А рядом с ним сидел сурового вида полковник и с таким же суровым видом вчитывался в переведенные на иврит армейские документы Филина. И удивление его угадывалось в наморщенной до неприличного состояния бритой голове. О том, какие войска может представлять этот «полкан», Андрей знал – наслышан был за два года.
– Ну, что ж, Андрей. – Председатель все же решился на «роды». – Мы видим ваши документы, подтверждающие инвалидность... И хоть, глядя на вас, нужно быть ненормальным, чтобы в нее поверить, но... Закон есть закон! С медицинской точки зрения – вы для армии не интересны!
В этот момент и «прорезался» полкан, прокашлявшись в кулак.
– Ты хочешь что-то сказать, Моше?
– Да! – отрубил полковник и обратился к Андрею: – Вы знаете, Андрей, какую службу я представляю?
– Догадываюсь, – усмехнулся Филин.
– Хорошо! Без догадок. Я полковник ШАБАКа[52] ...
– Я так и думал...
– ...И в мою работу входит также и призыв новых репатриантов в боевые войска...
– Я инвалид. – За два года в Израиле Филин приобрел стойкое неприятие местной армии: «Детский сад надел панамку!» или «Хапай мешки – вокзал отходит!».
– Я уже видел ваши документы... И успел прочитать в них, что инвалидом вы стали еще семь лет назад... Это так?
Ответом было молчание.
– А еще я увидел в ваших документах то, что вы имеете большой опыт службы в боевых условиях. В спецподразделении... Вы были офицером?
Андрей уже начал жалеть о том, что показал все эти бумаги.
– Молчите?.. Ну, что ж... Говорить не обязательно – ваши документы говорят сами за себя... И мы будем проверять и проверять все то, что здесь написано!.. Для чего вы приехали в Израиль? – Последний вопрос прозвучал как выстрел.
– С семьей.
– Это мы знаем! Для чего? И почему? И почему вас вообще оттуда выпустили? Или ваш Кей Джи Би (КГБ, в смысле) настолько не профессионален, что выпустил из виду ваше военное прошлое?
– На Украине нет КГБ! У нас СБУ. И я в ней не служил!
– Это мы проверим! «У нас»!.. И проверим, ту ли цель вы преследовали, пересекая границу Израиля!
– Ваше право...
– Да! Наше право и наша обязанность!
– Я уже могу идти домой?
Полкан пристально смотрел на Филина и что-то для себя решал.
– Хорошо. Идите. И будьте готовы к тому, что нам с вами придется встретиться еще раз. А может быть, и не один! До свидания!..
Настроение было окончательно испорчено.
На всю ближайшую неделю.
А потом все стало понемногу забываться – Монах в очередном телефонном разговоре дал наконец- то(!) свое «добро»! Путь в Одессу был открыт!.. Ехать Андрей решил вдвоем с Машенькой в июле, и именно 6-го числа – 8 июля был Синичкин день[53] , и не поздравить ее он просто не мог, тем более что это было в его силах...
Заботы, приобретение билетов, получение дарконов.[54]
Неприятный разговор с полканом забылся, отошел на задний план.
И вспомнился 30 июня, когда Андрей вернулся домой после работы и застал на столе повестку в призывную комиссию. А через час зазвонил телефон.
– Да!
– Здравствуйте! Это Проценко Андрей?
– Да! – Он уже узнал этот голос, но решил пока не подавать вида.
– Вас беспокоит полковник Моше Леви.
– Я не знаю такого человека.
– Знаете, Андрей! Мы встречались с вами на медкомиссии...
Дальше юлить было бессмысленно:
– Слушаю вас, полковник.
– Вы получили повестку на призывной пункт?
– Да, сегодня.
– У вас завтра выходной, поэтому я жду вас к 11.00. Мне хотелось бы побеседовать с вами до вашей поездки в Одессу.
– Откуда вы знаете, что у меня выходной? И что я собираюсь... – И осекся резко, только сейчас сообразив, с кем разговаривает.
Самодовольная ухмылка полкана была видна даже сквозь телефонную трубку:
– Вы поняли наконец, какую службу я представляю?
– Хорошо, я приеду...
– В 11.00! Жду вас! – и дал отбой...
...Входил в кабинет полковника Андрей с опаской: «Кто их знает, что они там наковыряли, чурки горбоносые!»
– Можно?
– Да-да! Пожалуйста! – Полковник весь так и светился от каких-то переполнявших его засекреченную душу мыслей. – Присаживайтесь!
– Спасибо. – Филин уселся на жесткий стул и приготовился к неприятному разговору.
Предчувствия его не обманули.
– Ну, что ж, господин Проценко, давайте побеседуем! – Полкан совсем по-русски потер руки. – Что ж! Мы проверили ту информацию, которую вы нам предоставили. И еще кое-что из того, о чем вы говорить не пожелали...
Андрей сидел, как изваяние с каменным лицом. Он ждал продолжения.
И это молчание, видимо, немного обескуражило полковника.
– У вас крепкая нервная система, должен заметить! А ведь уволили вас из армии именно в связи с этим: «Реактивная психика, склонность к суицидальным действиям, неадекватная оценка опасности...» – зачитал он из какой-то бумажки. – Думаю, что ваши врачи несколько поторопились с такими категоричными выводами... Хотя... Думаю, что «вьетнамский синдром» налицо. Знаете такой термин в психиатрии?
– И что?
Филин стал исподволь осматриваться и, как бы ненароком, взял со стола карандаш. И этот его демарш не остался незамеченным.
– Не надо, Андрей. – Полковник был абсолютно спокоен. Как кобра пред прыжком. – Положите карандаш на место, пожалуйста. Я все про вас знаю. Или почти все... А уж о вашей подготовке офицера русского спецназа и подавно! Мое убийство обойдется вам в два пожизненных заключения – я все же старший офицер Службы безопасности при исполнении служебных обязанностей... Подумайте о дочке и пожилых родителях на Украине. Положите карандаш!
Остро отточенный карандаш медленно вернулся к своим собратьям.
– Хорошо... – Он вздохнул с видимым облегчением. – А теперь поговорим.
А Филин продолжал буравить взглядом его переносицу. И ждал развязки разговора.
– Мы выяснили все, что касается вашей службы в советском спецназе... – На это заявление Андрей только улыбнулся, и полкан заторопился: – Ну, может быть, не все, но достаточно, чтобы понять, что вы прошли очень серьезную и суровую армейскую школу – два боевых ордена, две медали, два ранения и тяжелая контузия, и пенсия к двадцати трем годам – это, знаете ли, впечатляет!.. Потом довольно успешный бизнесмен – свой ресторан, респектабельное место, Торговый дом. Вы даже начинали деловые отношения с некоторыми израильскими бизнесменами. И успешно начинали, надо сказать!.. И вдруг все
