навлекла гнев матери, братьев и всего католического мира? Никогда! Все знают, что я католичка. Переменить веру — значит упасть, уронить себя в глазах всех. Первой осудят меня, потом мою мать.
— Раз вы такая рьяная католичка, зачем же соглашаетесь выйти замуж за принца-протестанта? Только потому, что вскоре у него будет собственное королевство?
— О чем вы говорите! Самая маленькая область Франции больше этого королевства… Не я, так захотела моя мать.
— Значит, ей все равно, католик ваш муж или гугенот?
— Конечно же, нет. Но у нее на этот счет свои планы, которые мне неведомы, и нарушать их я как любящая дочь не могу. Поэтому и даю согласие, хотя, поверьте, мне это нелегко.
— Однако вы убеждены в необходимости этого шага. Что движет вами при этом?
— Мысль о том, что любой шаг, предпринятый моей матерью, благопристоен и оправдан и служит в конечном итоге во благо и к процветанию французского королевства.
— И вас при этом совершенно не будет беспокоить вероисповедание вашего мужа и ваше собственное?
— Нисколько. Впрочем, я предпочла бы, чтобы он стал католиком.
— А он мечтает видеть вас протестанткой.
— Между нами нет любви, мы даже еще не виделись, а значит, не может быть с моей стороны никакого компромисса с собственной совестью и убеждениями.
Она встала. Жанна поняла: разговор окончен. Марго не поддалась.
Жанна вновь возобновила беседу на эту тему несколько дней спустя, но она получилась еще короче и привела к тому же результату. Больше «наседать» на невестку не имело смысла, и она оставила свои попытки, решив теперь, что надо закалить Генриха в борьбе против этих фанатиков, умолять его не поддаваться на соблазны и не менять веры. Но с Марго отношения были уже не те, что при встрече — от них повеяло холодком.
Тем временем Екатерина Медичи вновь отправила письмо к Великому герцогу Лоренцо с просьбой оказать давление на папу и получить его благословение, ведь помимо того, что молодые были разной веры, они приходились друг другу по материнской линии Генриха и отцовской линии Маргариты троюродными братом и сестрой, а значит, имело место пусть не прямое, но все же кровное родство. Потом она решила послать в Рим кардинала Лотарингского. Уж тот непременно должен был прислать нужный ответ, она позаботилась об этом, снабдив его перед отъездом необходимыми инструкциями.
Глава 4
Последние шаги перед вечностью
Гостям из Ла-Рошели не давали скучать. Чуть ли не ежедневно устраивались веселые пиры и пышные балы, на которых придворное общество появлялось в таких раззолоченных костюмах, которые и не снились гугенотам. Их приглашали на увеселительные мероприятия дамы из «Летучего эскадрона», проинструктированные королевой; они не отходили ни на шаг и гроздьями вешались на шею; католики при встрече с былыми врагами улыбались как старым друзьям и пожимали руки.
Жанна догадывалась о показном великолепии балов, что же касается затрачиваемых сумм, то приходила в ужас и негодование, думая о том, что один день таких празднеств стоит целой деревни.
Лесдигьер сказал ей как-то, хмуря брови и разглядывая внушительный гардероб из платьев, шляпок, перчаток, туфелек и прочих аксессуаров женского белья, подаренных будущей сватье Екатериной Медичи:
— Не нравится мне это — слишком уж резкий переход от военных действий к мирным, слишком лебезят перед тобою, прямо на шею готовы броситься, а совсем недавно с удовольствием перегрызли бы нам глотки. Королева-мать — так просто без ума от тебя, проходу не дает и даже называет сестрой. Все это не к добру. Если она подносит вазочку с земляникой, знай, что в ней может оказаться горькая калина.
— Ты сомневаешься в ее искренности? — спросила Жанна. — У тебя есть к этому основания?
— Я ей не верю, как и всему тому, что здесь происходит. Всё фальшиво и неискренне, всё лживо и дышит отравой.
— Ты меня убиваешь, Франсуа. Да с чего это тебе вдруг показалось?
— А сама ты разве не думаешь так? Посмотри на их лицемерные и льстивые улыбки, от которых веет изменой. Ты, королева Наваррская, сестра Генриха II, строгая, подозрительная и умнейшая женщина — как ты можешь не видеть, что нас здесь обманывают! Заманили в ловушку и смеются, выставляя напоказ драгоценности и издеваясь над бедными гугенотами…
— Замолчи, Франсуа… — мотнула она головой и закрыла лицо ладонями.
— Жанна, Жанна! Опомнись! Подумай, что ты делаешь, и прислушайся к моим словам.
— К твоим словам? Что ты хочешь сказать?
— Бежим отсюда! Уедем в Беарн и будем жить там. Плюнь ты на эту свадьбу, твой сын и без того будет королем Франции, ведь он принц крови и ближе всех к престолу…
— Поздно, Франсуа, — устало произнесла она. — Теперь нас не выпустят отсюда. А Генрих… он слишком далеко от престола французских королей. Пока он доберется туда из По, на трон сядет другой король — тот, который угоден папе и Филиппу.
— Тогда пусть он остается у себя дома, ведь там он тоже будет королем.
Жанна долгим взглядом посмотрела на него и твердо сказала:
— Я уготовила ему престол Франции и не успокоюсь, пока он не станет ее властелином. Женитьба на принцессе Валуа — вот путь, которым следует идти. Я должна породниться с королевой-матерью, только так я смогу договориться об отмене Салического закона во Франции, согласно которому престол занимают только мужчины. Ее выродки будут все бездетны, помяни мое слово, к тому же всем им недолго жить, они туберкулезники и рахиты. Скоро Марго останется без братьев.
В эту минуту доложили о приходе графа де Монтгомери.
Он вошел без тени улыбки на лице, подозрительным взглядом окинул новое платье, очень изящно сидевшее на королеве, покосился на туалетный столик с зеркалом, где стояла уйма всевозможных флаконов с духами, лежали кремы, румяна, опиаты для губ, и мрачно проговорил:
— Ваше величество, я пришел, чтобы предостеречь вас. Нас обманывают, водят за нос, как школяров.
Жанна в сердцах бросила на пол шелковый шарфик, который ей все никак не удавалось повязать вокруг шеи.
— И вы туда же, Габриэль! Вы что, сговорились? Вы тоже что-нибудь подозреваете, как и Лесдигьер?
— Неискренность, ваше величество, — ответил Монтгомери, — вот чем дышат все эти пиры да балы. Искусственные лица, лживые речи, льстивые улыбки здесь в изобилии, всё это — не что иное, как обман с целью увести в сторону от действительности.
— Вы чего-то боитесь, граф?
— Я боюсь измены. Слишком добродушны и сладки их улыбки, чересчур предупредительно обхождение. Не грянул бы гром среди ясного неба!
Жанна вспомнила бурю, разразившуюся недавно в Ла-Рошели, и предостережения астрологов. Глядя на верных соратников, она поняла, что они предупреждают о том же. Они не были одержимы целью, к которой стремилась она, глаза и ум, не подчиненные ни желаниям, ни стечениям обстоятельств, видели лучше, и ей следовало прислушаться. И только то, ради чего она приехала сюда, помешало ей трезво взглянуть на реальность. И все же она понимала, что неспроста завели разговор ее друзья, которые никогда не солгут и не предадут. Они правы: надо быть осторожной и терпеливой, здесь нельзя доверять никому, но надо делать вид, что ты весела и довольна. В этой стае волков ты сам должен притвориться их собратом.
Жанна поднялась. Мужчины стояли рядом, не сводя с нее глаз. Она подошла и, глядя поочередно то на одного, то на другого, произнесла:
