За истекшие годы сын бизнесмена стал жить отдельно, в купленной папой квартире, и женился на дочери компаньона отца («такая же тусовщица, как он сам, да что говорить…»). Детей молодые не хотят: зачем они, только жить мешают.
Один раз бизнесмен специально приехал в Псков, «в ихний балаган» посмотреть на подросшую Настю-младшую. Убедился, что с цыганистым Мишей она не имеет ничего общего, а похожа — увы и ах! — на его собственного лоботряса и на него самого (оба — белобрысые, со светлой кожей). Двухлетняя Настя была общительна, приветлива, Миша тоже не смотрел больше зверем. Бизнесмен крепко пожал карусельщику руку, спросил опять:
— Деньги на девочку возьмешь?
— Она — счастье мое и память, — ответил Миша. — Как деньгами померить?
— Тогда положу деньги на ее счет в банке за границей, — решил бизнесмен. — Вырастет, воспользуется, как захочет.
— Воля ваша, — беспечно улыбнулся Миша.
— Забрал бы ее к себе, — говорит мне бизнесмен. — Да жена против категорически, а меня-то дома и не бывает. А Миша этот и мать его в деревне… любят ведь они ее… Я в деревне той водопровод провел и газ… Смешно вам?
— Почему же смешно? — удивляюсь я. — Хорошо, люди наверняка рады. И вам приятно доброе дело сделать… для Насти и для других.
— Я по натуре бродяга, — говорит Миша. — Люблю деревню свою, но поживу немного хоть где — и в дорогу тянет. Ничего сделать не могу. Отца не знаю, может, меня мать от цыгана родила? Настена в школу пойдет, в деревне, конечно, я скучать стану… У матери хозяйство, она не может иначе, старая уже… Делать-то чего?
— Миша, вы добрый и семейный по природе человек, вы не думали…
— Думал, — на полуслове поймал мою реплику Миша. — Решиться не могу. Есть у меня в деревне подружка, с детских лет еще, в школу вместе бегали. Таней звать. Говорит: бери меня, Мишка, замуж, Настене мать нужна, и еще я тебе рожу… Я бы и не прочь, да как же я, карусельщик бродячий…
— Миша, не обязательно все время кочевать, — говорю я. — Есть много профессий, связанных с вечными разъездами. Можно выбрать, выучиться, даже заочно. И возвращаться домой, к Насте, к Тане, к семье…
— Это какие же? — жадно спрашивает Миша. — Я вообще-то учиться даже люблю…
Я, вздохнув, иду к полке за справочником про техникумы и училища.
А спустя еще неделю так же, за одну ночь, аттракционы были разобраны, погружены в фургоны. Огромные лебеди надменно гнули шеи над бортами грузовика. Взревели моторы. К полудню лишь ветерок гонял бумажки над вытоптанной и смятой травой пустыря, а мой пес жадно принюхивался, ловя исчезнувшие запахи.
Я не особенно-то сумела помочь им. Но все же почему-то эта печально-оптимистическая история, в которой одновременно присутствовало что-то от бродячей средневековой легенды, сентиментального английского романа и старого доброго Голливуда, осталась в моей памяти.
Глава 29
Ковер с длинным ворсом
Начало этой истории совпало с разгаром перестройки.
Немолодая круглолицая женщина самого простецкого вида привела на прием подростка, оставила его в коридоре и уселась на стуле (проигнорировав удобное кресло) в позе кучера, неоднократно описанной в русской классической литературе. Я приготовилась выслушать претензии и прочесть матери краткую лекцию об особенностях подросткового кризиса.
— Я туточки ни при чем, а он — мальчонка хороший, — сказала женщина, не выпуская меня из ассоциаций, связанных с критическим реализмом. — Вот мамка его — совсем пропащая. Отца и вовсе не видали. Из школы его гонят, не понимает он там ничего. Чего теперича делать-то?
— Гм-м… А вы, собственно, кто?
— Соседка я ихняя, в одной квартире с ими живу, — женщина говорила на каком-то неопределенном диалекте, который выдавал давно прижившуюся в Петербурге «лимитчицу». — А он — мальчонка хороший, — упрямо повторила она. — Вы поговорите с ним, может, чего и выйдет. А мне на работу надо…
— Хорошо, — вздохнула я, — попробую. Как его зовут — Саша? Зовите…
Для подростка из социально неблагополучной семьи Саша оказался неожиданно контактным и дружелюбным, охотно отвечал на все мои вопросы. Но по поводу профориентации наш диалог оставался — увы! — совершенно бесплодным.
— Тебе нравятся какие-то предметы в школе?
— Не-а.
— А какие-то увлечения есть?
— He-а. Телик люблю смотреть.
— А что у тебя хорошо получается?
— На велике кататься. А так — ничего не получается.
— А чем бы ты хотел заниматься?
— Не знаю. Ничем.
— Может быть, тебе техника нравится? Машины там, руками что-то делать?
— Нет, я это не умею.
Есть в психологии такой прием — направленная визуализация. Я иногда использую одну из его модификаций для профориентации подростков с небольшими когнитивными возможностями.
— Представь, что ты уже стал взрослым и у тебя все хорошо. Где, с кем, среди чего ты оказался? Что ты там делаешь? Опиши картинку.
— Там ковер! — сразу сказал Саша и чиркнул себя по щиколотке ребром ладони. — Вот с такими волосьями.
— Ковер?! — изумилась я. — Какой ковер?
Ситуация прояснилась почти сразу и оказалась трагикомической иллюстрацией ко «времени перемен». В прошлом году Саше и его брату, как детям из социально неблагополучной семьи, выделили бесплатные путевки и отправили их на месяц в пансионат, который только что отобрали у какой-то крупной партийной организации. Обстановку и инфраструктуру пансионата еще не успели поломать, и уличные мальчишки очутились среди совершенно невозможной для них роскоши. В магазинах и у них дома не было никаких продуктов, все распределяли по талонам, которые мать к тому же меняла на водку, а в пансионате два раза давали даже бутерброды с икрой и ломтики ананаса, которого Саша до той поры вообще никогда не видел. Но наибольшее впечатление на мальчика произвел все-таки лежавший в холле ковер…
— Так, — сказала я и надолго задумалась. — Ты хочешь очутиться в атмосфере внешней роскоши — это ясно. Но этот ковер — он должен быть у тебя лично, в твоей квартире?
— Нет, нет, — Саша протестующе замахал руками и попытался объяснить: — Куда такое одному-то?! Просто чтобы красиво… Для всех, вокруг… И я там…
— Ага, поняла, — согласилась я. — Ты хочешь работать там, где красиво.
Гостиничный бизнес, к примеру… Осталось выяснить, что бы ты мог там делать… Ты еду готовить не любишь? Кулинарное училище…
— Не-а, — уже знакомо сказал Саша. — Не умею я это.
— Послушай, но ведь за что-то же тебя в жизни хвалили, благодарили… Вот соседка тебя привела, потратила свое время, говорила о тебе хорошо, значит…
