— За что же? Вам спасибо за приглашение.
— Что вы, что вы, это вам спасибо, что согласились навестить мою скромную обитель.
Костырин ушел. Андрей Аверьянович посидел еще немного, проверил, хорошо ли заперт стол, и отправился домой.
2
Дождь все-таки собрался в тот вечер, и Андрей Аверьянович вышел из дома пораньше, чтобы иметь время пройти три троллейбусные остановки пешком. Надвинув на лоб свою непромокаемую шляпу, подняв воротник плаща и поглубже засунув руки в карманы, он с удовольствием шагал по улице. На перекрестках в мокром асфальте отражались разноцветные огни светофоров, редкие машины проносились мимо с легким шипением. Дождь сеялся мелкий, едва заметный.
Андрей Аверьянович перед уходом, стоя, все-таки прочел главу XXIII, носившую название «Соглашение, достигнутое за обеденным столом», и сейчас думал о книге и ее персонажах.
Ему очень симпатичен был Люис Элист, от лица которого велось повествование, нравилась атмосфера напряженных поисков истины и борьбы за справедливость, в которой жили герои романа.
Пролеты между остановками были недлинные, и вскоре Андрей Аверьянович стоял в парадном одноэтажного дома, построенного лет шестьдесят назад и сохранившего на фасаде аляповатые украшения тех времен.
Костырин занимал в этом доме две комнаты с высокими лепными потолками. И мебель здесь была под стать дому — громоздкая, красного дерева, украшенная резьбой.
Хозяин представил гостя своей жене, крупной женщине с полным добрым лицом. Андрей Аверьянович сразу решил, что это ее комнаты, ее мебель, она выросла здесь, а Костырин человек пришлый.
На столе появились пузатенький электросамовар, бутылка коньяку, сухая колбаса, нарезанная тончайшими ломтиками, лимон, посыпанный сахаром. Костырин подмигнул Андрею Аверьяновичу и потер руки.
— Прошу за стол, — пригласил он и указал на стул слева от хозяйки, а сам сел справа.
Они выпили по рюмочке, заели лимоном, пожевали колбаски. В это время в передней раздался звонок, и Костырин пошел открывать сказав:
— Это Вера Сергеевна.
Андрей Аверьянович представлял себе учительницу математики Седых высокой строгой дамой с волосами, гладко зачесанными, собранными в пучок на затылке. А в комнату вошла небольшого роста женщина, коротко стриженная, с аккуратно и красиво уложенными каштановыми волосами, едва заметно седеющими на висках. Полные губы ее, видимо, не знали краски. Ей можно бы дать не более тридцати, если б не глаза, усталые и печальные, в сеточках морщинок.
Веру Сергеевну усадили за стол, и она выпила стакан чаю. Андрей Аверьянович видел, что ей не терпелось поговорить о деле, но она сдерживалась, полагая неудобным начинать такой разговор за столом.
Николай Иванович тоже, видимо, понял ее состояние.
— Пойдемте в мой кабинет, — предложил он, — поговорим, а чай (он опять подмигнул Андрею Аверьяновичу и кивнул в сторону бутылки) от нас не уйдет.
Они перешли в другую комнату, разделенную ширмой с павлинами на две части — одну, меньшую, занимали две кровати, в другой стояли стеллажи с книгами и письменный стол. Костырин включил настольную лампу под зеленым абажуром, усадил гостей, а сам, сославшись на необходимость помочь жене, ушел.
— Я вам очень благодарна, — начала Вера Сергеевна, — за то, что вы согласились выслушать меня.
Андрей Аверьянович молча наклонил голову, приглашая Веру Сергеевну продолжать.
— Николай Иванович вам уже рассказывал, какое у нас в семье случилось несчастье…
— В общих чертах.
— Я тоже почти ничего не знаю и, что еще хуже, совершенно не понимаю, как это могло случиться. В голове не укладывается. Олег не был трудным мальчиком, дурного влияния уличных друзей не испытывал, насколько я знаю. А я знаю о нем многое. Его не назовешь скрытным, замкнутым. Восторженный, открытый, порывистый. Но порывы его всегда были добры и благородны. А тут — ограбил старушку, отобрал у нее тридцать рублей — месячную пенсию. За этим не просто испорченность натуры, но жестокость, чего я никогда не замечала в сыне. Я была на одном из допросов, и он при мне повторил все, что говорил следователю раньше: да, ограбил, да, отобрал у старой женщины сумочку с тридцатью рублями. Зачем? Нужны были деньги. Для чего? Нужны и все. Следователю это дело кажется простым и ясным. Когда я сказала ему, что мне совершенно непонятны мотивы преступления, он ответил: «Что же тут непонятного? Перед молодым человеком в наше время столько соблазнов». Каких соблазнов? Олег ни в чем не нуждался. У меня такое ощущение, что он просто не успел придумать ответа — зачем ему нужны деньги. С трудом, но я готова поверить, что мальчик попал в дурную компанию, в шайку, и его заставили отнять деньги у старушки. Следователь утверждает, что нет оснований подозревать участие в деле сообщников, материалами для этого он не располагает.
— Если обнаружится, что были сообщники, — сказал Андрей Аверьянович, — мера наказания не будет меньше.
— Мера наказания! — вырвалось у Веры Сергеевны. — Как ужасно это звучит, когда относится к собственному сыну. Поймите меня правильно: я не хочу укрыть Олега от наказания за совершенный им поступок, но я мать и буду делать все, чтобы его спасти. Не от закона, от него самого. Что-то с ним происходит, что-то случилось, и кому-то надо в этом разобраться.
— Суд должен разобраться.
— И суд может увидеть тут элементарный случай, не больше. В ряду многих дел происшествие с моим мальчиком, может быть, и окажется для судей рядовым делом, но для самого Олега, для меня, его матери, для его отца это огромное несчастье, которое может перевернуть, исковеркать жизнь. Ах, как тут нужен знающий, умный человек, имеющий возможность изучить дело, и всем нам помочь. Помочь хотя бы понять, что же все-таки случилось с Олегом.
— Но у вас уже есть адвокат.
— Адвокат назначен и, по-моему, относится к делу формально, как и следователь. Кроме того, несколько дней тому назад он сообщил, что надолго уезжает за границу. В общем, ему не до моего Олега и, как я понимаю, дело все равно передадут другому защитнику.
— Адвокаты, как и следователи, не любят браться за дела, начатые другими, — сказал Андрей Аверьянович.
— Их можно понять, — Вера Сергеевна чуть заметно улыбнулась. — Учителя тоже неохотно принимают класс, который с начала года вел другой преподаватель. Я не смею настаивать, могу только просить.
Слушая Веру Сергеевну, Андрей Аверьянович думал, что она не похожа на тех матерей, которые любят своих детей слепо. Ей хотелось помочь.
— У вас есть еще сын? — спросил он, оттягивая окончательный ответ.
— Есть, Игорь, на два года старше Олега.
— Они дружили?
— Мальчики? Ну, как вам сказать… — Вера Сергеевна медлила, подыскивая слова. — Характеры у них разные. Игорь замкнут, вспыльчив. На улице он не давал в обиду младшего брата, но дома, когда они оставались друг с другом, бывал порой с ним резковат, нетерпим…
— Может быть, он ревновал младшего? Бывает так — родители, сами того не замечая, младшему уделяют больше внимания, ласковей к нему.
— Нет, нет, — торопливо ответила Вера Сергеевна. — Мы с мужем с самого начала поставили себе за
