накуролесила!
— Да будет тебе, — отмахнулась Фелисада и сказала мужикам: — Снимите с него брюки.
— Чего? Зачем? Не дам! — вцепился в ремень Леха.
— В трусах хорош будешь. Не дергайся, — наложила Фелисада горячую примочку на щиколотку. Через десяток минут предупредила: — Потерпи немного.
Фелисада ухватилась за Лехину ногу. Потянула из всех сил. Повернула в стороны, потом резко и сильно дернула на себя ступню.
Леха заматерился по-черному. Хорошо, что мужики его держали крепко. Иначе как знать…
Фелисада, выждав, несколько секунд, дала Лешке продохнуть. И уже уверенно пошевелила ступню, повернув ее в разные стороны. Убедившись, что нога вправлена, приложила холодную примочку на щиколотку. И, запретив вставать, укрыла одеялом.
— Полежи с часок. Пусть нога успокоится. Опухоль спадет. Пройдет боль, тогда вернешься в палатку. Сейчас ноге покой нужен, — уговаривала одноглазого спокойно, уверенно.
Алешка лежал, не веря себе. Боль и вправду таяла.
- Прости ты меня, дурака, вырвалось с болью лишнее, — извинился перед бабой. Та тесто замешивала. Даже не оглянулась. Лишь когда поставила в духовку формы с тестом, вымыла руки, подошла:
— Ничего. От боли все кричат. Но не эта боль страшна. Она пройдет. А что ты в боли кричал, я не слышала. Не переживай. Покажи ногу. — И, глянув довольно улыбнулась: — Все хорошо. Но завтра на работу не стоит идти. Сустав пусть укрепится.
— А откуда ты это знаешь?
- Когда в институте училась, закончила курсы медсестер. Тогда все медициной увлекались понемногу. Оно иногда годилось…
— А я, шалопай, так не хотел, чтоб к нам в тайгу бабу взяли. Знаешь, как скандалил? Боялся вашего брата, что огня, как проклятья. Да, вишь, средь баб тоже не все одинаковы. Кто бы подумать мог? Скажи мне такое с год назад, в жизни не поверил бы, — сознался Леха.
— Да не баб ты боялся. Памяти! И той, что зарубку на ней оставила. Видно, слишком глубока коль и теперь ноет.
- Это верно, — грустно согласился мужик и завздыхал так часто и обиженно, что самому неловко стало.
- Обиды, Алеша, тоже разными бывают. Одни — пустячные. Другие — горькие. Все забывать надо.
— Чего? Да разве такое можно забыть? Ну уж нет! Чтоб ей и в гробу горем подавиться, никогда не прощу курве!
— Да успокойся ты! Какая разница тебе, как она свой век доживет? Ее не достать уж. А себе — здоровье побереги. Прости. И самому легче жить станет.
— Э-э нет, Фелисада! Такое не забывается никогда! Ведь именно из-за нее, падлюки, вся жизнь моя кувырком пошла. И уж не наладить, не вернуть ничего!
— Но ты любил ее?
Леха сразу сник. Никто ни разу не спросил его об этом. И стало не по себе. Горько и досадно за прошлое.
— Знаешь, Фелисада, я ведь татарин. Из Казани. Родом оттуда. Давно уж там не был. И теперь, конечно, не вернусь. Отвык. И стал как конь без стойла. Нет у меня никого, ничего. А ведь все имел. Отца и мать, сестру. Была и эта… Она все отняла. В один день. Мигом…
— Родители хоть живы?
— Живы. И за то судьбе спасибо. Не прикончило их горе. Да только мне к ним дороги нет.
Леха вздохнул. Ему вспомнился большой, просторный дом, утопающий в цветущем саду. Синее безоблачное небо. Ему казалось, что и жизнь его будет всегда радостной, счастливой.
Алешку в семье любили все. Отец в нем души не чаял. Единственный сын! Мать пылинки с него сдувала. Берегла больше жизни. Сестра гордилась им. Красивее ее брата не было никого во всем городе.
Ничем не обделила и не обошла судьба. Все дала. И смекалку, и умелые руки. Чего еще желать? Живи и радуйся. Так нет, поехал учиться в Москву. Свою Казань назвал провинцией. В столицу его провожала и Галима. Черноглазая соседская девушка. Первая любовь. Ей он обещал многое. Но ничего не выполнил. Да и куда там…
Едва поступил в институт, вскружили голову девчонки. Их было много, его однокурсниц. Одна другой лучше, как цветы в саду. К каждой тянулись глаза и сердце. Он терял голову. Он менял подруг чаще, чем рубашки. Он жил весело и беззаботно. Пока не встретил Юльку. Она оказалась несговорчивой, неподатливой, и это притянуло к ней. Вначале самолюбие взыграло. Потом решил добиться ее во что бы то ни стало. А вскоре увлекся всерьез. Ничего в ней не было особого. Обычная. Куда как невзрачнее и бледнее бывших подруг. И слава за ней плелась дурная. Все говорили о Юльке как о потаскухе. Не верил. Ведь ему не отдалась. Значит, не такая. И сходил с ума по девчонке, которую едва знал. А она, как нарочно, не подпускала к себе, отказывалась от встреч.
Алешка ходил за нею тенью по пятам. Он покупал для Юльки самые лучшие цветы, он вздыхал, тосковал по ней, не слушая насмешек. Он забыл обо всех девчонках и думал только о ней. Он искренне страдал.
Юлька удостоила его своим вниманием незадолго до окончания института. И поставила условием не временную связь, а законный брак. Со свадьбой. Чтобы все, как полагается. И Алешка согласился с радостью. Вызвал телеграммой в Москву родителей.
Отец не перечил сыну. И обещал купить к свадьбе квартиру для молодых, обставить ее мебелью, чтобы все у них было сразу. Для этого он поехал в Казань, а через месяц вернулся с деньгами. Сделал все, как обещал. Промолчал, где взял деньги. Не обратил тогда парень внимания на ссутулившиеся плечи матери. Женитьба на Юльке, московская прописка дали возможность распределиться в столицу, и Алешку назначили инженером-строителем в тресте.
Все шло хорошо. Устраивали оклад и работа. Лишь командировки раздражали. Алешку, как молодого специалиста, посылали на дальние объекты чаще других. И он ездил.
Юлька работала прорабом на городских объектах.
Жили спокойно. Без дрязг и ссор. Алеха всегда Предупреждал жену о командировке, звонил ей с дороги. И никогда не возникало у него сомнения в отношении жены.
Алешка любил ее ровной, спокойной любовью и никогда не изменял, не засматривался на женщин.
Так прошло два года. И вдруг он стал замечать, как перешептываются за его спиной соседские старухи, с утра до ночи сидевшие на лавочке возле дома.
— Интересно, а этот кем ей приходится? — услышал однажды вслед, но не придал значения.
А вскоре ему предложили поехать работать на Кубу. Всего на год. Если понравится — можно продлить командировку. И он решил обговорить это предложение дома.
Юлька не торопилась. Она вслух взвешивала все. Звонила своим друзьям. Советовалась с ними. Те удивлялись ее раздумьям и предлагали отправить мужа немедленно. Вскоре он и уехал.
Работал Алешка в Гаване. Строил и проектировал дома, изнывая от непривычного климата. Влажная духота валила с ног. Здесь было слишком много солнца и мало знакомых лиц. Непривычным, мучительным было все. Климат, продукты, ритм жизни.
Алешка терпел, считая каждый день до окончания обусловленного года. Домой не жаловался. Писал Юльке, отцу, матери и сестре. Те радовались за него, а он изнывал, сцепив зубы.
Когда закончился год — вернулся в Москву. Впервые не позвонив из аэропорта, уж очень торопился. Юльки дома не было. По пыли на мебели понял, что жена отсутствует не первый день, и поехал к ней на объект.
Жена бросилась на шею, обвилась вокруг. И на вопрос, где она ночует, указала на подругу. Сославшись, что так ей легче было пережить разлуку.
Он не заметил в ней никаких перемен. И порадовался, что у нее все в порядке со здоровьем и на
