Гребу к берегу. Пёс выходит чуть раньше и несколькими взмахами выбивает из шерсти целые потоки воды так, что солнце даже успевает нарисовать на каплях крохотную радугу. Причалив, тщательно привязываю лодку к вертикально торчащему камню. Управившись, с удовольствием брожу по окрестностям, разминая ноги. Лес постепенно редеет. Взору открываются обширные поля, расцвеченные буйством красок природы. Присев на поваленный ствол, закуриваю и не могу налюбоваться яркой красотой.
Впрочем, романтика – это безусловно хорошо, но пустой желудок, напомнив о себе, быстро возвращает к приземлённому быту. Под ногами попадается зелёная глина, и вопрос о главном блюде обеда отпадает сам собой. Решено, делюсь с Шариком трофеями: одну дичь псу, а другую закатываю в глиняный шар. Несколько отработанных до автоматизма движений – и походный костерок бойко трещит сухими ветками. На треногу вешаю закопчённый чайничек и, дождавшись, когда пламя стихнет, зарываю утку в угли. Шарик, умяв свою долю, располагается неподалёку и не отрываясь смотрит на бесконечную пляску пламени. Прислонившись к гладкому боку камня, засыпаю.
Тёплый язык возвращает в мир – так Шарик сообщает, что обед готов. Веткой выгребаю из малиновых углей раскалённый ком. Гладкий камень разбивает глину, и от аромата печёного мяса едва не захлёбываюсь слюной. Стараясь не обжечься, очищаю от кусочков глины тушку и, разведя в кипятке кофе, приступаю к трапезе. Утка, несмотря на небольшие габариты, оказывается жирной и очень сытной, а несколько местных толчёных травок придают блюду изысканность и остроту. Пёс с важным видом обследует окрестности, и что-то постоянно хрустит в его зубах. Господи, как вкусен кофе на свежем воздухе! С великим сожалением допиваю последний глоток. Шарик, намотавшись по кустам, возвращается бодрым и готовым к дальнейшим приключениям. Что ж, спасибо этому дому. Прикопав кострище, возвращаемся на корабль. Шарик устраивается вперёдсмотрящим.
Отталкиваясь веслом от берега, замечаю блик солнца в разбитом куске обожжённой глины. Любопытство берёт верх, и, отчаянно матерясь, возвращаюсь на стоянку. Как я проглядел такое, когда закатывал в глину утку, непонятно. В небольшой кусок впаян прозрачный камень величиной с ноготь. Батюшки, уж не алмаз ли? Разгребаю тщательно уложенные вещи и, перевернув всё вверх дном, нахожу небольшой тазик. Он взят в путешествие на всякий случай, и этот случай наступил. Набираю в него грунт и, присев на речном берегу, пытаюсь мыть. После непродолжительной процедуры в осадке остаются три камешка, правда, все значительно меньше первого. Отойдя метров на пятнадцать в сторону, повторяю замес. Два прекрасных прозрачно-голубых камня лежат на ладони. Пожалуй, хватит. Упаковав камушки в нагрудный кармашек камуфляжа, на аккуратно нарисованной схеме делаю первые пометки. Деваться некуда, на сегодняшний день я в округе самый главный картограф. Бегу в лодку и, пока золотая лихорадка не схватила за горло, уношу ноги.
Вторая половина дня обходится без приключений. Облака так и не родили дождя. Совершенно неожиданно по курсу вырисовывается остров. Это несколько удивляет, так как ширина реки ещё недостаточно велика для подобных творений. Приблизившись, понимаю – это, скорее, намытая многими десятилетиями песчаная коса. Плотный ярко-оранжевый песок приглашает к привалу.
Причаливаем; на ровной поверхности ни единого следа, за исключением нескольких птичьих строчек. Песок твёрд и сух, но лодку всё равно вытаскиваю подальше. Вдоль берега водой нанесло много хвороста. Так что готовлю костёр к ночлегу и распаковываю палатку. Её синий цвет слишком заметен, именно поэтому автомат далеко не убираю. Наконец подготовка к ночёвке завершена, а солнце и не думает садиться. От скуки разматываю рыболовные снасти. Клюёт, как у Никулина в «Бриллиантовой руке»; Шарик быстро устаёт бороться с трепещущими созданиями и, обожравшись, буквально ползком направляется на водопой.
Наловив рыбы на ужин, развожу огонь и достаю из портсигара одну из последних сигарет. Ноздри жадно ловят аромат дорогого табака – тогда в ларьке не глядя хапнул несколько блоков «Русского стиля». Прикуриваю от прутика, первая затяжка кружит голову. Голубой дымок, поднимаясь, медленно тает в густом вечернем воздухе. Огромные на безоблачном небе звёзды таинственно мигают, зовя в неведомое.
Как свеча, сигарета гаснет, натолкнувшись на фильтр огоньком. На спальнике мягко и уютно. Незаметно улетаю в сны. Они ярки и сочны, как новая жизнь. С детства не помню такого душевного подъёма. На каждом шагу, словно пацан, жду чуда, чего-то нового, неизведанного. Рискую напропалую, не считаясь ни с чем, а богатый жизненный опыт криком кричит, предупреждая: такая лафа долго длиться не может. Да я и не прячусь, любой расклад событий встречу достойно, не ожидая, что кто-нибудь восхитится моими делами. Сдаётся, Адама и Еву не Бог изгнал из рая; они сами, объевшись красивого и сладкого, сбежали. Правда, пока ем всё с аппетитом, и неизвестно, когда понадобится слабительное. Впрочем, одно знаю точно – проблемы за меня никто не решит.
Шарик поднимает ни свет ни заря. Ещё ничегошеньки не видно, и возникают сомнения в возможности пса ориентироваться во времени. Споткнувшись пару раз на ровном месте, развожу костёр. В мерцании огня быстро привожу себя в порядок и несколько раз осматриваю ночёвку, дабы не забыть чего. В предрассветных сумерках снимаемся со стоянки. Несколько взмахов вёслами – и наша посудина держится уже посредине реки.
Рассвет встречаем далеко от ночлега. Надо сказать, псу за раннюю инициативу достаётся. Местность вокруг не радует разнообразием форм и цвета. Справа в реку впадает речушка, на вид просто воробью по колено, но общая ширина резко увеличивается. Плыть посредине становится рискованно: случись ненароком ливень, промокнешь, как Маугли, пока до берега догребёшь. Скорость течения, похоже, не меняется, хотя вода заметно мутнеет. Достаю из-под целлулоида планшетки лист бумаги, там лёгкими штришками создаю картинку известных мест. Кстати, пишу новое название реки – Миасс; на нём стоит прекрасный город детства, Челябинск. Вот теперь какой стал правильный, а всего-то пару лет назад загибался под забором. Умора, да что-то не смешно.
После недели путешествия ландшафт меняется. В лесу появляются огромные поляны, деревья заметно выше и много толще обычных. Громоздкие животные стадами пасутся на нежно-сиреневых пространствах, залитых морем солнечных лучей. Причаливаем к берегу и решаем полюбоваться чудесами природы. Влезаю на одиноко стоящий утёс, надо сказать – зрелище не нравится. Животные напоминают жирафов, но с менее короткой шеей и плоской, прямо крокодильей рожей. За полчаса наблюдений ни одна из животин не подняла головы. Видимо, чтобы прокормить своё большое тело, они должны и во сне жевать. Впрочем, вдалеке пасутся целые стада иных созданий, но наблюдение прекращаю – оптика упакована на дне лодки, бежать за ней и вновь взбираться на утёс нет желания.
Дальнейшее путешествие больше напоминает туристический маршрут по центральной России, то есть – купание, рыбалка, даже солнечные ванны принимаем регулярно. Среди бесконечных лугов попадается большая роща. Деревья, конечно, пожиже, чем у нас, но вполне приличные. Шарик рвётся на охоту: видимо, рыбный рацион ему порядком надоел. Сам тоже не прочь размять ноги. Беру дробовик с пулями и на всякий случай маленький пистолет-пулемёт с парой магазинов.
Недалеко от опушки натыкаемся на очень похожих на свиней животных. Кабаниха огромна, словно племенной бык, но это не останавливает пса. Действуя по веками отработанной схеме, он поднимает на ноги выводок, мирно грызущий коренья, и нагоняет жутким воем панику. Пока стадо мечется, Шарик отбивает пару молоденьких поросят и выгоняет на выстрел. Два раза без промаха дёргается ружьё. Мамаша порывается прийти детишкам на помощь, но жуткий вой убеждает в необходимости спасать то, что ещё можно. Возмущённо визжа, стадо убегает. Быстро и ловко свежую тушку, вторую отдаю охотничку. Он забрасывает кабанчика на загривок и с важным видом отходит в сторону.
Детские воспоминания словно коконом обволакивают мозг. Солнечная дорожка света в огромной кухне; мама, ещё молодая, ловко чистит картошку; кипит обливной чугунок, бросая жирные брызги на раскалённую плиту. Только миг требуется на испарение капли, но за это время она наполняет воздух незабываемым ароматом. Я только с улицы. На штаны с начёсом налипла плотная корка снега; в тепле, чуть подтаяв, она ненадолго превращается в ледяную броню. Хочется есть. Огромная фарфоровая тарелка до краёв наполнена красноватым борщом; перед глазами большая ложка, полная сметаны. Я осторожно, дабы не наплескать на белоснежную скатерть, размешиваю суп.
Сейчас, приладив пропахший дымом котелок на коленях, обжигаясь, глотаю варево. Вкусно; конечно, не домашнее, но очень похоже. Меж тем пёс, доедая порося, смотрит с немым вопросом: а стоило ли портить свежее мясо кипятком? Жаль, что он очень мало понимает в гастрономии.
Совсем не остаётся сигарет – это плохо. Есть, правда, несколько окурков, но их берегу как зеницу ока на
