— А что тебе твой пистолет? — быстро спросил Меркулов, предупреждая инстинктивный порыв Сережи признаться в изъятии «марголина».
— Что мне мой пистолет? — переспросил Турецкий. — Хотелось бы его иметь на месте.
— Мы отдадим тебе его, конечно, — сказал Меркулов. — Но только после. Ты сначала объясни мне: чего ты, вымывшись, распарившись, хватился вдруг: «Где пистолет?!»
— Где мой «марголин»?
— Послушай, Саша. Успокойся и послушай. Твой пистолет тебе не нужен. Я его изъял. А почему? Я объясню. Ты, к сожалению, очень крепко болен. Психически.
— Что, сумасшедший, да?
— Нет, гораздо хуже: ты зомбирован. Ты зомби. Только не волнуйся.
— Зомби… — Турецкий рассмеялся: — Нет, я «форзи»! Да нет, я Брежнев, я Наполеон! Отдай сейчас же пушку, слышишь, гад!
— Я не отдам. — Сережа видел, что Меркулов страшно волновался. — Прости, но не отдам.
— Ну. Тогда держись. Тогда и без него получишь!
Сергей едва успел заметить, как в руке Турецкого блеснуло лезвие опасной бритвы, мгновенно появившееся на свет из рукава купального халата, раскрывшееся от мгновенного короткого взмаха руки: казалось, что Турецкий, вперед бросаясь, на Меркулова, стряхнул в полете градусник…
— Александр Борисович!!!
Сергей едва успел толкнуть летящего Турецкого, сбивая с курса.
— Саша! Сашенька!! Опомнись! — Меркулов отскочил было, но нескладно, покачнувшись, чуть не упал: теоретический уклон последних лет сказался.
— Смотрите на меня!! — вдруг дико закричал Сергей, переключая внимание Турецкого на себя: — Вот что вам надо!!!
Турецкий невольно повернулся к Сергею, ощущая от молодого стажера помехи более серьезные, чем от Меркулова, который не уйдет, не увернется толком.
В руках Сергея появился «волшебный карандаш», подаренный ему самим Турецким, в октябре еще, десятого числа.
Турецкий сразу понял, что ему грозит, и тут же бросился на пол плашмя, одновременно с хлопком, пряча руки под себя, скрестив их на груди.
Сеть, задев своим нижним краем его волосы, затормозилась и, резко развернувшись в воздухе, легла ему на спину.
Турецкий, оттолкнувшись от пола, немедленно вскочил. Сеть, прилипшая к спине купального халата, почти что не мешала ему двигаться.
Сергей, чтоб выиграть хоть две секунды, необходимые ему для перезарядки карандаша, схватил стоявшую на тумбочке вазу и резко запустил ее в лицо Турецкому. Тот успел закрыться, но ваза, тяжелая и пущенная с силой, все же едва не опрокинула его.
Сергей за это время успел перезарядить «карандаш» и тут же, в тот же миг нажал на спуск.
Его ударило в плечо и сбило с ног. Он промахнулся. Сеть охватила Константина Дмитриевича Меркулова. Опутанный Меркулов рухнул кулем на пол, возле дивана.
Рагдай, ощерившись, готовился к прыжку.
— Теперь-то вы спеклись, — сказал Турецкий и, подлетев к Меркулову, со взмахом, словно детской сабелькой, одним движением, порываясь распороть сетку вместе с горлом — до позвонка.
Он не успел чуть-чуть: «марголин» хлопнул раньше.
Пуля вошла точно в правый висок Турецкого, проделав едва заметную аккуратную круглую дырочку, но там, с левой стороны, она, выходя, выбила практически всю височную кость вместе с левым глазом, проделав выходное отверстие размером с розетку для варенья с коротким, но явно различимым мгновенным хрустом — так что серые слезы разума, мозга, хлестнули вместе со студенистым телом глаза, с кровью по задернутым шторам. Турецкий вздрогнул, словно от разряда в момент удара пули, откинулся налево, будто поскользнулся, и тут же начал падать, заливая кровью весь воротник, рукав махрового купального халата, край дивана, паркет.
Рагдай уже летел, бросаясь на Сергея, пытаясь с лета укусить ему лицо. Сергей успел только закрыть лицо руками, но был отброшен.
Падая навзничь, ударившись спиной об телевизор, он инстинктивно выстрелил в Рагдая, летевшего опять с полураскрытой пастью.
Пуля пробила левую лапу Рагдая и шею, но, видно, не задела позвоночник, так как Рагдай, упав, тут же вскочил и снова прыгнул.
Простреленная лапа подвела, он криво оттолкнулся и в воздухе уже, едва не перевернувшись, не долетел, упал на бок.
«Не мучить, добивать быстрее», — мелькнуло у Сергея в голове, и он, почти не думая, нажал на спуск четыре раза.
Первая пуля отрикошетила от покатого лба Рагдая и впилась в диван в пяти сантиметрах от головы Меркулова.
Вторая попала сверху, между лопаток, но вошла косо, раздробив лопатку. Рагдай слегка, как-то игриво подпрыгнул одними передними лапами, как подпрыгивают молодые собаки, увидев перед собой забавного зверька: кузнечика или лягушку. И тут же рухнул как подрубленный. И вслед за этим его частично, как-то странно парализовало: ноги лежащего на боку пса начали механично, как твердые, мертвые палки, стричь воздух.
От третьей пули, впившейся в голову чуть ниже уха, бедный пес только отмахнулся головой, словно отгоняя назойливую муху…
Четвертая пуля была уже лишней— пес только чуть вздрогнул всем телом, вытягивая лапы.
«А шестая — в стволе…» — вспомнил Сергей и, выронив «марголин», упал на колени перед собакой, рыдая…
Меркулов лежал у дивана, спеленутый сеткой, как эмбрион, закрывая свою почти совсем седую голову руками с тонкими и морщинистыми пальцами, которые бесшумно и конвульсивно вздрагивали, будто Меркулова кто-то бил, бил, бил.
Струйка крови, вытекавшая из-под Турецкого, следуя по межпаркетным впадинам, петляла зигзагом, елочкой, медленно продвигаясь к середине комнаты и там, докатившись до плоского, ровного места, остановилась и стала образовывать тихо, бесшумно растущую лужицу, в которую, три минуты спустя, впал и ручеек собачьей крови Рагдая…
Лужица быстро заполнила ровную площадку посередине комнаты, и в то же мгновение, найдя, где уклон, лужица общей их крови образовала еще один язычок, устремившийся к коридору, словно пытаясь убежать, уйти на свободу, на волю…
Часть третья
ИСЧЕЗНОВЕНИЕ
1
— Тревога, Алексей Николаевич! Внизу психоперевозка приехала — у подъезда! Боюсь, по нашу душу! — Максим, старший по группе прикрытия, держал рацию включенной, ожидая команды Грамова.
Грамов бросил взгляд на индикатор своего уже почти полностью выдохшегося «Витамина Ю».
— Сколько их?
— Четверо: два санитара, фельдшер и врач!
