— Почему же? — с любопытством спросила королева Наваррская.
— Потому что там живет дама моего сердца, — вздохнув, признался Дю Барта.
Жанна улыбнулась. За столом послышался негромкий смех. Дав время ему умолкнуть, рассказчик снова заговорил:
— Но ее муж был ревностным католиком и грозился убить меня, подозревая о наших свиданиях, которые происходили порою в стенах этого дома. Он ненавидел гугенотов и всегда нелестно отзывался о наших вождях, а однажды даже признался, что, выпади ему случай, он, не задумываясь, отправит на тот свет любого из них. А поскольку он был хорошим стрелком и в доме у него была пищаль, я и подумал, что такой фанатик не упустит удобный случай пустить пулю в грудь королеве протестантов и тем прославиться. Добрую четверть часа я смотрел на эти окна, надеясь увидеть либо мою возлюбленную, либо ее мужа- изувера. И вдруг, глянув в очередной раз, — о ужас! — увидел дуло пищали, направленное прямо на вас, ваше величество. Что же мне было делать в подобной ситуации, как не броситься вперед и не защитить грудью мою королеву? Так я и поступил, об остальном вам известно. Остается добавить, что мужа моей Алоизы в последствии поймали и разорвали на части; об этом мне рассказали позже, когда сознание вернулось ко мне.
И он умолк. Несколько секунд длилось молчание, которое как всегда нарушил Конде, любивший вставить острое словечко и этим разрядить обстановку:
— Надо полагать, ваша любовница не долго горевала о муженьке, ибо быстро нашла утешение в объятиях любовника-гугенота?
Жанна, взглянув на принца, укоризненно покачала головой.
— Ваша правда, монсиньор, она забыла о нем на другой же день, — улыбнулся дю Барта.
Комната содрогнулась от дружного хохота. Когда смех утих, королева произнесла:
— Как мне отблагодарить вас, сударь, за то, что вы сделали для меня и во имя нашей веры? Скажите, чего вы хотите, и я исполню ваше желание, если это в моих силах.
— Чего мне еще желать, кроме того, чтобы верой и правдой служить вашему величеству и нашему общему делу.
Она кивнула, но спросила:
— У вас есть мечта?
— Да. Умереть за ваше величество!
Жанна рассмеялась:
— Этого не потребуется, любезный дю Барта. Один раз вы уже умирали, но смерть отступилась, не посчитав возможным препоручить вашу душу седому паромщику. Больше она не придет. Но довольно об этом. Надеюсь, вы простили меня за то недоверие, которое я только что выказала по отношению к вам? Теперь я вижу, что ошибалась.
— О, ваше величество, — пылко воскликнул Огюст дю Барта, — припадая к руке королевы.
Жанна удивленно подняла брови:
— Хотите служить у меня? — спросила его Жанна. — Что вы скажете, например, о месте телохранителя при особе принца Наваррского?
— Прекрасно, матушка! — вскричал будущий король. — С этого дня я начну обзаводиться своей личной гвардией, и первым из моих будущих боевых друзей и соратников будет господин дю Барта. Что вы скажете на это, мсье?
— Скажу, что буду счастлив, сир, участвовать с вами во всех ваших походах…
— На том мы и порешим, — заключил Генрих Наваррский. — А господин Д'Эскар найдет себе нового адъютанта.
Дю Барта, поклонившись всем сразу, вышел, довольный своим новым назначением, и Жанна Д'Альбре стала рассказывать о том, как она оказалась здесь.
— Положение не из веселых, господа, — произнесла Жанна. — Католики активизировались, и теперь, разбившись на отряды, рыщут по дорогам Франции в поисках инаковерцев.
Конде кивнул и добавил:
— А ваша добрая приятельница Екатерина даже объявила награды за головы гугенотских вождей.
— Со мной она обошлась проще: она приглашала меня ко двору. Причем делала это так настойчиво, что это стало казаться мне подозрительным.
— Вы, разумеется, догадались, что это всего лишь ловкий ход с ее стороны?
— Я долго сомневалась и тянула время, но потом поняла, что она старается заманить меня к себе, и когда я, как муха, запутаюсь в ее паутине, она уже не выпустит меня, ибо я окажусь сильным козырем в ее игре. Кроме того, мне донесли, что Монлюк со своим войском совершает обходной маневр вокруг Гаскони. Стало ясно, что он намеревается захватить меня с Генрихом в плен и силой увезти ко двору. Единственным, что оставалось — немедленно бежать из Нерака на север, в Ла Рошель. Я могла бы укрыться в горах Наварры, но, отрезанная от всего мира, я не принесла бы никакой пользы нашему делу и походила бы на узника, живущего в королевской тюрьме на правах короля, не смеющего сделать из нее ни шагу. Верно, Анри? — и она повернулась к сыну. Принц поцеловал матери руку и ответил:
— Мы стали бы походить на медведя, обложенного со всех сторон охотниками в своей берлоге. И вроде жив и невредим — и выбраться нельзя.
Жанна продолжала рассказывать, как она пробиралась по дорогам Гаскони и Сентонжа, лавируя между отрядами католиков, будто между Симплегадами, и как ей помог в этом сенешаль Гиени, увеличив ее войско.
Тем временем оба юных принца переглянулись и отошли в сторону, где стоял столик с книгами.
— Мне кажется, нам с тобой есть о чем поболтать, Генрих, — вполголоса проговорил принц Наваррский.
— Совершенно верно, и эта минута настала, ваше величество, — ответил Генрих Конде.
— Величество? — переспросил принц. — Полно, брат, ведь мы по-прежнему добрые, старые друзья.
— Да, но ты — король.
— Пока жива моя мать, она — королева Наварры, я же только принц.
— Ты — король с тех пор, как умер твой отец. Разве Карл IX не король своей страны при живой матери — королеве?
— Тот не монарх, который позволяет своим подданным убивать друг друга только потому, что они по-разному молятся одному Богу.
— Это другой вопрос, и в твоих словах есть правда, но хотел бы я знать, Анри, что делал бы ты на месте Карла?
— Прежде всего, заточил бы мадам Екатерину в крепость.
— Собственную мать? — Конде усмехнулся.
— Я ведь не сказал, что отправил бы ее на плаху.
— Ну а потом?
— Потом таким же образом расправился бы с Гизами и в первую очередь — с кардиналом.
— Все?
— Нет. После этого я издал бы эдикт о свободе вероисповедания для гугенотов всей Франции и объявил бы протестантскую религию легальной наряду с католической.
— Сразу видно, если тебе и довелось бывать при дворе Екатерины Медичи, то на военных советах ты не присутствовал.
— Разве я сказал что-нибудь не так, кузен?
— В твоих трех ответах — три грубейшие ошибки.
— Вот как? — изумился Генрих. — Что ж, любопытно послушать, что думаешь об этом ты.
— Прежде всего, следует твердо усвоить одну простую истину: государством правит мадам Екатерина, без нее Карл — ничто, как цветок, сорванный с куста, на котором рос. К тому же она всегда была сторонницей мирных соглашений, и только наш мрачный южный сосед вместе с Гизами да римской церковью заставляет королеву-мать быть непримиримой с нами.
— Полно, кузен, уж не сочувствуешь ли ты дочери герцогов Медичи?
