позволяют настрелять сколько надо. В спаскомплекте к ним припасено огромное количество патронов. Хотя проблема хранения дичи аналогична хранению рыбы, только соли требуется значительно больше. Утки – любимое блюдо пса, а еды для такой массы требуется немеренно, но, учитывая, что Шарик и самостоятельно охотится, прокормить его пока остаётся возможным.
Из зверей попадаются лишь мелкие грызуны да жирные, тяжёлые, как танки, быки. Раза два в месяц охочусь на белых в золотых яблоках буйволов. Они дают жир для лампады, свежее мясо, но агрессивны без меры, поэтому охота на них без Шарика равносильна самоубийству. Он, словно кавказская овчарка в своей отаре, ухитряется отбить самое упитанное животное и подвести под выстрел. Удивительно, но стадо после потери уходит, не пытаясь отомстить охотнику, даже обидно становится за красивых и своенравных животных.
Избушку обмазываю ярко-зелёной глиной, полуметровый слой с арматурой из гибких веток сам по себе серьёзное препятствие для любой твари. Сразу прекращаются сквозняки, и лесной шум остаётся за порогом. Если не случится ничего экстраординарного, через недельку соберу урожай. Подготовлены и проверены два хранилища под зерно и картошку; тщательно замаскированные, обмазанные внутри, они надёжно сберегут продукты.
Давно упакован вещмешок. Оружие вычищено и смазано, кинжал направлен и остёр, точно бритва. По округе хожу босиком, а в дальнюю дорогу готовлю мокасины из бычьей кожи. Очень много времени ушло на её выделку, пока наконец счастливый случай не подсказал направление поисков. Из сока кустарников сделал вытяжку, и в особой пропорции с глиной смесь дала великолепный результат. Шкуры быка хватило на пару отличных сапог, лёгких и удобных.
У деревьев, что называю дубами по земной аналогии, очень лёгкая и прочная кора. После ряда экспериментов, в течение пары часов подержав над паром огромный кусок, с лёгкостью придаю ей форму шлема. Пара кожаных ремешков обеспечит надёжную фиксацию на голове. В полированном боку термоса отражается лицо типичного плантатора времён колониальной империи.
Ночами, отрешившись от житейских хлопот, не удаётся спрятаться от мыслей. Роем кружат, ломая череп на куски. Вся жизнь непутёвая десятый раз проходит перед глазами. Как так можно было раскидываться самым дорогим своим временем жизни! Ведь даже скромный запой – это пара вычеркнутых из жизни недель. Не жалею о случае, выбившем меня с родины: словно воздух, организму необходима сильнейшая встряска. Благодаря ей удаётся остаться человеком. Помнится, с год назад, надавив ягод, благо их здесь море, ставлю бражку. В тепле она быстро достигает нужных градусов. Мощная пена поднимает тяжёлую крышку. Захлёбываясь слюной, с большой кружкой из нержавейки присаживаюсь к жбану. Даже черпаю полную до краёв сиреневую пенящуюся жидкость. Боже, какой запах! Рот полон слюны. Встаю к чугунку с картошкой на закусь и неожиданно для себя пинком отправляю флягу в кусты. И на этом тему закрываю. Моя цистерна спирта опорожнена давно. Можно, конечно, снова упасть на уровень унитаза. Вопрос один – зачем?
Если честно, боюсь разучиться говорить. Поэтому свободными вечерами веду долгие беседы за жизнь то с Шариком, то сам с собой. Это не заменяет человеческого общения, но хоть язык забыть не даёт. Пёс вообще статья особая – кровожадный, агрессивный, так прикипел ко мне, что жизнь готов положить. Недавний случай убеждает в этом. Возвращаясь с рыбалки, на краю огромной поляны лоб в лоб сталкиваемся с десятком молодых нахлебавшихся свободы, а потому агрессивных бычар. Не знаю, может, им не понравилась расцветка галстука, но они ринулись к нам монолитным строем с бешеной даже для них скоростью. Реагирую мгновенно, но, начав движение, вижу, не успеть. «Калашников» непривычно медленно ложится в руки, отводится затвор, а быки в десятке метров. Шарик прыгает вперёд на небольшой бугорок, щерится и издаёт страшный, кровь стынет в жилах, рык. Даже эти отморозки почувствовали страх, как вкопанные останавливаются в шаге. До одного я вполне мог дотронуться рукой, слышал его тяжёлое дыхание, но в следующее мгновение весь табун шустро топчет траву в противоположном направлении. До конца оставался миг. Пёс, презрев смерть, спас обоих.
Стоя на пригорке, в изумрудных лучах заходящего солнца Шарик необычайно эффектен. Чуть позже по внимательному взгляду понимаю: зверь прекрасно сознавал, на что шёл.
Глава 4
Уборка урожая забрала все силы. Только спустя две недели я смог сказать – всё! Ссыпано, уложено, заперто. Ещё пара дней уходит на маскировку и создание ловушек от любителей чужого добра. Надо сказать, последнее, вероятно, – перебор, ещё никто ни разу не покусился на хозяйское. Впрочем, всё случается в первый раз, тем более, что гроза ночных кошмаров – Шарик – тоже отбывает со мной на неопределённый срок. Поэтому, не считаясь со временем, прячу и зарываю.
Сколько не оттягивай момент, он всё равно наступает. Долгожданная экспедиция начинается. С первыми лучами солнца идём к реке. Если верить компасу, она течёт на юго-восток. По большому счёту, это неважно, впереди целая планета, и начинать исследование можно в любом направлении. Дабы сберечь ноги, решаем путешествовать по воде, благо в НЗ находится великолепная надувная лодка с мощным электромотором. Аккумуляторы нежно-голубого цвета на удивление невелики, но ёмкостью просто поражают.
Ещё с вечера значительная часть снаряжения перенесена в лодку, причём Шарик принимал самое активное участие в операции. Я сшил из прочной кожи сумки наподобие тех, что в караванах несут верблюды. Они получились довольно объёмными, но сильный зверь с лёгкостью тащит полный груз. На сегодня остались продукты и часть боезапаса. Аккуратно распаковываю и укладываю припасы. Если не торопиться, то получается очень удобно и компактно. Оставив собаку охранять круизный лайнер, иду за оружием. В последний раз бросаю на дом пристальный взгляд и остаюсь доволен. Нет ничего, что бы указывало на обитаемость места. Пожалуй, свежевскопанные поля могут навести на неприятности, но с этим приходится смириться. Возвращаюсь, увешанный стволами, слегка уставший, но счастливый. Напоследок инвентаризирую запасы, и не зря: никак не могу найти копчёные рёбра. Порывшись немного, понимаю: пиши пропало, а, глянув на пса, машу рукой.
– Сожрал, скотина! – пёс виновато машет хвостом, а в глазах вселенская тоска.
И вот, наконец, всё пересчитано, уложено и подготовлено к длительному путешествию. Торжественный момент: мощными гребками выгоняю свою жёлтую красавицу на середину реки.
Течение плавно несёт вниз. Торопиться некуда, скорость не важна, лишь бы вперёд. Пейзаж некоторое время не меняется. Лес, старый лес. Огромные деревья вплотную подступают к высоким крутым берегам. В наиболее узких местах кроны деревьев, стоящих на разных берегах, смыкаются над головой, образуя зелёный коридор. Понемногу река расширяется. Крутые берега сменяются пологими, и сиреневая травка сбегает к самой воде. В небе порхают странные птички, больше смахивающие на птеродактилей. Резкие скрипучие крики «чаек» не добавляют пейзажу очарования. Агрессивных поползновений твари не выказывают, и скоро перестаю обращать внимание, чего не скажешь о собаке. Пёс долго скалит на них зубы.
Русло реки довольно извилисто, и приходится вовремя маневрировать, чтобы держаться середины. Надышавшись свободой, разматываю удочку. Блесёнка ещё не успевает утонуть, как клюёт, резко и отчаянно. Крупный угорь, изрядно помотав нервы, трепыхается под ногами. Солидная рыбина, килограмма на полтора. Меняю наживку и бросаю второй раз. Крючок ещё не приводнился, но биение под ногами странным образом прекратилось. На том месте, где пару секунд назад трепетала рыба, пусто, а друг человека виновато отворачивает морду. Курвец! Ругаться на животину не могу; с человеком схлестнусь, а с собакой – нет.
Поднимается лёгкий ветерок, жёлто-коричневые облака медленно ползут по зелени небес. Как бы дождь не линул. Мои наблюдения за погодой не дали никаких результатов, и до сих пор не улавливаю никакой сезонности. Почти всегда тепло, дождички идут без расписания, когда захотят. Наползающие тучки вынуждают держаться ближе к берегу.
Над головой пролетает стая водоплавающих птиц с растопыренными перепончатыми ногами; как сиё усиливает аэродинамику, непонятно. Не мудрствуя лукаво, палю из дробовика вдогонку, и пара птах падает чуть впереди. Шарик, штатный спасатель Малибу, сигает через борт. От резкого движения лодка теряет устойчивость, и мне приходится попотеть, не давая ей перевернуться. Вполне естественно, забраться обратно пёс не в состоянии, кружит бедолага возле шлюпки с птичками в пасти. Надо видеть длинноухую морду, обиженную судьбой. С трудом удерживаюсь от гомерического хохота.
