Когда после долгой возни и суматохи Марта, с лицом таким же красным, как и ее платье, взяла, наконец, Ягненка и ушла с ним из дома, Антея вздохнула с облегчением.
— Теперь он спасен! — сказала она и к ужасу Джейн вдруг легла на пол и разрыдалась. Джейн не могла понять, как это можно быть храбрым, как настоящий генерал, а потом вдруг растянуться на полу и лежать, словно летучий гуттаперчевый шарик, проткнутый булавкою. На пол-то, конечно, лучше было бы не ложиться, но вы все же, вероятно, заметили, что Антея перестала владеть собою только тогда, когда ее цель была уже достигнута. Она удалила своего милого Ягненка от опасности: индейцы, несомненно, появятся возле Белого домика, а крестьянин вернется из города только после захода солнца. Значит, теперь можно было немножко и поплакать. Еще она плакала от радости, потому что ей удалось достигнуть своей цели.
По крайней мере минуты три Антея не могла справиться со своими чувствами. Опечаленная Джейн старалась утешить ее и через каждые пять секунд повторяла: «Пантерочка, милая, не плачь!»
Наконец, Антея вскочила, вытерла глаза передником так старательно, что они на весь день остались красными, и побежала обо всем рассказать мальчикам. Но как раз в это время кухарка позвонила к обеду, и потому серьезный разговор пришлось отложить до тех пор, пока не было подано жаркое. Когда кухарка вышла из комнаты, Антея рассказала обо всем, что случилось.
При этом она сделала ошибку: нельзя говорить о важных делах, когда слушатели едят ростбиф с картофелем, — в этом блюде есть какое-то особое свойство, от которого мысль о краснокожих индейцах кажется неинтересной и маловероятной. В самом деле, мальчики даже развеселились и назвали Антею глупенькой девчонкой.
— Ну, вот еще! — сказал Сирил. — Я хорошо помню, что раньше, чем я заговорил об индейцах, Джейн уже успела пожелать хорошей погоды.
— Неправда! — коротко ответила Джейн.
— А если бы то были индейцы… — продолжал Сирил. — Передай мне, пожалуйста, соль и горчицу. Если бы то были индейцы, так они уже давно кишели бы кругом, словно муравьи. Нет, я уверен, что на сегодня мы не пожелали ничего, кроме хорошей погоды.
— Тогда почему же Чудище с нами так странно разговаривало? — отвечала Антея. Она была очень сердита: ведь она так старалась спасти Ягненка от страшной опасности, а ее за все хлопоты вдруг называют глупенькой девчонкой. Приятно ли это слышать, когда на совести лежит не только разбитый кувшин, но еще и тяжкое преступление: взлом миссионерской кружки и похищение семи шиллингов медными деньгами!
Наступило молчание, во время которого кухарка убрала ростбиф и грязные тарелки и принесла пудинг с вареньем. Как только она ушла, Сирил опять начал:
— Конечно, ты недурно сделала, отослав до самого вечера и Марту, и Ягненка. Но что до индейцев, то ты ведь знаешь, что обыкновенно все желания исполняются в ту же самую минуту. Если бы индейцы появились, так уж мы их давно бы увидели.
— Я уверена, что мы их очень скоро увидим, — отвечала Антея. — Что ты ни говори, а они наверняка уже устраивают засады где-нибудь в кустах. И еще я вижу, что ты очень злой мальчишка.
— А индейцы всегда устраивают засады? — спросила Джейн, стараясь как-нибудь водворить мир.
— Нет, не всегда, — сухо ответил Сирил. — И я вовсе не злой, а только говорю правду. А вот разбивать мамин кувшин — это было уж совсем глупо. И с миссионерской кружкой… Я уверен, что это называется государственным преступлением и нисколько не буду удивлен, когда тебя за него повесят, если кто-нибудь из нас проболтается.
— Да перестань же ты наконец! — сказал Роберт. Но Сирил не мог перестать. Просто в глубине души он чувствовал, что если появятся индейцы, то это будет целиком его вина, а потому ни за что не хотел поверить, что они и впрямь могут появиться.
— Это просто идиотство, — начал он опять, — говорить о каких-то краснокожих, когда всем ясно, что исполнилось желание Джейн. Посмотрите, какая чудесная погода… Ой!
Он повернулся к окну, чтобы указать всем, какая чудесная стояла погода. Остальные повернулись в ту же сторону. И вдруг все красноречие Сирила в один миг улетучилось: в самом углу окна, между листьями вьющегося дикого винограда, виднелось лицо — темное лицо с длинным носом, тонкими губами и блестящими, как угольки, глазами. Лицо было разрисовано и раскрашено, его обрамляли длинные черные волосы, и в этих волосах торчали перья.
Все дети пооткрывали рты, да в таком положении и замерли. Пудинг стыл на тарелках, но от страха и удивления никто не мог и пальцем пошевельнуть.
Украшенная перьями голова потихоньку отодвинулась в сторону и скрылась.
Дети кое-как пришли в себя. К сожалению, я должна сказать, что первые слова Антеи были:
— Ну, что я вам говорила!
Пудинг с вареньем окончательно утратил все свои привлекательные свойства. Однако, наученные опытами последних дней, дети были предусмотрительны и на всякий случай завернули свои порции в старую газету и спрятали их в печку, а затем побежали наверх осмотреть окрестности и устроить спешное совещание.
— Мир! — сказал Сирил, когда дети забрались в спальню матери. — Ты не сердись на меня, Пантера, что я был таким невежей.
— Ладно! — отвечала Антея. — Теперь ты сам убедился.
Однако из окон верхнего этажа не было видно ни одного индейца.
— Что же нам теперь делать? — сказал Роберт.
— Я только одно могу предложить, — отвечала Антея (теперь уже все признали ее героиней дня). — Это нам самим одеться индейцами и выглядывать из окон или даже выйти из дома. Они могут подумать, что мы могущественные вожди соседнего племени, и тогда не посмеют ничего нам сделать, потому что будут бояться ужасной мести.
— А как же нам быть с кухаркой? — спросила Джейн.
— Ты забыла, что она ничего не сможет заметить, — ответил Роберт. — Она не почувствует ничего необыкновенного, даже если с нее снимут скальп или изжарят на медленном огне.
— А после заката у нее все заживет?
— Конечно, — сказал Сирил. — Нельзя же остаться скальпированным или сожженным и не заметить этого. Если сразу и не обратишь внимания, то на другой день почувствуешь. А Псаммиад обещал, что прислуга никогда не узнает о его чудесах. Значит, после заката кухарка опять будет цела и невредима. Я думаю, что Антея права, только нам понадобится ужасно много перьев, а где их взять?
— Я сбегаю в курятник, — вызвался Роберт. — Там одна индюшка прихворнула, так я обстригу у нее перья — все равно они ей не нужны. Дайте-ка мне ножницы.
Предварительный осмотр местности убедил детей, что на птичьем дворе нет ни одного индейца. Роберт убежал и через пять минут вернулся — бледный, но с целым ворохом перьев.
— Знаете что? — сказал он. — Дело-то скверное. Я обстриг перья и уже повернулся, чтобы идти назад, и вдруг смотрю: из-под старой куриной клетки на меня искоса поглядывает индеец. Я замахал перьями, заорал и убежал, прежде чем он успел выбраться из-под клетки. Пантера, тащи с наших кроватей одеяла!
Удивительно, до чего можно сделаться похожим на индейцев, если только у вас есть пестрые одеяла, шарфы и перья. Разумеется, ни у кого из детей не оказалось черных длинных волос, но зато нашлось много черного коленкора — в него завертывали книжки, когда ходили в школу. Этот коленкор был изрезан на тонкие полоски и привязан к головам желтыми ленточками, взятыми от праздничных платьев девочек. В ленточки были натыканы индюшечьи перья, а полоски коленкора, особенно когда они немножко поизмялись и стали закручиваться, оказались очень похожими на длинные черные волосы.
— Только лица у нас не того цвета, какого нужно, — сказала Антея. — Все мы бледны, а у Сирила — уж не знаю почему — лицо похоже цветом на замазку.
— А вот и нет! — с негодованием ответил Сирил.
— У тех индейцев, что здесь появились, лица, скорее, коричневые, чем красные, — поспешно сказал Роберт. — Я думаю, что нам хорошо было бы сделаться совсем красными — если всех индейцев зовут
