сделать лишь один выстрел?
– Брось меч!!! – рявкаю я самым зверским голосом, на какой способен.
Он испуган и растерян, но все же медлит. Еще пара мгновений – и он сообразит, что я не стреляю просто потому, что не могу.
– Кому сказал!!! – я выставляю огнебой вперед и вверх, делая вид, что целюсь ему прямо в лицо.
Он вздрагивает и разжимает руку. Меч звенит, падая плашмя на деревянный пол.
Победа.
Надменная самоуверенность моего противника как-то мигом испарилась. Он смотрел на огнебой расширенными от ужаса глазами. Мне кажется, в этот момент он боялся даже не столько смерти вообще – все-таки ему наверняка уже не раз доводилось рисковать жизнью – сколько смерти от этой дьявольской штуки.
– Подними руки, – потребовал я. – И подтолкни меч ногой ко мне.
Он покорно подчинился.
– Пожалуйста, не убивайте, – пробормотал он. – Я только посланец. Я даже не знаю, что было в том письме. Если оно вас оскорбило, я не имею к этому…
– И кому ты служишь, ты тоже не знаешь? – усмехнулся я.
– Я… ну ведь все должны кому-то служить…
– Кто сказал такую глупость? – искренне удивился я и перешел к более практическим вопросам: – Что с девочкой? Говори, что вы с ней сделали, и не вздумай врать!
– С какой девочкой?
– С той, что недавно была схвачена в Греффенвале!
– Я не знаю ни о какой девочке… клянусь, это правда! Я никогда раньше не был в Греффенвале! Я получил приказ и письмо для вас, будучи за много миль оттуда!
– В чем был твой приказ?
– Искать лекаря… разыгрывать раненого или больного… выявив, сопроводить в Греффенваль… беречь, как зеницу… больше я ничего не знаю!
– Что было бы со мной, если бы я сказал, что я не Дольф? – усмехнулся я.
– Я должен был отказаться от услуг лекаря, не соответствующего условиям… сказать, что слышал о нем, как о шарлатане – а дальше решать по обстоятельствам. Настоящий шарлатан, когда его уличают, не станет болтать об этом почем зря…
– А ненастоящего, стало быть, убить, – понимающе кивнул я. – Но на всякий случай вы бы убивали всех, случайно попавших в вашу ловушку.
– Приказ гласил 'не привлекать лишнего внимания'! – запротестовал посланец Карла. – А лишние трупы и исчезновения тоже его привлекают…
– Вы должны были отправлять какие-то донесения? Оставлять условные знаки?
– Нет, – затряс головой он. – В случае успеха – возвращаться так быстро, как возможно… едва ли донесение успело бы быстрее.
Резонно. Ну что ж, похоже, я узнал все, что он мог мне сообщить.
Я переложил огнебой в левую руку и выдернул меч из лежавших на кровати ножен. Клинок Гринарда вышел легко, практически беззвучно. Все-таки старая аристократия знает толк в своем оружии.
– Нет! – воскликнул грифонец, отступая. – Не надо!
– Неужели ты не понимаешь, что я не могу оставить тебя в живых? – пожал плечами я.
– Но я ничего о вас не расскажу! Я не собираюсь возвращаться к герцогу! Если он узнает, что я провалил задание, мне не сносить головы!
– Возможно, – согласился я, запрыгивая на кровать, чтобы избежать ненужной беготни вокруг нее, – но мне нужны гарантии.
– Я… я уйду в монастырь!
– Я отправлю тебя на небо более короткой дорогой, – усмехнулся я.
Конечно, мечник из меня никудышный. Но зарубить безоружного я все-таки могу. Впрочем, с искусным бойцом непросто иметь дело, даже когда он безоружен. Ему трижды удалось уклониться от удара, он даже пытался перехватить мой клинок с помощью подхваченного с пола одеяла. Но с четвертого раза я все-таки раскроил ему череп.
Несколько мгновений я стоял, прислушиваясь и нормализуя дыхание. В доме стояла мертвая тишина. Где, интересно, хозяева? Не похоже, что эта горница покинута жильцами давно… Догадаться, конечно, несложно. С другой стороны, лишние трупы и впрямь вызывают лишние вопросы…
Первым делом я тщательно перезарядил огнебой. Затем обтер меч одеялом и вновь повесил наследие Гринарда на пояс. Затем вынул из футляра свой хирургический нож и вернулся к четверым, сраженным первыми.
Один из них был еще жив, хотя и без сознания. Коротким движением узкого лезвия я исправил этот недостаток. Но главная моя задача была не в этом. Необходимо было извлечь из ран свинцовые ядрышки. Я, конечно, не собирался просто бросить трупы здесь, и вероятность, что их найдут и откопают, была ничтожной – но 'ничтожная' все-таки не значит 'нулевая'. Я никогда не предпринимал таких мер предосторожности раньше. Но раньше за мной и моим оружием не охотился один из двух самых могущественных людей в Империи.
С одним из мертвецов пришлось повозиться: ядрышко, пробивая грудину, расплавилось, и его куски разлетелись в теле в разные стороны. Я не успокоился, пока не нашел и не вытащил их все. Его плоть в области груди была в результате изрезана практически в фарш. Пусть; так труднее определить характер раны. Остальным я просто вырезал по куску мяса там, куда вошли ядрышки. Эти шматки я завернул в отрезанный кусок одеяла. Выброшу в лесу, звери быстро съедят.
Попутно я осмотрел и кошельки убитых. Они, конечно, предпочитали носить деньги с собой, не доверяясь сомнительной честности товарищей. У солдат были при себе считанные хеллеры, но у главного – двадцать золотых крон с мелочью. Все-таки я получил гонорар за свою работу.
Теперь осталось всего-то ничего: выкопать могилу на пятерых и умудриться закончить все до рассвета. Проще было бы, конечно, просто поджечь дом, но пожар привлечет внимание. Ах да, еще ведь надо что-то делать с их лошадьми! Убить их и оставить трупы я не могу, отпустить бродить бесхозными тоже… Ладно. В первую очередь – забота о людях. Если я все сделаю правильно, их не хватятся еще долго.
У любого шантажа есть два слабых места. Во-первых, свой главный козырь шантажист может пустить в ход лишь один раз – причем это автоматически означает его проигрыш. Пока я нужен Карлу, он не убьет Эвьет – иначе гарантированно не получит ничего. Правда, он может пытать ее (и я надеюсь, очень надеюсь, что она рассказала все, что знает, сразу. Что Карлу и его людям не пришлось тянуть из нее каждое слово клещами, в самом буквальном смысле этого выражения.) Но тут вступает в силу вторая слабость, еще более важная. Шантаж может сработать лишь в том случае, если шантажируемый знает о требованиях и действиях шантажиста – а тот, в свою очередь, уверен в осведомленности шантажируемого. Карлу нет никакого смысла мучить Эвьет, если у него нет гарантии, что информация об этом дойдет до меня. Значит, надо позаботиться, чтобы такая гарантия у него не появилась.
В сенях мне удалось отыскать фонарь; я зажег фитиль и снова вышел в ночь и дождь. Подойдя к бочке, куда с журчанием стекала струя с крыши, вымыл руки, затем зачерпнул воды и умыл окровавленное лицо. Потом некоторое время тер куртку, штаны и сапоги. Ладно, вроде сойдет. Холодная вода неплохо берет свежую кровь. Слева маячил какой-то сарай; я направился туда в поисках лопаты. Дверь была заперта на крепкий засов, но без замка. Я отодвинул его и шагнул внутрь – тут же, впрочем, остановившись на пороге.
Из пахнущей сеном глубины сарая на меня смотрели восемь испуганных глаз. Мужчина, женщина и двое детей, примерно пяти и восьми лет. В свете фонаря они в страхе жались друг к другу, переводя взгляды с моего меча на мою одежду; должно быть, какие-то пятна крови я все же оттер недостаточно хорошо.
А я-то думал, что избавился от всех ненужных свидетелей.
Несколько мгновений мы молча смотрели друг на друга.
– Это ваш хутор? – спросил я наконец.
– Да, – ответил мужчина.
