принятия мессы он еще не дал повода усомниться в его искреннем стремлении и любви к римско- апостольской вере?
— Кардинал и духовник переглянулись, словно удивляясь, что эти слова исходят из уст королевы- матери, и ответили:
— Можете, если у вас нет с ним вражды. Как исключение, папа может позволить освободить Лесдигьера из-под ока инквизиции, принимая во внимание личную просьбу монарха, однако с тем условием, что этот монарх будет в ответе за своего подопечного, если тот впадет в ересь и попадет под подозрение святой инквизиции.
В этом Екатерина уверена не была.
Больше ей спрашивать было не о чем. И, поскольку баронесса де Савуази не относилась к числу ее собственных фрейлин, она не захотела из-за нее обострять своих отношений с инквизицией, тем более что недвусмысленный ответ был дан в самом начале.
Диане она обо всем правдиво поведала и добавила, что сделать ничего нельзя. Остается уповать на Провидение и волю Божью.
Вся в слезах Диана вышла от королевы и вернулась домой. Смерть лучшей своей подруги теперь казалась ей неизбежной, и последним лучом надежды для нее остался Лесдигьер. Хотя, что он мог сделать, если им самим заинтересовался священный трибунал? Однако о нем она сейчас думала, не зная еще, что он предпримет, но отводя теперь ему одному роль Провидения.
Глава 7
Провидение
Тем временем Д'Андело переправился через Луару близ Сомюра и благополучно соединился с полками брата. Колиньи, следуя своему решению, бросил армию на Ниор и с ходу взял его; впрочем, ниорцы, в большинстве своем гугеноты, особенно и не сопротивлялись. За Ниором пали Фонтене-ле-Конт и Люсон. В первой декаде октября войско гугенотов приступило к осаде Ангулема. На помощь ему торопились из Прованса Д'Асье и Муван.
Герцог де Монпансье, получивший запоздалые сведения о сдаче протестантам городов Пуату и стоявший лагерем на Вьенне близ Шательро, теперь спешил наверстать упущенное и бросился к Ангулему. Но опять опоздал: протестанты были уже в городе. Оставалось одно — идти наперерез Д'Асье, что он и сделал, двинув свое войско на границу с Перигором. У берегов Дордони близ Кастильона он встретил небольшой отряд протестантов, посланный Д'Асье как дозорный, и почти полностью истребил его. Однако сам оказался между двух огней: с севера на него надвигалась армия Колиньи, с юга — Д'Асье и Мувана. Поняв всю невыгодность своего положения, Монпансье спешно отступил на Лимузен, а оттуда на Пуату. На помощь ему через Блуа и Амбуаз двигалось королевское войско под командованием герцога Анжуйского. Объединившись, обе королевские армии заняли Пуатье, где и расположились на зимние квартиры. Теперь они ждали рейтаров герцога Саксонского и весны.
Так же поступили и гугеноты, обосновавшиеся в Ла Рошели. Они ожидали помощи герцога Вольфганга Баварского. Сам герцог, в свою очередь, надеялся на подкрепление от принца Оранского, двигавшегося к нему на соединение через Лотарингию. Немецким рейтарам платили их государи и князья, которые уже запланировали на вторую половину ноября вторжение в Лотарингию, и английская королева Елизавета, выславшая также для помощи протестантам флот с пушками и порохом. Ей неоднократно уже писала Жанна Д'Альбре, и обе королевы-протестантки, кажется, пришли к разумному и взаимному соглашению, хотя не без помощи кардинала Оде де Колиньи, старшего брата адмирала, который уже с месяц жил при английском дворе.
Помешать вторжению немцев надлежало герцогу Омальскому, брату покойного Франциска Гиза, войско которого вместе с рейтарами насчитывало около 10 000 человек. Его армия стояла у самых границ Лотарингии, близ Бар-ле-Дюка. А в Пикардии между Рокруа и Седаном маршал де Косее ждал помощи от герцога Альбы. Объединившись, он намеревался двинуться на Лотарингию, дабы воспрепятствовать продвижению войск принца Оранского.
Итак, к середине ноября в армии Конде, который к тому времени, не выдержав бездействия, присоединился к адмиралу, насчитывалось около трех тысяч всадников и десяти тысяч пехотинцев; армия католиков располагала мощной артиллерией и пятнадцатитысячным войском, состоящим из всадников, копейщиков, швейцарцев и аркебузиров, С севера через Орлеан на помощь герцогу Анжуйскому двигался Таванн.
В то самое время, когда герцог Монпансье приближался к границам Перигора, в Лувр прибыл гонец из Испании, привезший печальную весть: умерла Елизавета Валуа, супруга Филиппа II, дочь Генриха II и Екатерины Медичи. Удар был настолько силен, что буквально парализовал королеву, лишив ее хладнокровия и душевного покоя. Печальную весть сообщил ей сын Карл, узнавший об этом от обоих кардиналов. Прелатам в свою очередь известие принес гонец из Испании.
Екатерина проплакала несколько часов, чего раньше с ней не случалось; она поняла, что это результат расстройства нервной системы, вызванный гражданскими войнами, и первый признак надвигающейся старости. Наплакавшись вволю, она, как женщина деятельная и волевая, взяла себя в руки и решила, поскольку Филипп II остался теперь вдовцом, то она, не желая порывать свою связь с Испанией, отдаст за него другую дочь, Маргариту.
Посол сообщил, что Елизавета умерла на четвертом месяце беременности, по официальной версии, смерть наступила из-за неправильного питания и чрезмерной тучности. Однако истинная причина была другая. Филипп, этот вечно хмурый, грубый, черствый человек и недалекий правитель, однажды уличил жену в измене со своим пасынком доном Карлосом от первой жены. Дикая ревность обуяла тирана, однако он не стал устраивать публичный скандал, а просто приказал верным людям тайком отравить обоих любовников. «Зло должно быть наказано. Только так моя душа успокоится», — сказал он.
Этого, конечно, не знала Екатерина. Собираясь выдать за Филиппа свою вторую дочь, она и не подозревала, что хочет выдать ее за убийцу первой.
Однажды поздним вечером в лагерь Таванна прискакал всадник из Парижа. Он привез маршалу приказ герцога де Монморанси: Таванну предписывалось отпустить в распоряжение герцога двух капитанов — Лесдигьера и Шомберга — а с ними сотню всадников. Маршал прочел, удивился и отправил гонца к палаткам, где располагались офицеры.
Едва увидя посланца, друзья сразу же узнали его и бросились ему навстречу. Не тратя времени, Бетизак тут же рассказал Лесдигьеру, что баронесса де Савуази попала в лапы инквизиции и находится сейчас в монастыре Нотр-Дам по подозрению в связи с мятежниками. Возможно, ее уже пытают. Никто ничего сделать не в силах, даже сам король.
Лесдигьер был вне себя от гнева:
— Но что же делать?! Как вырвать ее из этой паутины?
— А что нужно от нас герцогу? — спросил Шомберг, услышав о приказе. — И зачем ему сто солдат?
Бетизак загадочно улыбнулся:
— Герцог собрался инспектировать свои поместья и нуждается в хорошем эскорте.
— Нашел время! — вспылил Лесдигьер.
— Не перебивай, — остановил его рассудительный Шомберг движением руки, — все это, по-моему, не просто так, и если мы понадобились герцогу, значит, он что-то придумал. Говорите, Бетизак, по вашему лицу я вижу, что не ошибаюсь в своих предположениях.
— Получив приказание герцогини Дианы, я выехал из Парижа через ворота Сен-Мишель и у самой часовни Сен-Жак-дю-Го-Па повстречался с маршалом Монморанси. Он возвращался из своего замка с двумя сотнями всадников. Узнав, какая беда приключилась с баронессой, и о том, что я еду к Таванну известить об этом ее мужа, герцог сказал, что Таванн не отпустит своего капитана во время военных действий, а самовольное оставление лагеря будет рассматриваться как дезертирство. Поэтому он тут же, на месте, — с ним, как обычно, был его секретарь, — написал приказ Таванну.
