случилось?..
— Пожар?
— Нет… все остальное.
— Не знаю, не знаю, — с сомнением качает головой Хинес, — мне так не…
— Ага… и сейчас вы там найдете марсианина, — говорит Ампаро, презрительно фыркнув. — Вот этот марсианин во всем и виноват.
— Только давайте вести себя поосторожнее, — говорит Мария дрожащим от страха голосом. — Это и вправду может быть опасно.
— Не знаю, — говорит Хинес, — все вокруг мертвее мертвого… хоть бы какое движение, нет… ничего нет.
Троица продолжает шагать вперед, время от времени наступая на камни, отбрасывая их ногами и безжалостно топча почерневшие остатки травы и кустов, которые тотчас распадаются в пыль, черную пыль, пачкая икры и обувь. Загадочный артефакт все больше напоминает какую-то машину, нечто изготовленное человеческими руками: теперь ясно видно, что верхняя часть у него раньше была покрашена в белый цвет, потому что остались маленькие зоны, где этот цвет сохранился, пожелтев по краям и чудом уцелев в огне.
Они уже приблизились. Как часто бывает в подобных случаях, вблизи, если стоять у закругленных стенок, предмет выглядит крупнее, чем издали. На самом деле размером он с пикап, с большой пикап; по крайней мере, в центральной своей части, наиболее широкой. Имеет в общем округлую форму, вернее, слегка веретенообразную, сужаясь в том конце, который смотрит на шоссе.
— Минуточку! Это… — говорит Хинес задумчиво, вытягивая руку и касаясь поверхности предмета.
— Здесь какие-то буквы! — перебивает его Мария. — Их можно прочесть — они рельефные, а не… сделаны краской.
— И здесь тоже, — говорит Хинес.
— На английском! — добавляет Ампаро.
— Подождите-ка… Да это вроде бы логотип «Роллс-Ройса», — говорит Мария, — две переплетенные буквы
— Точно! — обрадованно подхватывает Хинес. — У меня что-то такое крутилось в голове, что-то всплывало в памяти… но… я никак не мог ухватить…
— Ну какой же это автомобиль! — возражает Ампаро.
— «Роллс-Ройс» выпускает еще и двигатели для кучи разных самолетов, — объясняет Хинес. — Это двигатель очень большого самолета, может быть, «боинга» или вроде того. Если мы пройдем чуть подальше, то там непременно будет яма…
Но Мария уже подошла к передней части двигателя, потом удалилась еще на несколько метров. Хотя она смотрит не на то, что показывает Хинес, а в другую сторону, на противоположный склон горы.
— Помнится, вам больно хотелось знать, куда это подевались все самолеты и почему мы ни одного не видели в небе, — быстро поворачивается к своим спутникам Мария. — Вот, пожалуйста!
Хинес и Ампаро бегут туда, где стоит Мария, и, только одолев подъем и оказавшись на самом верху, видят то, о чем она говорила.
По первому впечатлению склон горы — довольно пологий склон — напоминает свалку, самовольно устроенную и не так давно возникшую, куда некто взялся свозить металлолом и всякую рухлядь, сбрасывая их как придется и где придется, не пытаясь ограничиться для этого каким-нибудь одним местом. Немного погодя внимательный взгляд обнаруживает по краям свалки и довольно крупные предметы — обломок фюзеляжа, штурвал, часть крыла — драматические свидетельства того, что тут произошла авиакатастрофа. Но в основном здесь валяются тряпки, одежда, обрывки коврового покрытия, развалившиеся чемоданы, металлические и пластиковые предметы, придающие всему вместе ужасающе домашний вид.
— Пожар… — говорит Ампаро. — Вот причина пожара.
— И теперь понятно, откуда дул ветер, — вслух рассуждает Мария.
— Что ты имеешь в виду? — спрашивает Ампаро.
— Я хочу сказать, что половину этого поля огонь даже не затронул. Огонь возник здесь, довольно высоко… но в ту сторону, назад, он не пошел.
— А давайте-ка посмотрим, — говорит Хинес, не отводя глаз от обломков, разлетевшихся по склону горы, — нет ли там человеческих тел.
— Как не быть! — возмущается Ампаро. — Или это у тебя такой черный юмор? Самолеты никогда не летают пустыми… Наверняка тела валяются… повсюду.
— Но мы же много раз видели разбившиеся машины… И внутри никого не было, — вяло, словно нехотя отвечает Хинес, продолжая смотреть на склон горы. — Кроме того… я не вижу никаких животных… я имею в виду падальщиков, а должны были бы быть — при таком количестве трупов. Да ведь и запаха совсем не чувствуется.
— Пахнет горелой резиной, — определяет Ампаро.
Пока они обменивались репликами, Мария молчала, погруженная в свои мысли. Но тут она вдруг словно проснулась.
— Этот самолет упал на землю, — говорит она, едва повернув голову, чтобы краешком глаза чиркнуть по Хинесу и Ампаро, — упал в момент отключения электричества. Но когда он коснулся земли… на борту уже никого не было…
— Вот сейчас мы и попытаемся это проверить, — говорит Хинес. — Не исключено, что все они погибли при падении самолета, а уж только потом стали постепенно исчезать.
— Но в таком случае… здесь остались бы по крайней мере следы крови, пятна…
— Неизвестно… неизвестно, что происходит с кровью или с чем-либо еще, что принадлежало… что находилось в контакте… Все вроде бы указывает на то, что люди… то, с чем мы сталкивались… одежда ведь тоже исчезала. Вспомните-ка: ведь на дне бассейна не осталось и следа от купальников.
Ответом ему послужило долгое молчание, молчание, которое он сам же и нарушил — не в силах справиться с внезапно накатившим на него приступом ярости.
— Да ни хрена мы не знаем, ни хрена! — кричит он с искаженным лицом и сжимая кулаки. — Ладно… пошли посмотрим, — добавляет он чуть погодя, немного успокоившись. — А вдруг… Кто его знает! А вдруг найдем хоть одного покойника.
Хинес шагает вниз по склону, Мария тотчас трогается за ним, пользуясь проложенным Хинесом путем. Ампаро тоже срывается с места — она не желает оставаться одна. Ампаро отстает от них всего на несколько метров, и первые ее шаги кажутся мелкими и торопливыми, какими-то даже по-собачьи угодливыми. Но выражение лица совершенно не соответствует робости движений: с него не сходит гримаса упрямого недоверия и презрения: с такой миной смотрят на детей, тешащих себя наивными надеждами, и ждут, пока действительность жестоко и бесповоротно швырнет их с небес на землю, навсегда покончив с иллюзиями.
Час спустя солнце уже висит над самой линией горизонта, заливая горы мягким светом, который еще недавно был золотистым, а теперь начинает приобретать холодновато-оранжевый тусклый оттенок. Дорога, бегущая по лесистой местности, почти все время остается в тени. Солнце очень редко попадает на асфальт, а когда такое случается, неукротимые косые лучи заставляют тени трех велосипедистов причудливо растягиваться на двадцать-тридцать метров. Когда им приходится, одолевая подъем, изо всех сил крутить педали, они страдают от жары, но во время спусков уже могут наслаждаться свежестью — благодаря скорости лица овевает непривычный ветерок.
Сейчас дорога описывает плавную дугу в тени темно-зеленых сосен, вокруг стоит полная тишина. Только верхушки деревьев еще освещены солнцем, словно на них плеснули оранжевой краской — разбавленной и потому прозрачной. Вдруг подает голос Мария. Впечатление такое, будто она возобновляет прерванный совсем недавно разговор или снова хочет поделиться важной и неотвязной мыслью, которую прежде уже не раз высказывала.
— Все. Все исчезли в первый же миг — сразу после отключения электричества. Мы носимся, как сумасшедшие, как последние идиоты, а ведь нигде нет ни души…
