— Но я не отпущу тебя так просто, как это сделал Клод де Ла Шатр, — хищно заулыбался де Вард. — Я слишком хорошо помню, как ты всегда оттеснял меня на задний план и не давал мне выслужиться при покойном коннетабле. Одно время и даже предлагал тебе дружбу, но ты отверг ее, и я пообещал, что не забуду этого.
— Я не подаю руку дружбы негодяям вроде тебя, — отмерил Шомберг.
— Ах так! — вскричал де Вард и, отскочив в сторону, выхватил шпагу. — В таком случае ты отдашь мне свое оружие, а сам встанешь на колени, извинишься передо мной и примешь мессу! Именно мессу, я ведь знаю, что ты перешел к реформатам! Ну же! Исполняй! Я не буду долго ждать!
И он приставил острие клинка к груди Шомберга. Но Лесдигьер быстрым движением выбил шпагу из рук.
— Что?! Бунт против короля! — де Вард отскочил в сторону и закричал, указывая на троих друзей: — К оружию! Все сюда! Смерть гугенотам! Бей еретиков!
Таванн порывисто обернулся. Несколько секунд он пристально всматривался в лица протестантов и вдруг воскликнул:
— Лесдигьер! И как это я не заметил! Все ко мне! Гугеноты на мосту! Взять их! Доставить сюда живыми или мертвыми, именем короля!
Его офицеры, сразу же узнав всех троих, бросились выполнять приказ начальника, однако одного взгляда было достаточно, чтобы понять о не слишком-то большом желании связываться с такими сильными шпагами, одна из которых принадлежала самому Лесдигьеру. Что касается горожан, то, наспех произведя несколько выстрелов, они тут же со всех ног, как стая голодных псов, которым наконец-то позволили приступить к еде, кинулись на несчастных протестантов, не подозревая, конечно, о том, что руководило офицерами.
Но еще раньше, чем Таванн раскрыл рот, гугеноты бросились бежать, поэтому теперь от погони их отделяло значительное расстояние. Но кое-кто уже бросился им наперерез со стороны домов, стоящих по обе стороны моста. Однако, ослепленные жаждой убийств, они не соизволили обратить внимание, что за поясом у каждого из беглецов было по паре пистолетов, и те, кто с пищалью или рогатиной подбегал слишком близко, удостаивались пули или хорошего удара шпагой, от которых уже не поднимались. Все же гугенотов преследовали, и они слышали топот ног и неистовые крики. С каждым мгновением погоня приближалась, будто бы черная богиня ночи настигала их[31].
— Может быть, бросить в самую гущу этих фанатиков камень, как это сделал Ясон[32]? — прокричал Шомберг.
Но отвечать было некогда. Мост уже кончался, куда сворачивать дальше, да и стоило ли — никто не знал. Положение было отчаянным: у них не было теперь времени, чтобы зарядить пистолеты. Все же им удалось, превозмогая боль и слабость, миновать улицу Святого Варфоломея и выбежать на мост Сен- Мишель. На их счастье, здесь было совсем мало вооруженных людей.
Так случилось, что наши друзья благополучно миновали мост Сен-Мишель и уже собирались свернуть на одну из боковых улочек Университета, чтобы затеряться там, как вдруг Лесдигьер взял за руки спутников и быстро потащил их в сторону двухэтажного дома с мансардой, стоявшего в самом конце моста или, вернее, в начале его. Недоумевая, друзья подчинились. Они оказались перед дубовой дверью с окошком, от которой начинался ряд торговых лавок.
Лесдигьер с силой забарабанил в дверь. К его радости, окошко сразу же раскрылось и сквозь мелкую сетку на него удивленно воззрились два встревоженных глаза. Видно, тот, кто находился внутри, наблюдал в амбразуру сбоку от двери за тем, что творилось в городе.
— Что вам нужно? — спросил голос.
— Откройте! Меня зовут Лесдигьер! Скажите это вашему хозяину. Он мой друг. Скорее же, во имя милосердия Христова!
Повторять ему не пришлось, так как совсем другой голос за той же дверью тотчас произнес:
— Сию секунду. Я узнаю вас. Входите.
Дверь раскрылась. Трое друзей ввалились в дом и двое тут же попадали на пол, не в силах больше держаться на ногах. Остался стоять один Лесдигьер.
Дверь за ними тотчас закрылась.
— За вами погоня? — только и спросил хозяин.
— Какое счастье, Рене, что вы оказались дома! — ответил Лесдигьер и без сил рухнул на скамью.
В это время погоня поравнялась с домом и остановилась. Секунд пять длилось молчание.
— Куда же они могли подеваться? — в недоумении спросил один.
— Только не на площадь Сен-Мишель, — ответил другой, — мы бы их сразу заметили.
— Но куда же тогда? — снова послышался голос первого. — Если на набережную, то их тоже было бы видно, ведь прошло не больше минуты, как они были здесь.
— Если бы не эти чертовы лавки! — сказал третий. — Из-за них обзор ограничен, и единственное, что можно с уверенностью утверждать, что они не свернули влево, мы бы их увидели.
— Но и вправо им некуда податься, у них не было времени миновать площадь. Ведь не на лошадях же они были, и самом деде!
— Видно, сам дьявол помогает этим гугенотам, коли они исчезли так неожиданно, будто растворились или попадали с моста в Сену, — произнес еще один.
— Был бы слышен всплеск воды.
Они замолчали и в недоумении стали осматриваться кругом. И вдруг один из них, тот, что подал голос первым, спросил, указывая на дом, у которого они стояли:
— Уж не здесь ли они укрылись?
— В самом деле, ведь не в преисподнюю же они провалились! — воскликнул еще кто-то. — Да ведь, кроме этого дома, им и деваться-то некуда.
— Надо выломать двери и узнать.
— Но на них нет креста.
— Значит, этот дом принадлежит католику.
— Кто бы он ни был, католик или нет, а надо пойти и выломать двери, если, конечно, нам их не откроют.
— Кто же откроет двери дома в такое утро!
— В таком случае надо идти на штурм дома! За мной! Смерть гугенотам!
— А если их там нет?
— Тогда мы принесем извинения хозяевам и уйдем.
— С пустыми руками? Да ведь эти дома принадлежат богатым торговцам, чьи лавки стоят на этом мосту!
— Молчать! Что мы — банда грабителей? Наше дело — поймать еретиков, а остальное нас не касается. Впрочем… если хозяева вздумают дать отпор и посмеют ослушаться королевского приказа в отношении укрывательства гугенотов… тогда… тогда нам придется применить силу. Во всяком случае, никто не станет ругать нас за это.
И он собрался уже начать барабанить в дверь, как вдруг к нему подошел предводитель и ухватил за руку.
— Не сметь! — приказал он, и в наступившей тишине спросил: — Знаете ли вы, кому принадлежит этот дом?
Наступило молчание. Каждый пытался вспомнить, но безуспешно.
— Лучше бы нам этого не знать и никогда не показываться здесь, — продолжал главарь.
Один неожиданно хлопнул себя рукой по лбу и робко проговорил, отступая от стен дома на несколько шагов:
— Черт меня подери… Да ведь в этом доме живет…
— Кто же? — спросили все разом.
И в наступившей тишине грозно прозвучало:
— Миланец Рене, личный парфюмер ее величества королевы-матери!
Будто ледяной дождь вдруг низринулся с небес и охладил головы убийц. Все тут же по примеру
