— Что? — спросил мальчик в самом конце.
— Я поняла, — наобум заявила я. — Не слова. Ты сказал, что у тебя ничего-ничего не выйдет. Что ты уже пытался научиться и ничего не получилось. Что тебя все равно никто не поймет, вот как я сейчас тебя не понимаю. Так?
— Так, — удивленно кивнул Никита. Мне показалось, что на самом деле он в основном говорил что-то другое, но ради сохранения контакта предпочел убедить себя, что я все угадала правильно.
— Мы будем учиться с самого начала, — предложила я. — Вот на этих заданиях. Вот здесь нужно считать две клеточки вверх, а здесь — вниз. Ты все это сам сделал и правильно решил задачу. А теперь скажи: вверх!
— Верх!
— А теперь скажи: вниз!
— Низ!
— Вот видишь, у тебя все получается. Главное, что мы теперь знаем: ты умный, ты все сможешь.
Я попыталась объяснить матери, как учить Никиту говорить через решение пространственных задач. Она не поняла, так как ее собственный интеллект был откровенно вербальным. Но отец Никиты — математик, преподаватель Электротехнического института.
— Ведите сюда папу, — велела я.
— Он не пойдет, он во все это не верит, — сказала она.
— Так объясните ему.
— Он меня не слушает.
И тут вдруг я поймала в их семье то, что потеряла раньше: супруги живут вместе восемь лет и «никогда не ссорились». Как это возможно?
— Хорошо, — сказала я. — Я позвоню и сама с ним договорюсь.
Папа Никиты понял меня с полуслова. «Компьютер использовать можно или только кубики- картинки?» — спросил он. — «Можно, — ответила я. — Но не злоупотребляйте. У детей этого возраста мышление наглядно-действенное. Им надо все трогать, манипулировать предметами».
Буквально через два месяца Никита уже мог говорить простыми предложениями из двух слов. Мама тут же решила принять участие в процессе и отдала сына в ближайшую «обучалку-развивалку». Сходив туда три раза, Никита категорически отказался от дальнейшего посещения.
— Они смеются, — кратко объяснил он мне.
Спустя еще некоторое время выяснилось, что мальчик легко обыгрывает обоих родителей во все логические игры. Я посоветовала маме сделать набоковскую «Защиту Лужина» своей настольной книгой. Она восприняла это как изощренное издевательство. Папа отвел сына в шахматный кружок. Три месяца пребывания в кружке Никита молчал. Потом однажды сказал:
— Не так надо! — сел за доску и выиграл из заведомо проигрышной позиции.
— Малыш, ты — гений! — сказал руководитель кружка и обнял мальчика. Никита разрыдался.
— Молчание Никиты и его никому не понятная речь — это проекция? — сказала я папе. Вопрос в конце моей реплики едва угадывался.
— Да, — согласился мужчина. — Мы давно друг друга не слышим. Но я консервативный человек и уже привык. К тому же у нас сын.
— Ваш сын годами пытался показать вам, что так жить неправильно.
— А что я еще могу? — развел руками папа. — Я с ним занимаюсь, как вы велели.
— Никиту «разговорила» я, — сказала я маме. — Представьте, что кто-нибудь научится слышать вашего мужа и хотя бы иногда говорить с ним на его языке.
— Но что же делать?! — на глазах женщины показались слезы.
— Учитесь, — пожала плечами я. — В нашей культуре чувствовать и говорить об этом — прерогатива женщин. Если хотите, есть всякие тренинги…
— Да! Я пойду! — мама Никиты приободрилась. — Я буду бороться за свою семью!
Я только вздохнула… Ох уж мне эти борцы…
Сейчас Никите одиннадцать лет. Он мало, но вполне понятно говорит, пишет с чудовищными ошибками, с трудом читает вслух (про себя он читает прекрасно, его любимая книга — трилогия «Властелин колец») и имеет твердую двойку по русскому языку. Из класса в класс его переводят только потому, что он чемпион города по шашкам среди юниоров.
Глава 23
Злыдня
— Хочу, чтобы вы сразу знали — вся проблема во мне и дети тут ни при чем, — напористо произнесла женщина весьма монументальных форм, похожая на актрису Нонну Мордюкову в ее зрелые годы.
— Тогда, может быть, вам следует обратиться к взрослому психологу в районную консультацию? — предположила я.
— А как же дети?! — весьма непоследовательно воскликнула женщина. — Они же сволочами вырастут!
— О господи, — вздохнула я. — Ладно. Сядьте сюда и расскажите все по порядку. Сколько у вас детей и что вас в них беспокоит?
— Двое — мальчик и девочка. И глядите: у дочки с детского садика есть лучшая подруга Варечка. Чудесная девочка, добрая, спокойная, очень талантливая, с пяти лет на фортепиано занимается. Варечка с дочкой в один класс пошли, за одной партой сидят, в школу, из школы — только вместе. И вот Варечка победила в каком-то конкурсе юных исполнителей. Пригласила нас с дочкой на торжественный концерт. В филармонии была вся такая красивая, в длинном платье, с локонами, играла — так хорошо, прямо до слез. А вечером вдруг моя мне и говорит: мама, я понимаю, что это нехорошо, но только я Варьку почему-то сегодня ненавидела… Каково, а?
Прежде чем я успела как-то отреагировать, женщина продолжила свой рассказ.
— Теперь сыночек… Все у него придурки. Ни про кого из одноклассников или учителей доброго слова сам не скажет, приходится клещами тащить. Потом оказывается, что Ваня все-таки дал ему контрольную списать, Дима перед учительницей заступился, а Рифкат рисует и делает чудесные компьютерные мультики… Вот видишь! — говорю. А он: ну и что, я бы тоже так мог, если бы вы мне такой комп, как у Рифката, купили.
— То есть, вас волнует, что ваши дети не умеют радоваться чужим успехам и спокойно признавать чужие достижения, — спросила я. — Правильно?
— Конечно! А только откуда бы у них что взялось, если я сама… злыдня! И ничего с этим поделать не могу!
Я, не удержавшись, широко улыбнулась. Уж очень неожиданным словом охарактеризовала себя моя посетительница.
— Вам смешно? — горько спросила она. — А мне вот не до смеха, между прочим…
— А в чем же это у вас-то выражается? — спросила я.
— Да я и сама радоваться не могу! Даже если подружка-расподружка…
— А сочувствовать, если у подруги горе?
— Ну, это конечно! Что ж мы, не люди, что ли? Вот у моей с техникума подружки в позапрошлом году у сыночка пятилетнего заподозрили онкологию на ножке, в больницу их положили. Так я только что на стены не лезла, всех своих извела, в три церкви сходила, а когда назавтра должен был главный анализ прийти, так я всю ночь не спала, сидела на кухне, чаи гоняла и только все повторяла как заведенная: «Господи, ну пожалуйста! Господи, ну пожалуйста!»