качаться на двух передних ножках. Ему удается дотянуться до собаки, но та сейчас же отходит еще чуть дальше, потом внезапно настораживается, поднимает уши и словно каменеет — только крылья носа чуть подрагивают. Кажется, она смотрит не на Уго, а на Ампаро или Хинеса, и вдруг разворачивается и куда-то устремляется, проворно перебирая ногами. Вскоре собака исчезает в конце той улицы, по которой они недавно пришли.
— Эй, песик! — пытается вернуть ее назад Ньевес и довольно неумело свистит. — Что ты ему сделал? — обращается она к Уго. — Просто так он не убежал бы… Небось обжег своей сигаретой!
— Я? Да я до него даже не дотронулся! — кипятится Уго. — Прямо черт какой-то, а не пес! Видать, что-то унюхал… А! Понял! Он унюхал, что ты собираешься вырядиться в бикини, — добавляет он, давясь смехом.
— Вернется, куда он денется, — угрюмо бросает Хинес. — А ты попридержи язык… не то мы тебе больше пить не дадим.
— Да неужели? — Уго насмешливо растягивает слоги.
Он вроде бы хочет сказать что-то еще, но его перебивает Марибель:
— Смотрите, здесь есть вода! — Она нажимает на рычаг, и в пересохшую пыльную чашу падает светлая струя.
— Ясное дело! — говорит Ньевес. — Тут ведь наверняка родник.
— Хорошо хоть родники не… — Хинес недоговаривает фразы, заметив странные знаки, которые делает Ампаро, словно призывая всех к молчанию.
— Ребята, ребята… — произносит она шепотом, — не двигайтесь… там что-то… кто-то есть.
— Где?
Ампаро кивает головой в сторону нижней части площади. Хинес и Мария смотрят туда же, но ничего не видят — ничего, кроме асфальта, покрытых тенью стен и полукруглой арки, с которой начинается одна из улиц, местами имеющая форму туннеля.
Остальные как будто не услыхали тревожного призыва Ампаро. Но наступившая вдруг тишина и выжидательная поза товарищей заставили и их тоже насторожиться. Марибель перестала жать на рычаг, и струя тотчас перестала звенеть. Уго поднялся со стула. И уже через несколько секунд все, поглядев в нижнюю часть площади, туда, где темнел под аркой проем, увидели то, на что показывала Ампаро, — резко очерченный черный силуэт, огромную фигуру на фоне светлого пятна, обозначающего конец туннеля.
— Что это?.. Это человек…
— Да, кажется, человек.
— На сей раз ты не скажешь, что мы впали в истерику…
— Но он совсем не шевелится.
— И… какой-то слишком большой, посмотрите!
Трудно определить реальные пропорции фигуры с такого расстояния, особенно с учетом того, что видны лишь общие очертания, без всяких деталей, и вообще трудно в чем-то разобраться, когда тобой владеет парализующий иррациональный страх; и тем не менее впечатление такое: вдалеке стоит крупный человек, не только высокий, но и тучный. Однако есть в нем и что-то странное — возможно, то, что он так долго сохраняет неподвижность, — и это мешает назвать неизвестное существо человеком.
— А вдруг… это статуя?
— Прямо посреди улицы?
— Перестаньте чушь молоть, смешно ведь… Разве мы не мечтали встретить хоть кого-нибудь? Ну вот! Давайте лучше с ним заговорим.
— Но он… он не шевелится…
— Привет! Доброе утро!
— Он пошевелился! Точно пошевелился!
— Ой, что это? Что это на нем? Вроде какая-то шапка.
— Эй, послушайте! Послушайте!
Только одна Мария отважилась обратиться к загадочному существу. Все остальные, даже Уго, даже Хинес, вдруг напрочь забыли свои шуточки, свой скептицизм и замерли от страха, не в силах пошевелить пальцем, и лишь в ужасе ждут, чем закончится попытка Марии установить контакт с незнакомцем.
Развязка наступила очень быстро. Мария делает несколько шагов навстречу таинственной фигуре, и тут этот черный силуэт согнулся, превратившись в округлую массу, беспокойно дернулся и двинулся вниз по улице, при этом тяжелое туловище, покрытое темной шерстью, колышется, так что сразу становится понятно, что это не человек, а зверь. Когда он покидает темный участок, люди за несколько секунд, пока он не скрылся за поворотом, успевают четко различить закругленные уши, прижатый к туловищу короткий хвост и очень характерный — неуклюжий и одновременно мощный — бег.
— Медведь! Это был медведь! Медведь!
— Он стоял на задних лапах. Поэтому…
— Медведь? А какого хрена здесь делает медведь?
— Непонятно… Может быть…
— Их недавно стали завозить сюда из других мест. Хотят, чтобы прижились.
— Да, но не сюда же, а в район Кордильеры…
— Вот почему… вот почему убежала собака.
— Сколько нас сейчас? Сколько нас… было?
Ньевес задала вопрос очень нервно, глядя на спутников широко распахнутыми глазами и часто, как- то по-куриному, тряся головой.
— Утихни, ради бога, — велит ей Хинес. — Мы все здесь.
— Но сколько нас все-таки было? — не отступает Ньевес, окончательно теряя контроль над собой. — Я никак не могу вспомнить, сколько нас было!
Остальные наблюдают эту сцену с нескрываемым испугом. Паника Ньевес подействовала на них, и все принимаются суетливо пересчитывать друг друга. Только Уго не обращает никакого внимания на происходящее: он сидит с отрешенным видом, наклонившись вперед и прикрыв глаза рукой, словно погруженный в какие-то свои думы.
— Ньевес… Ньевес… Успокойся. Все на месте. — Хинес подходит и опускает руки ей на плечи. — Никто не пропал, нас… шестеро… шестеро, посмотри сама: Ма… Марибель, Уго…
— Но ведь нас было больше! Раньше нас было больше!
— Когда? — уточняет Ампаро. — Когда раньше?
— Давайте уйдем отсюда, — просит Марибель, озираясь по сторонам. — Медведь может вернуться…
— Да хватит вам! — вдруг повышает голос Мария, грубо отталкивая Хинеса. — Неужели никто не способен… по-настоящему обнять эту женщину?
Мария крепко прижимает к себе Ньевес. Она немного ниже ростом, поэтому ей приходится встать на цыпочки, чтобы их щеки соприкоснулись.
— Ведь это… — всхлипывает Ньевес, — это… ведь кто-нибудь непременно исчезает, когда мы… когда нас что-то отвлекает!
— Ничего подобного, не бойся, — шепчет Мария ей на ухо. — Помнишь, что заметил Хинес? А двенадцати часов еще не прошло, осталось много времени, и кроме того, должно же это когда-нибудь кончиться… это обязательно кончится.
Уже никто не смотрит на двух обнявшихся женщин. Общее внимание переключилось на Уго, из уст которого вырывается долгий вибрирующий стон, постепенно стихающий и сходящий на нет. Уго, как и прежде, закрывает глаза рукой, к тому же он сидит спиной к остальным, поэтому им трудно понять, что с ним происходит. Потом он начинает стонать снова, но уже прерывисто, и спина его конвульсивно содрогается.
— Уго! — кричит Ампаро. — Да что с ним такое?
— Доброе утро, сеньор медведь! — наконец произносит Уго и отнимает руки от лица, искаженного смехом, сквозь который с трудом пробиваются слова. — Будьте так любезны, объясните нам, где находится бассейн…
Уго замолкает, словно захлебнувшись хохотом, сотрясающим еще какое-то время все его тело. После
