...Имеются человеческие жертвы

отечественной граж­данской авиации, и засядет от нечего делать за ме­муары или очерки из жизни следователей по особо важным делам, он немало страниц, наверное, по­святит разнообразнейшим психологическим нюан­сам людей своей специальности. И в частности, тем переживаниям, какие испытывают они в прозектор­ских и моргах при судебно-медицинских исследова­ниях и вскрытиях трупов.

Ну да ладно. Надо было ехать, и они поехали.

Состояние этого мрачного медицинского заведе­ния поразило Турецкого и его помощников. Понят­но, что в связи с прорехами в городском и област­ном бюджете денег на содержание отпускали пре­ступно мало, понимал, что, вероятно, как и положе­но у нас, тут навели кое-какой марафет по случаю прибытия именитых столичных деятелей, но все равно то, что открылось глазам и прочим рецепто­рам, могло вызвать только возмущение. О том же, что тут творилось весной, летом и осенью, не хоте­лось и думать.

В связи с особой серьезностью события, повлек­шего человеческие жертвы, следственную группу Турецкого встретили заведующий бюро судмедэкс­пертизы и лучшие судмедэксперты. На его вырази­тельный взгляд и соответствующее выражение лица эти медики не то с железными, не то вовсе атрофи­ровавшимися нервами только мрачно развели рука­ми: что вы хотите? Приходится трястись над каж­дым литром формалина, над каждым литром спир­та, бывают перебои с подачей энергии. А холодиль­ники, как вы догадываетесь, пока еще от электриче­ства работают. Вот так и приходится кувыркаться. Если почувствуете головокружение и дурноту, ска­жите, не стесняйтесь — дело обычное.

Он оглянулся на своих — и Рыжков, и Данилов топтались за спиной у Турецкого, оба зеленые, с несчастными, затравленными глазами.

— Вот так, — сказал заведующий областным бюро судмедэкспертизы. — В знойные дни работа­ем в специальных масках.

— 

Вот-вот, — подтвердил Турецкий, это хорошо бы... Вот им двоим.

—  

А вам самому?

— 

Знаете, пожалуй, не откажусь.

— 

Ну, идемте.

И они вошли в небольшой зал с окнами, доверху закрашенными белой краской. Вдоль стен и посере­дине на трех столах лежали тела. Всего пятеро.

—  

У этих потерпевших аналогичные поврежде­ния: переломы, множественные ушибы, черепно- мозговые травмы, обильные кровотечения. Вот у этого, этого и этого обнаружены разрывы внутрен­них органов, переломы ребер и размозжение тканей лица, — пояснил высокий мужчина, один из судмедэкспертов.

— 

У меня вопрос, — глухо сказал Турецкий. — Характерны ли эти телесные повреждения для тех, что наносятся в толпе и давке?

— 

Разумеется, — ответил другой эксперт. — И хотя у большинства смерть наступила в результате множественных повреждений, мы можем с высокой степенью вероятности утверждать, что вот эти, номер четвертый и пятый, погибли вследствие уда­ров по голове твердыми тупыми предметами, веро­ятно все-таки дубинками, и в результате падений.

— 

Все потерпевшие опознаны? — спросил Да­нилов.

— 

К настоящему моменту почти все. У четверых в одежде обнаружены личные документы. А вот этот, номер второй, сотрудник ОМОНа Иванчук, семьдесят седьмого года рождения, скончался в больнице вследствие проникающего ранения в плевральную область грудной клетки колющего орудия, видимо заточки. Так что, как понимаете, схватка была нешуточная.

—  

Ну а это, — они подошли к столу, на котором лежало тело светловолосого мужчины лет тридца­ти, — ну а это как раз труп Русакова Владимира

Михайловича, лидера общественно-политического движения «Гражданское действие». Поступил без документов, но его тут все знали.

—   

Так, — кивнул Турецкий, — обстоятельства и причины его гибели меня интересуют в первую оче­редь. Вы же знаете, что поднялось в городе в связи с его смертью на площади. Все газеты только об этом и пишут. Прошу описать все, что вам удалось установить, максимально подробно. И еще попро­сил бы господ экспертов в актах судебно-медицин­ских исследований трупов изложить все детали точно и подробно.

—  

Мы исходили из тех же посылок, — сказал заведующий бюро судмедэкспертизы области. — И здесь мы действительно столкнулись с медицински­ми фактами, позволяющими утверждать, что имело место целенаправленное физическое устранение с намерением дальнейшего сокрытия убийства по­средством создания впечатления, что убитый полу­чил множественные несовместимые с жизнью по­ вреждения в результате давки. Я могу твердо за­явить, что налицо признаки убийства, исполненно­го достаточно грубо, но... надежно.

— 

Все это в высшей степени важно, — заметил Турецкий. — Это может пролить свет на множество прочих обстоятельств, связанных с этими события­ми. Насколько мне известно, Русаков был одним из ведущих деятелей оппозиции регионального мас­штаба.

—  

Если не просто ведущим, — добавил высокий эксперт. — Он пользовался в городе огромной по­пулярностью, и авторитет его, в отличие от боль­шинства других демократов, неуклонно повышался. Так что...

—  

Итак, — прервал его другой эксперт, низень­кий толстячок, — Русакову был нанесен смертель­ный удар сзади тонким, остро заточенным, колю­щим предметом. В результате этого проникающего ранения были повреждены: левое легкое, крупные сосуды сердечной сорочки и собственно сердце. Смерть наступила мгновенно.

— 

Что это могло быть за орудие?

—  

Нечто наподобие длинного шила, остро зато­ченной вязальной или велосипедной спицы. Надо сказать, что в городе и области за последние не­сколько лет отмечено несколько случаев убийств, произведенных именно таким способом и таким же орудием. Кроме того, обнаружена черепно-мозговая травма левой затылочной кости, также смертельно­го характера, причем, судя по рисунку раны и ос­колкам костей, удар был нанесен не дубинкой, а кастетом. Как тот, так и другой удары были нанесе­ны в момент, когда Русаков еще стоял, удары, ско­рее всего, были нанесены очень сильным физичес­ки человеком на десять — пятнадцать сантиметров ниже Русакова, а рост Русакова — сто восемьдесят семь сантиметров. Второе повреждение, вероятно, было нанесено с контрольной целью, но это не компетенция медиков, это суждение имеет право вынести лишь следствие, а не экспертиза...

—  

Чтобы добить жертву наверняка... — пони­мающе кивнул Турецкий.

—  

Совершенно точно. Первое ранение — шилом или спицей, помимо поражений жизненно важных органов, повлекло обширное внутреннее кровоиз­лияние с очень малым наружным кровотечением, что сопряжено с чрезвычайно узким раневым от­верстием. Все остальные повреждения должны рас­сматриваться как посмертные, хотя как те, так и другие вряд ли разнесены во времени более чем на несколько минут.

— 

То есть убийство, никаких сомнений?

—  

Вероятнее всего, — подтвердил завбюро. — Но, повторяю, подробные выводы — компетенция следствия, а не врачей.

—  

Ну что, можно закрывать? — Один из экспер­тов взялся за край белой простыни.

—  

Подождите минутку, — сказал Турецкий, и, сделав шаг к столу, вгляделся в бледное, осунувшееся лицо лежащего. Его невольно поразила тонкость черт этого как будто погруженного в какую-то важ­нейшую мысль прекрасного русского лица — столь­ко было в нем внутренней одухотворенности и глу­бины.

И он представил, каким было оно еще два дня назад, при жизни, и невольно подумалось о том, куда попала Россия и что ждет ее завтра, если сегод­ня убивают последних людей вот с