глубине комнаты и процедил:
— Сучка неблагодарная! Дешевка!
Я искренне порадовался его несдержанности. Если Мари разозлится, то не слишком болезненно воспримет смерть любовника.
Подняв Макаров, ожидал увидеть в прорезь прицела встречный испуганный взгляд президента ЕАК, но ошибся. Камаев, не делая даже попытки уклониться, продолжал спокойно сидеть в кресле, кривя губы в насмешливой злой улыбке.
— На нервах играть пытаешься? Ничего не выйдет! Смерти я не боюсь. Так что стреляй, недоносок!
Волна дикой ярости затопила мой мозг. Это ругательство — недоносок — действует на меня, как хлесткая пощечина. Сам не знаю почему. Правда, я и на самом деле родился семимесячным, но, как потом подробно выяснил у знакомого врача, этот факт ни о чем дурном совершенно не свидетельствует. Между прочим, семимесячные значительно лучше восьмимесячных, так как появляются на свет более здоровыми.
Почти утопленный курок уже готов был дать волю сжатой боевой пружине, как вдруг неожиданно народившаяся идея заставила меня опустить пистолет.
— Цыпа! Закоцай нашего друга! — приказал я и, когда тот защелкнул на Камаеве наручники, добавил. — И отключи на полчасика.
Обрушенный на президентский затылок цыпин кулак сработал не хуже кастета — Камаев, потеряв сознание, свалился на пол.
— Решил децал подкорректировать первоначальный план, — пояснил я. — Не тревожься. Иван Альбертович в Сочи обязательно уедет, но малой скоростью… Отвези Камаева к Фролу и скажи, что я просил поместить его с остальными. Там он мигом растеряет спесь и заносчивость! Потом тебе объясню. Время поджимает. Хватай-ка за ноги!
Вдвоем отволокли бесчувственное тело вниз и запихнули в багажник «жигуленка».
Наручный «Ролекс» показывал уже двенадцать пятьдесят.
— Давай сюда Стечкин. Он слишком запачкан. Пусть менты его на трупе охранника найдут. Вечером другой получишь. Ну, рви когти!
— А ты как же?
— За меня не волнуйся. Я здесь задержусь немного — хвосты подчищу.
Старательно протерев пистолет-пулемет, вложил его в заметно уже охладевшую лапу телохранителя-гориллы и бегом поднялся в кабинет.
Мари продолжала безучастно сидеть на диване, но при моем приближении зашевелила губами, видно, пытаясь что-то сказать.
— Молчи и слушай! — Я взялся за изящный кружевной воротничок ее платья и рванул вниз. Материя с треском разорвалась почти до живота. Затем, не обращая внимания на в ужасе вытаращенные глаза Мари, порвал лифчик и, явно оставляя синяки, вцепился пальцами в мягко-податливые нежные груди.
— Мне же больно! — завизжала стриптизерша. — Как ты можешь сразу после всего этого!..
— Идиотка! — Я выпустил ее и толкнул на диван. — Скоро тут будут менты. Запоминай: Камаев пригласил тебя на чашечку кофе и захотел купить, как проститутку. Когда ты ответила отказом, он, войдя в раж, порвал на тебе платье, пытаясь овладеть насильно. В это время кто-то позвонил в дверь. Ты разбила окно и позвала на помощь. — Я снял с ноги Мари туфлю и врезал ею в брызнувшее осколками стекло. — Успеваешь запоминать, детка? Вот и ладушки! Потом услышала шум, вроде, дверь вышибали, и следом — выстрел. Камаев, перепугавшись, убежал черным ходом. Тут в кабинет влетел коротышка с пистолетом и ты потеряла сознание. Коли что напутаешь — не увидишь больше не только свои драгоценности, но и дорогих родителей!.. Ты меня знаешь!
Снизу и верно прозвучал настойчивый звонок.
Ободряюще потрепав девочку по щеке, спустился вниз и нажал кнопочку переговорного устройства.
— Майор?
— Да, я. Открывай.
— Нет, дорогой! По плану дверь тебе надо вышибить. С твоим весом это не составит труда.
— Но без санкции прокурора… — засомневался опер. — Да и частная ведь собственность…
— Если хочешь раскрыть сразу два тяжких преступления, то ломай!
Я закурил и устроился на нижней ступеньке лестницы по соседству с покойником. Уже переставшая кровоточить, аккуратная дырка в середине низкого лба смотрелась как глаз циклопа.
Еще, наверное, с минуту опер взвешивал все за и против, пока, наконец, раздались тяжелые, бухающие удары в дверь.
Долго усилий девяностокилограммовой туши она не выдержала. Громко щелкнул искореженный замок, и дверь распахнулась, стукнувшись о стену.
— Ну, объясняй давай! — Майор, немного запыхавшийся, но довольный, шагнул в холл и остановился, узрев труп у моих ног. — Только поподробней и поубедительней, попрошу!
Вежливо взяв из протянутой ему пачки сигарету, Инин тяжело опустился рядом на ступеньку и вздохнул.
— Нелегко все-таки работать с тобой, Монах! Надеюсь, никого в доме больше нет? — закуривая, он покосился на трехглазого охранника. — Трупы тоже имею в виду!
— Рекламу по телевизору, ясно, не глядишь? — буднично поинтересовался я, совершенно сбив с толку майора. — И напрасно! На рынок выбросили массу современных импортных пилюль от склероза. По ходу, тебе пора начинать лечение. Налицо явные провалы в памяти! Как ты мог позабыть, что только что геройски обезвредил особо опасного преступника и, между делом, предотвратил изнасилование?!
Майор недовольно поморщился.
— С таким извращенным чувством юмора тебе надо в сатирики податься! И мне меньше было бы хлопот. Ладно! С сегодняшнего дня стану смотреть всю рекламу подряд! Доволен? А теперь рассказывай, что здесь произошло?
После того, как я подробно изложил свою версию случившегося, опер задумался, усваивая информацию. И таких тугодумов в органах держат!
— Значит, я наведался порасспросить господина Камаева о его убитых сотрудниках, и тут услыхал звон разбитого окна и женский крик. Вышиб дверь и нарвался на вооруженного типа. В целях необходимой самообороны применил табельное оружие… А баллистика подтвердит мои слова?
— Гарантия! — успокоил я его. — Пуля, что извлекут из башки гориллы — от Макарова. При ударе о лобную кость, наверняка, полностью деформировалась. А вот гильзу лучше заменить для надежности.
Я перешагнул через труп и скоро отыскал на полу желтый цилиндрик гильзы от моего пистолета. Сунул ее в карман.
Майор, наконец, начавший мыслить в нужном ключе, достал свой табельный Макаров и пальнул через распахнутую дверь в ближайшее облако. Еще горячую гильзу бросил туда, где недавно валялась ее сестренка.
— Не нравится мне все это, — заявил опер. — Шито белыми нитками!
— Неужели? — жестко усмехнулся я. — А хочешь, прострелю для убедительности твое плечо из пушки охранника?
— Нет. Не стоит, — быстро отказался Инин. — В принципе покатит, главное, чтоб девка в показаниях чего не напутала.
— Все будет в елочку, начальник! Мари девочка не глупая, личную выгоду понимает очень даже хорошо. Да и нет у нее выбора! А когда эксперты выяснят, что тех двух на трассе шмальнули именно из Стечкина обезвреженного тобою бандита, тебя на руках носить станут! Выстроится очень стройная версия: мокруха на шоссе — внутренняя разборка в ЕАК. А так как главный подозреваемый при оказании вооруженного сопротивления убит, дело можно считать закрытым и спокойно отправлять пылиться в архив. Если не на повышение по службе, то уж на денежную премию смело рассчитывай!
С каждым моим словом хмурое лицо Инина заметно светлело.
— Ладно! — уже бодрым голосом заявил он. — Сматывайся! Вызываю опергруппу и объявляю в
