одних трусишках взлохмаченный Клим. И, оглядев обоих, добавил: — Целая деревня вас давно заженила. А вы все только дружите. Даже я устал ждать, когда вы повзрослеете и насмелитесь. Нет, мы с Машкой столько ждать не будем…
Петрович весь следующий день объяснял Климу его ошибку. Ругал за поспешность и невоспитанность. На все его доводы парнишка отвечал:
— А че ждать? Обе бабы — вдовые, сироты, можно сказать. Мы — тоже. Надо в кучку. Чтоб жить теплее. Обоссысь, кто не понимает! Зачем время тянуть? Кого бояться?
— Нельзя людям сходиться сразу после похорон, — убеждал Ованес.
— А что, им в сарае жить надо? Ну, если они у нас живут, кто поверит, кроме меня и Машки, что вы дурные? Все равно брехать станут. Так пусть хоть не дарма.
Петрович решил ускорить ремонт соседского дома и сам нередко оставался ночевать в тайге. Он не хотел воспользоваться безвыходным положением Валентины. И решил не говорить с нею ни о чем, пока она не перейдет в свой дом.
В село Петрович приходил редко, да и то для того, чтобы глянуть, скоро ли переберутся в свой дом соседи.
— Еще с неделю поработают плотники. К следующему выходному обещали все закончить, — краснела Валентина, чувствуя неловкость за неудобства, доставленные Ованесу. Тот успокаивал ее.
А когда вернулся домой через неделю, соседи и впрямь перебрались в свой дом, отстроенный заново.
Петрович и сам не понимал, что держит его в Якутии теперь. Ни семьи, ни родни не приобрел. Пригрел мальчонку? Да и тот уже заканчивает семилетку. В техникум собирается поступать, чтобы скорее стать самостоятельным. На механика мечтает выучиться. К технике его потянуло. В тайгу с Петровичем все реже стал уходить. Взрослел. А однажды не выдержал. Когда вернувшийся с работы Ованес сел поужинать, спросил его Клим напрямую:
— Долго ли так жить собираешься? Ведь не все время молодым будешь. Годы идут. Пора о будущем вспомнить. Ведь мне в техникум скоро. А ты тут один останешься. Кто накормит, встретит, кто постирает тебе? Да и в доме порядок нужен, тепло. Почему один ходишь?
— Я с тобой, — попытался отшутиться Ованес и добавил: — Как мать-одиночка. А что тебе не нравится? Зато никто не докучает, не мешает нам. Сами себе хозяева.
— Жена тебе нужна. Женщина. Боюсь я тебя одного оставлять…
— Не надо, Клим. Однажды не повезло. Ты уже не маленький. Пора понимать. Навязываться не хочу. А связываться с первой встречной не в моих правилах. Уважать себя не разучился.
Клим головой крутнул:
— Что-то ты все в одну кучу свалил. Ну не повезло тебе. Так это давно было. Забыть пора. Не все бабы одинаковы. Навязываться не хочешь. Так мы, мужики, хочешь того иль нет, навязываемся бабам с самого малолетства. Иначе не обзавестись женой. А насчет всякой встречной, ты совсем зря. Я такого не предлагал.
— Чего ты хочешь? — прервал Петрович.
— Чтобы женился.
— Оставь. Вот выучишься, станешь на ноги, женишься, тогда поговорим и обо мне. Ведь надо же кому-то внуков нянчить, — смеялся Ованес.
Клим осторожно заговорил о Валентине, но Петрович, поев, лег спать. На продолжение разговора у него не хватило сил.
Валентину он видел изредка. Да и то сказать не грех, теперь Петрович работал в бригаде лесорубов. Деньги понадобились. Хотелось Клима в техникум собрать как положено. Чтоб ни в чем не нуждался парнишка, которого все село считало родным сыном Петровича.
С каждой получки покупал ему одежду и обувь. Про запас. Откладывал деньги. Сам не успел выучиться, пусть хоть Климу повезет. И мало думал о себе. А парнишка, уехав в Якутск сдавать экзамены, две недели молчал. У Петровича сердце изболелось. Как он там? Поступил иль нет, хватило ль ему денег? Он ждал телеграмму либо самого Клима. Но шли дни, и одиночество прочно поселилось в доме.
В эти дни, не отдавая отчета за все, ругал себя Петрович за дурь, толкнувшую пригреть мальчишку. Он боялся завести женщину, чтобы та не обидела ненароком Клима. А тот, уехав, забыл о Петровиче. Вырос. «К чему теперь опека? Чтобы потом заботиться о старике? Вот и решил исчезнуть заблаговременно», — думал Ованес, глядя на проливной дождь за окном. И вдруг увидел, как кто-то пробежал мимо окна к крыльцу.
«Может, почтальон?» — заторопился к двери. Но на пороге стояла Валентина.
Промокшая до нитки, она улыбалась так светло и счастливо, что Петрович понял — с радостью пришла баба.
— Поступил Климушка! Экзамены на одни пятаки сдал! Принят в техникум! — выдернула телеграмму из-за пазухи.
Ованес и сам не понял, с чего это он Валентину на руки подхватил? Целовал за весточку долгожданную. Женщина не оттолкнула, не убежала. Радовалась за Клима, словно он ее сыном был.
Ованес вчитался в телеграмму. Она была адресована Маше. Конечно, не без умысла. Знал парнишка, передадут, не смолчат, сообщат Петровичу. Хотя вон и просьба — обрадуйте отца.
— Ну и хитрец. Мне не поверил, что передам новость. Им прислал. Враз на всех, — улыбался Петрович сообразительности парня.
— Моя тоже собирается в Якутске поступать. На врача. После школы. Они меж собой все решили. Обговорили давно. Он закончит, а она — поступит. Чтобы кто-то работал уже. Так и решили. Дети… им проще, — вздохнула Валентина.
— Им проще? А нам кто мешает? — насмелился Петрович.
— Нам? Знаешь, Овик, с меня по горло хватит одного. Я не хочу быть вечной второй женой или любовницей. Лучше остаться вдовой, чем жить посмешищем. Ведь и у тебя была жена.
— Она давно стала женой другому. И я с нею не переписываюсь. Нет связи, не было детей. Да и забыл ее. Постарался понять. Простил. И выкинул из памяти. С тех пор, уж сколько лет, я на виду у тебя.
— Это как теперь понять? — растерялась баба.
— Меня Клим за тебя все годы сватал. Да я не насмеливался, не решался. Вот только теперь. Останься со мной…
— Как?
— Навсегда. Насовсем. Если сама решишься. Если поверишь. Но ведь и я не виноват в подлости других. Может, больше бы повезло, поменяй нас судьба фронтами на войне. И встретил бы я тебя в Ленинграде. Но…
— Да Ладно, Петрович! Зачем так далеко. Я здесь от тебя столько лет этих слов ждала. А ты молчал, — призналась женщина.
Вернувшийся на каникулы Клим радовался решению Петровича. И когда на берегу Алдана начал расти просторный дом, никто из жителей не удивился новой постройке. Другое изумило.
— Оказывается, они даже не полюбовничали, не были вблизях! И это столько лет жить по соседству и ни разу не согрешить? Вот это да! А мы думали, что они с самого начала тягаются, — судачили бабы, услышав новость о том, что Петрович сделал Валентине предложение. И они расписались совсем недавно.
Ованес строил дом для молодых. Просторный, светлый, теплый. Не торопился. Делал все основательно. Веря, что, закончив учебу, вернутся дети домой. Сюда, откуда началась дорога в жизнь. Ведь и в селе нужны врачи и механики. Иначе как жить дальше? И каждую свободную минуту пропадал на доме.
Его он подгонял под сказку, добрую и красивую. Ждал, когда согреют его своим теплом, пусть чужие, но все ж свои, дети. Он ждал терпеливо. Годы. Старел.
Не ехали молодые. Даже писали редко, скупо. Не звали к себе. Лишь в гости приглашали. На время.
Ованес, читая такие письма, подолгу сидел на берегу Алдана. Обдумывал, вспоминал.
