В тот вечер Данила все подготовил к предстоящей работе. Инструмент и материалы всей семьей перенесли, куда он указал. Сам Данила вместе с Толиком копали траншеи под фундамент. Успели справиться к глубокой ночи.
Данила шел домой, шатаясь от усталости и счастья.
Наташка весь вечер, до самой темноты, была рядом. Он постоянно видел и слышал ее. А когда сели ужинать всей семьей, Наташка выбрала место рядом с Данилой.
У него кусок в горле застревал, когда по нечаянности они касались друг друга плечами или локтями.
«Теперь я буду видеть ее каждый день. И не минуты обеда, а все вечера. До ночи. И не надо мне ходить тенью вокруг ее дома. Желанным гостем буду, помощником», — заснул Данила, улыбаясь.
Вечером следующего дня вместе с Иннокентием он сделал опалубку, залил фундамент под будущие стены. И чтобы не терять время на ожидание, когда фундамент будет готов, почистил кирпич, просеял цемент.
Толик с Наташей привезли песок. Данила позвал девушку помочь просеять его. Наташка тут же подошла.
Данила и сам не знал, о чем он говорил с нею. Только уж очень быстро кончился песок. А уж так легко работалось…
«Так бы вот всю жизнь. И не устал бы», — поймал себя на мысли о семье Данила и покраснел. Ведь она спросит его о прошлом. И что он ей расскажет?
Когда Данила стал класть стену дома, кирпичи ему подавал Иннокентий. Наташа с Толиком готовили раствор.
Ряд за рядом ложились кирпичи. Росла стена. Данила щадил старика. Понимал: тяжело ему после работы. И, завидев друга Анатолия, предложил помочь с раствором. А Наташку позвал подавать кирпичи.
— Пусть отец отдохнет, — пожалел Иннокентия. И решил показать класс…
Наташка крутилась на одной ноге, но едва успевала за Данилой. А тот будто в раж вошел. Не оглядывался. Кирпич к кирпичу клал, будто рисовал.
Наташку заносить начало. Она устала до изнеможения, но крепилась. У ребят на ладонях мозоли вспухли. Едва успевают замешивать раствор. А Данила смеялся:
— Ну что, работнички? Выдохлись? Кто говорил, городские против вас слабаки? Кто хвалился, будто только в деревне вкалывать умеют? Давайте докажите! — начинал он новый ряд.
Когда Наташе взялась помогать подруга, Данила сбросил рубаху. И закрутились девчонки, вдвоем не успевали, сбивались с ног. Иннокентий, глядя на всех, довольно улыбался. Его одного пощадил Данилка, уважил старика.
Работу оставили, когда на дворе совсем темно стало. Толик с другом ушли сразу на сеновал, спать до утра. От ужина отказались.
Подруга Наташки, еле волоча ноги, домой поплелась.
— Пошли на речку умываться. Ну зачем под умывальником мучиться? — позвал Данила Наташку. И, взяв ее за руку, побежал к реке.
Там, стянув с себя одежду, нырнул в теплую воду, позвал:
— Наташа, иди сюда!
— Темно. Я боюсь в темноте купаться. Да и плаваю плохо, — послышалось с берега.
— Не бойся, я с тобой, — подал руку.
Наташка вошла в реку осторожно, ощупью.
И вдруг оступилась на камне, упала. Данила быстро подхватил ее на руки, поцеловал осторожно. Долго не хотел отпускать с рук. И вынес на берег, держа бережно, но крепко.
Когда они вернулись в избу, ужин уже стоял на столе. Иннокентий вытащил из-под стола бутылку самогонки.
— Давай обмоем начало! — предложил Даниле и спросил: — Как думаешь, за сколько управимся? Сложимся к зиме?
— Через неделю обживать будете.
— Неужель каждый день приходить станешь? — изумился старик.
— Конечно, — пообещал уверенно Данила.
Через неделю он и впрямь выложил стены. Иннокентий не мог нарадоваться. Вот ведь и мечтать закинул, а глянь — сделано…
Данила уверенно чувствовал себя в доме старика. Он перестал быть чужим. Здесь каждому его приходу радовались искренне.
И он работал. Но так, словно строил для себя.
Когда закончил кладку, старик долго ходил вокруг дома, расширившегося сразу вдвое.
— Теперь штукатурить надо стены. Но не сразу. Надо дождаться, пока осадку дадут, высохнут, — говорил Данила и добавил: — Недели через три, думаю, можно будет начать.
Наташка глаза опустила. И спросила тихо:
— А приходить к нам будете?
— Если не помешаю, конечно, приду. Кстати и осадку проверять буду, — предложил Данилка.
— Нешто дозволенья испрашиваешь? Да запросто приходи! Как к себе, — ответил старик.
Данила после такого ответа и вовсе осмелел.
Вместе с Толиком углубили и расширили подвалы в доме, зацементировали их. А когда пришло время, оштукатурил дом снаружи и внутри. Да так, что из избы — в хоромы превратил.
Единственное, что не мог сделать сам, — покрыть крышу. Так и с тем не обошлось без него. Человека нашел. Который даром все сделал. Ему Данила деревянный дом кирпичом обложил.
Теперь он, что ни день, с Наташкой встречался. Она поначалу робела, трудно привыкала к приезжему. Уж больно дерзкие у него глаза. Всю ее обшаривали. Это пугало. Девушка краснела от этих взглядов, терялась, случалось, убегала, не выдерживая пристальных разглядываний. Но вечером, когда Данила заканчивал работу, они шли в луга. Цветастые, душистые.
Наташка испугалась в тот первый день. Темно было. Спала деревня. А Данила позвал ее погулять немного. Отдохнуть после работы. Она и впрямь устала. Но согласилась. И за руку с приезжим вышла со двора.
Они брели по лугу не спеша. Трава измочила росой все ноги. Данила поднял ее на руки. Внезапно. Она ойкнула, схватилась за шею. Обвила обеими руками.
— Ласточка моя синеглазая! — прижал он ее к груди. И поцеловал сухими, жесткими губами долгим поцелуем.
Наташка выскользнуть хотела. Испугалась:
— Не надо, Данила!
— Почему? Иль противен я тебе? Иль другого любишь? — не выпускал он девушку. Та молчала. Она и сама не знала, что ответить.
«Другого? Но тогда почему с таким нетерпеньем ждет каждый день Данилу? Почему бьется птицей сердце при виде этого парня и ей так хочется быть рядом с ним? Отчего становится так жарко от его взглядов и улыбок, подаренных ей одной? Почему так дорог он? Данила… Он самый красивый из всех, кого знала и видела. Жених? Но тот в армии. Они учились в одном классе. Друг детства. Такие редко становятся мужьями. Да и нельзя без любви. А она не уверена, что любила его. Иначе почему так ждет и радуется Даниле? С тем такого не было. Он даже не говорил ей про любовь. Попросил подождать из армии. О чем-то говорил с братом. Она отвечала ему на письма. Но и в них ни слова о любви. Он даже не писал, что вспоминает или скучает о ней. А вот Данила… тут и без слов понятно».
Молчала Наташка. «Значит, свободно сердце для любви. Иначе не задумалась бы. И не вырывается больше». Он целовал девчонку так, как никогда и никакую другую.
Он говорил ей много нежных слов, каких она никогда не слышала.
Замирало сердце, Наташка считала себя самой счастливой на земле.
Он не спешил овладеть Наташкой полностью. Она была слишком дорога ему.
Когда Данила закончил кладку стен в доме, Наташке так хотелось, чтобы не спешил парень, не
