не щуриться. Но не это главное!
– А что? – спросил Коля, уже представив себе, как найдет на чердаке дома номер девять потерянных прошлым летом пластмассовых индейцев.
– Главное, по твоим глазам больше никто не сможет догадаться, говоришь ты правду или обманываешь! И кто посмотрит в них, тот потом всегда будет тебе верить, что бы ты ни сказал. Хоть учительница на уроке, хоть мама с папой, хоть лучший друг.
Коля задумался:
– Даже если я совсем ерунду скажу какую-нибудь?
Зеркало промолчало.
– А разве можно поменять глаза?
– Посмотрись-ка в меня!
Колька снова посмотрел в зеркало. На какой-то момент ему показалось, что он видит сразу два своих отражения, но второе быстро растаяло.
– Там… кто-то второй, – неуверенно сказал он.
– Это ты – который был, – ответило зеркало. – Теперь у тебя стеклянные глаза, осмотрись вокруг – замечаешь разницу?
Колька огляделся. То, что раньше расплывалось в полутьме, теперь стало четким и ясным. Можно было даже разобрать строчные буквы в лежащей под ногами газете.
– Вот это да!
– Когда захочется чего-то еще, приходи, я буду ждать, – сказало зеркало и замолчало.
А Колька побежал домой, думая, что же делать с двойкой. Лучше бы вообще о ней ничего не говорить, но как раз сегодня мама должна была подписывать дневник, и нагоняй обеспечен. Верить или не верить обещаниям зеркала? Колька перебирал подходящие истории – как списал с доски не то условие, как перестала писать ручка и ни у кого не оказалось запасной, как помогал Серому, а в результате не успел доделать свой вариант – в общем, все возможные ситуации, в которых он, Колька, был жертвой случайного стечения обстоятельств, а двойку стоило рассматривать как досадное недоразумение.
Колька по-новому смотрел на всё вокруг. Теперь он видел гораздо больше, чем раньше. Будто на глаза надели фильтр, улучшающий картинку. Колька даже помял веки пальцами, осторожно нажимая на глазные яблоки – нет, никакого стекла. Глаза как глаза.
Когда он вошел в квартиру, то сразу услышал, что родители ругаются. Такое случалось редко, а накануне папиного отъезда – вообще никогда. Колькин папа работал моряком, его сухогруз уже сто раз пересек все океаны мира. Мама всегда напоминала Кольке, как важно, чтобы, уезжая, папа увозил с собой хорошее настроение и тепло семьи. Поэтому-то сегодняшняя двойка была особенно нежеланной.
Колька проскользнул в свою комнату, кинув родителям «Привет!», но они даже не заметили его прихода.
Потом мама плакала в ванной, а папа что-то сосредоточенно двигал на балконе. Колька набрался храбрости, принес маме дневник и ручку:
– Ма, а подпиши?
Мама, стараясь, чтобы Колька не заметил ее слез, посмотрела на него, взъерошила ему волосы, и сказала:
– Глаза у тебя какие-то странные, – и взяла дневник.
Колька уже заготовил самую красивую версию: что его из-за ремонта в классе пересадили за другую парту, а он по привычке во время контрольной выбрал свой старый вариант.
Но мама, не глядя, черкнула свою подпись прямо под двойкой и даже ничего не спросила. А папа с Колькой даже толком не попрощался – собрал свой обклеенный иностранными этикетками чемодан, молча чмокнул в щеку и уехал.
На следующий день на большой перемене Колька снова пробрался в подвал. Внимательно рассмотрел себя в зеркале. В пыльном отражении хмурился мальчик Коля из четвертого «Б» класса, такой же, как всегда, с вихром-хохолком на макушке, конопушками на носу, перемазанный мелом и чернилами.
– Ты меня обмануло! – обиженно прошептал Колька.
Только пылинки заплясали над темной поверхностью зеркала.
– Ты обмануло меня, потому что маме и папе оказалось всё равно, что я получил в школе! Мне даже не пришлось им врать!
Зеркало молчало. Колька легонько пнул его по раме и вернулся в класс.
О своих стеклянных глазах он почти не вспоминал, пока как-то не сел играть в «верю-не-верю» после уроков с мальчишками из соседнего класса. Колька выигрывал у них два часа подряд, чем заслужил почет и завистливое уважение.
В другой раз он проспал школу и, придя только ко второму уроку, сказал Анне Петровне, что у них дома прорвало трубу и нужно было дождаться сантехника. Учительница внимательно посмотрела Кольке в глаза, чему-то кивнула и замечание в дневник записывать не стала.
Тогда он начал чаще прогуливать, пропуская нелюбимые уроки, и каждый раз его объяснения вполне устраивали всех учителей. Свободное время надо было куда-то девать. Колька очень любил кино, но на это карманных денег не хватало. Тогда он сказал маме, что с этого года подорожала школьная охрана и уборщица и надо доплатить по сто рублей за девять учебных месяцев. Маму это огорчило, она хотела даже позвонить Анне Петровне, но Колька посмотрел на нее стеклянными глазами, и мама передумала. А утром дала сыну конверт, чтобы он передал его классному руководителю.
Колька пересмотрел все фильмы, какие только шли в этом месяце, и деньги кончились. Тогда появилась новая идея.
На всякий случай Колька уехал на маршрутке до автовокзала, где вряд ли кто-то случайно мог бы узнать его в толпе. На двадцати остановках было очень людно – приходили и уходили «Икарусы», обдавая всех синим дымом, что-то бубнил гнусавый динамик диспетчерской, частники лениво ждали пассажиров, приоткрыв дверцы своих «Волг» и «Жигулей».
Колька выбрал толстую пожилую женщину – он так придумал заранее. Ведь толстые добрее худых, пожилые доверчивее молодых, а женщины жалостливее мужчин. Борясь со стыдом, Колька тихонько дернул ее за рукав. Женщина обернулась:
– Что тебе, мальчик?
И Колька рассказал ей про своего старшего брата, недавно вышедшего из тюрьмы, и про то, как ветер выдул из кармана двести рублей, и как будет ругаться брат, и что теперь хоть домой не возвращайся… Женщина сначала хотела прогнать его, но, взглянув в глаза, выслушала до конца, а потом, охая и ахая, сунула Кольке двести рублей.
Через месяц Колька жил как король – в школу ходил, только когда хотел, каждую неделю ездил в Парк культуры кататься на аттракционах, а от съеденного мороженого чуть не заработал ангину. Даже купил плеер, а маме сказал, что выиграл его в мгновенной лотерее, получив билетик на сдачу. Мама, разумеется, поверила, даже не задумавшись, выдают ли детям без паспорта ценные призы.
За то, что зеркало не обмануло и действительно подарило ему волшебные стеклянные глаза, Колька уже не сердился. Жить стало гораздо интереснее. Правда, теперь он совсем разучился плакать – но это же хорошо, ведь слезы мужчинам не к лицу! И откуда взяться слезам в стеклянных глазах?
А еще Кольку стали раздражать друзья. Такие глупые и доверчивые, они принимали за чистую монету любую выдумку. Как он только не издевался над ними – всё всегда сходило с рук. Один только раз Колька явно перегнул палку – сказал Серому, что ночью будет северное сияние, и тот всю ночь простоял в кровати на коленях, выглядывая в окно и боясь пропустить небывалое зрелище. С тех пор друг стал избегать Кольки, старался не оказываться с ним в одной компании.
Приближался Новый год, и конец четверти, и день рождения Серого. Колька долго думал над подарком. Дорогую игрушку без совета с мамой он купить не мог, хотя деньги у него были – такой обман уж точно вскрылся бы быстро. Дарить книгу или какой-нибудь конструктор – казалось недостаточным. Для лучшего друга же! Тогда Колька решил, что подарит Серому то, что они купят с мамой, а еще отдаст ему замечательное красное стекло – обтесанный морем осколок красивой бутылки с выпуклыми буквами. Колька нашел его летом на море и весь сентябрь таскал с собой в портфеле. В солнечные дни было интересно смотреть, в какие фигуры может собираться свет, преломляясь в сложных изгибах стекла.
