет. Он только вызвался прийти и благословить меня в дорогу, когда мы завтра будем уезжать. Оттягивать наш отъезд мне кажется неразумным: с первого визита Кристинека прошло 20 дней.
ПИЗА
Дом «русской княжны»
А. Г. Орлов, дворецкий, О.М. де Рибас
— Можно считать, дворец для нашей принцессы готов. Ты все проверил, Савелий? Мебель, посуда, белье? Непременно столовое серебро. И главное — в большой зале поставь одно большое резное золоченое кресло. Кроме него никакой мебели. На приемах принцессы все должны стоять. Я не думаю, чтобы она захотела устраивать приемы, но на всякий случай все должно быть припасено.
— Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство. Все доглядел. Бесперечь будете довольны.
— Верю, верю. Государыню ты не раз у нас принимал, авось и здесь не опростоволосишься. Помни, чтоб все как для императрицы сделано было. А ключи для заднего входа и калиток вторые заказал ли? Замки там промазать надо, чтоб не скрипели.
— И того не забыл, Алексей Григорьевич. Вас вот Рибас дожидается.
— Давно? Что ж сразу не доложил?
— Да я только что в окошко его увидал. В пыли весь. Поди, стряхнуть одежду и ту не успел. Вон как по коридору-то бежит.
— Ваше сиятельство! Ваше сиятельство, принцесса выехала из Рима! Она уже в пути!
— Отлично. А теперь докладывай со всеми подробностями. Она едет одна?
— Нет, со всей своей свитой. Иначе она отказывалась выехать из Рима. В свите человек шестьдесят.
— Целый царский поезд. Но об этом потом. Итак?
— Принцесса выехала 11 февраля. Сначала она направилась на площадь Четырех Фонтанов и, оставив спутников в каретах, одна, под густой вуалью обошла все фонтаны, в каждый бросила по монете, а у Тибра целую пригоршню. Потом она направилась в церковь Санто Карло у Четырех Фонтанов и надолго задержалась в исповедальне.
— Она исповедалась у католического священника?
— Так выглядело со стороны, ваше сиятельство. Но мне удалось затаиться в скамьях и услышать обрывки разговора, никак не напоминающего исповедь. Скорее это было деловое свидание.
— Вы не могли разглядеть с кем?
— Нет, такой возможности не было. Тем более из исповедальни принцесса прошла во внутренний дворик церкви, на пороге которого стоял монах, не разрешивший мне туда пройти. Выйдя из церкви,
