— Крой, ребята, частым. Не жалей патронов. Как кинем гранаты, бросайся все в атаку.
Он вылез в окно. Маруся молча последовала за ним.
Вскоре с той стороны, куда они ушли, что-то зазвенело, громыхнуло — это взорвались гранаты. Бойцы, забыв об опасности, крича и стреляя на бегу, кинулись вперед, к кабинету, откуда неслись глухие стоны.
Дверь, еле державшаяся не перебитых петлях, свалилась. У самой двери, опрокинувшись на пулемет, лежал мертвый, с расколотым черепом офицер. В стороне — еще двое. Трое раненых стонали на полу, со страхом глядя на ворвавшихся красноармейцев. В углу, подняв руки вверх, трясущиеся, стояли четыре корниловца. За столом, сжимая наган, сидел застрелившийся генерал Голощапов.
Большой богатый особняк донского богача и коннозаводчика Леонова был ярко освещен. В огромном, убранном по-праздничному зале был накрыт стол. Жареные гуси, индейки, поросята, закуски, наливки и вина, белоснежные скатерти, накрахмаленные салфетки ожидали гостей. Сегодня в ночь коннозаводчик Леонов готовил маленький вечер, на который пригласил друзей.
В соседней комнате были расставлены карточные столы, за которыми после ужина старики, играя в покер и трынку, вспоминали свою молодость, слушая, как в большом зале танцует молодежь.
Около девяти часов у самого дома Леонова сошла с коней небольшая группа кавалеристов. Вслед за ними показалась густая масса конницы. Конники прошли мимо, оставив у особняка спешенных людей и три — четыре сотни всадников.
Отдавая на ходу приказания, люди вошли во двор и поднялись в особняк. Навстречу к ним шел удивленный неожиданным визитом коннозаводчик Леонов.
— Простите, господа, — вежливо кланяясь, спросил он. — Чем обязан я вашему посещению и с кем имею честь говорить?
— Гражданской войне, — усмехаясь, ответил один из кавалеристов, — а имеете честь говорить с командирами советской конной армии. А я — начдив шестой.
Леонов вздрогнул и растерялся. Он провел рукой по волосам и неожиданно сел. Лакей, несший в столовую вазу с цветами, выронил ее и глупо уставился на вошедших.
— Да! Здесь командование и Реввоенсовет Конармии. Ростов взят нами. Завтра мы двинемся дальше, — проговорил человек в серой папахе, с густыми усами, весело глядя на продолжавшего сидеть Леонова. — Да вы не бойтесь, ничего худого вам не сделают. — И, повернувшись, приказал: — Все донесения направлять сюда.
— Господа! Уважаемые товарищи! Прошу вас к столу. Отведать праздничного, так сказать, гуся и чаю… с дороги. Очень, очень прошу! — низко кланяясь неожиданным гостям, проговорила жена коннозаводчика Леонова, появляясь из-за спин лакеев и перепуганной молодежи.
Сделав любезное лицо, она широко распахнула дверь столовой, за которой виднелись белоснежные столы, уставленные всякой снедью и яствами.
Потерявший дар речи Леонов, продолжая сидеть, молча проводил бессмысленным, растерянным взглядом группу незваных гостей, впереди которых шла его жена, усиленно приглашавшая откушать праздничного гуся.
К утру Ростов был полностью занят войсками революции, и над ним алым пламенем заколыхался красный флаг.
Конармия повернула на Белую Глину. Ее задачей было разгромить 1-й Кубанский корпус генерала Крыжановского, защищавший Тихорецкое направление.
ГЛАВА XXIII
— Товарищи, а ведь мы, никак, заблукались. Все возле этого проклятого кургана ходим, — останавливая коня, сказал Скиба.
Выла метель. Кони, вытянув шеи, сбились в кучу.
— Вот матери твоей бис! — выругался Скиба. — Хоть бы рельсы найти, тогда бы все ладно.
— Да где их найдешь? Ишь как воет, проклятая. Тут чуток один от другого отойдешь — и амба, занесет.
— Что ж, товарищи, подождем малость. Может, и развиднеет.
— Не-ет, чего там ждать. Может, оно и к полдню не развиднеет. Треба двигаться, — послышались голоса.
— Ну, когда так, айда дальше. Далеко не разъезжаться, — предупредил Скиба и толкнул коленями зябнувшего коня.
Разъезд медленно двинулся вперед, внимательно всматриваясь в серую туманную даль.
Ветер по-прежнему рвал снег и бесновался на приволье.
В стороне что-то тяжело застонало. Из мглы донеслась частая перестрелка. Где-то далеко в степи разгорелся бой, но, где свои, узнать было невозможно. Молчаливая пелена по-прежнему висела над землей.
Бойцы молча переглянулись. Скиба нахмурился и, покачав головой, сказал:
— Ребята, там наши кровь свою молодую льют, жизни не жалеют, а мы тут заблудились. Я так считаю, товарищи, рассыплемся в лаву, только чтоб друг дружку не терять. Надо искать дорогу. Может, она тут вот, под носом, а мы ее не видим.
Разъезд рассыпался и неторопливым шагом двинулся дальше.
— Товарищ Скиба! Дорога! Вот она, туточки, — захлебываясь от радости, подскакал через минуту из мглы занесенный снегом всадник. — Вот она! А мы ее целый час шукаем.
Скатившись с пригорка, разъезд подошел к высокой насыпи, на которой блестели рельсы, и быстро двинулся, идя обочь дороги. Вдалеке уже реже гудели пушки. Серая мгла быстро таяла и прояснялась.
Наконец впереди показалось черное пятно железнодорожного моста. В стороне от него неясно темнело несколько дворов. Издалека донеслись кукареканье петухов и ворчливый лай собак.
Полуэскадрон въехал в глубокий яр. Скиба остановился и знаком велел спешиться.
— Коноводы, на тот конец! — приказал он.
Человек пять пеших быстро перебежали дорогу и исчезли под мостом, редкий снег продолжал кружить над землей. Даль совсем прояснилась. Голые ветви деревьев и черные ребра изб выросли на холме. Над хуторком вился ранний дымок. Стая ворон с криком носилась над рекой.
Из-под моста выскочили люди, быстро взбежали наверх и скатились в овраг. Бродившая за хутором бездомная собака недовольно зарычала, но в ту же минуту трусливо дернулась и, испуганно завизжав, бросилась наутек. Под мостом что-то брызнуло огнем. Затем высоко вверх рванулся черный фонтан дыма. Взорванный мост стал на дыбы и провалился. Тяжелый гул залил степь и раскатился по холмам.
Штаб Кубанского корпуса и его командир, генерал Крыжановский, перейдя в штабной вагон, под прикрытием двух бронепоездов начал спешно отходить на Тихорецкую. Развивая стремительный бег, дыша дымом, неслись поезда по степи, уходя от гнавшейся за ними смерти.
Из окон классных вагонов офицеры тревожно смотрели на бескрайнюю белоснежную равнину. Цейсовские бинокли ощупывали каждый пригорок.
Степь молчала. Подойдя к хутору Покровскому, бронепоезда остановились. Высыпавшие из них люди бросились к взорванному мосту. В морозном воздухе засверкали и застучали топоры и ломы.
Но тут степь сразу ожила. Из многочисленных ериков и из-за холмов заструились пули, а на горизонте показалась кавалерия.
Путь был отрезан. Два часа медленно ползали бронепоезда к станции и обратно, поливая степь свинцом.
Насупленные, настороженные глаза смотрели из бойниц на рассыпавшихся по полю кавалеристов. Генерал Крыжановский вместе со своим штабом и начальником артиллерии корпуса давно перешел из вагона на бронированную площадку и наравне со всеми ружейным огнем отбивался от наступающих.
