скромными, резко отличающимися от всех ранее принятых в армиях мира знаками различия, выгодно подчеркивала демократический характер вооруженных сил. Отсутствие ненужных в мирное и вредных в военное время дорогостоящих для массовых армий пестрых атрибутов формы одежды в виде эмблем, нашивок, погон, литеров, кокард, лампасов, кантов, позже введенных в нашей армии, делало ее ближе нашему простому народу, а единый для всех военнослужащих по форме и качеству головной убор — буденовка с красной звездой вместо кокарды — символизировал равенство всех воинов — от народного комиссара обороны до рядового — в выполнении своего воинского долга перед Родиной.
Непререкаем был авторитет командира для подчиненных. Он был основой сохранения высокой воинской дисциплины. Командир, как правило, был на голову выше своих подчиненных не только в военном отношении, но и в политическом, в вопросах общей культуры, жизненном опыте.
В армии почти полностью отсутствовали дисциплинарные нарушения по причине пьянства. За год службы в Великих Луках, а затем Ленинграде мне ни разу не приходилось видеть на улицах пьяных солдат, не говоря уже о командирах. Это в известной мере объяснялось тем, что среди гражданского населения употребление спиртных напитков в то время было весьма ограниченно. В части приходила молодежь, не знавшая вкуса водки, а попав в условия напряженной боевой учебы, она не чувствовала потребностей в этом наркотике. Командный состав за пьянку безжалостно увольняли из армии. Коммунисты и комсомольцы исключались из организации.
Это не значит, что не было происшествий и проступков. В многотысячном коллективе, коим является дивизия, полностью избежать их крайне трудно. Но они, как правило, не являлись злостными и в основе своей имели слабые знания уставов, низкий общекультурный уровень отдельных бойцов.
Нарушения дисциплины, особенно неповиновение и невыполнение приказаний, строго наказывались. В соответствии с дисциплинарным уставом того времени командир был обязан требовать неуклонного выполнения своего приказа. Необходимо заметить, что в 43-й дивизии случаев применения таких мер принуждения к нерадивым военнослужащим мною отмечено не было.
Органы комендантского надзора в гарнизонах тщательно следили за соблюдением всеми военнослужащими установленной формы одежды, и внешний вид как отдельных воинов, увольняемых в городские отпуска, так и подразделений, проходивших строем, был молодцеватым.
Случаи конфликтов на почве национальных различий были весьма редки и рассматривались как чрезвычайное происшествие. Представителям национальных окраин, слабо знающим русский язык и отстающим в боевой подготовке, стремились помочь и командиры и товарищи. К таким представителям братских народов прикрепляли для индивидуальных занятий наиболее подготовленных красноармейцев, и к концу службы «нацмены» мало чем отличались от остальных воинов.
Имеющие место в настоящее время случаи диких выходок старослужащих солдат по отношению к новобранцам, доходящие до унижения человеческого достоинства новичков, вымогательства у них предметов обмундирования, избиения и третирования в ту пору в армии были не известны.
Стрелковая дивизия того времени по техническому оснащению была несоизмеримо далека от того, что мы понимаем под нею теперь. В ней не было танков, почти отсутствовали автомашины. Артиллерия и все тыловые части и подразделения передвигались на конной тяге. Дивизия была в буквальном смысле слова пехотной, хотя этот термин официально отменили. Она имела весьма ограниченную маневренность, прямо зависящую от скорости пешехода и натренированности личного состава в совершении маршей. В этом отношении дивизия мало чем отличалась от соединений первой мировой войны. Отличием была лишь несколько большая огневая мощь — значительно больше было ручных и станковых пулеметов и артиллерии. Бойцы имели на вооружении модернизированные винтовки образца 1891–1930 годов, ручные пулеметы Дегтярева, пулеметные взводы рот и пулеметные роты батальонов — станковые пулеметы Максима со станком Соколова, испытанные еще в русско-японской войне.
Связь использовалась только проводная, а также конными и пешими посыльными. Полностью отсутствовали радиосредства. Не было автоматов, минометов и бронетанкового вооружения, если не считать роты броневиков на шасси грузового автомобиля ГАЗ-2А, позже названного солдатами «Прощай, родина» за свою плохую проходимость, слабую бронезащиту и легкую воспламеняемость.
Тем не менее организация, техническое оснащение и вооружение войск казались нам, молодым командирам, верхом совершенства. И действительно, на учениях полностью укомплектованная дивизия из трех стрелковых и одного артиллерийского полков виделась нам грозной силой. Да и наши старшие товарищи и начальники, участники гражданской, а некоторые и первой мировой войн, воспитанные на героике Красной Армии, когда она, слабо вооруженная, раздетая и голодная, одерживала блестящие победы над врагом, считали, что при таком оснащении наши вооруженные силы надежно защитят Советский Союз от любого врага и война, если ее развяжут империалисты, будет проходить на их территории в течение короткого промежутка времени и закончится полным разгромом противника.
От бойцов до старших и высших командиров — все воины считали, что трудящиеся капиталистических стран в случае опасности вооруженного столкновения агрессора с СССР единодушно выступят в защиту первого в мире пролетарского государства. Занятия с командирами по изучению армий основных капиталистических стран почти не проводились и их вооружение практически не знали. В обществе, особенно в военных кругах, господствовало официальное мнение, что все советское самое передовое и лучшее. При этом имелся в виду не только общественный строй, но и техника, организация труда, состояние науки, ткани, моды, самолеты, авторучки, автомашины, иголки… Короче говоря, все и вся.
Конечно, узкий круг партийно-советских и военных руководителей был осведомлен о бурных темпах перевооружения армий капиталистических стран. Но наши «вожди» и их окружение не находили нужным честно информировать народ о военно-технической отсталости советского государства и жестоко пресекали слухи о техническом превосходстве армий буржуазных государств.
Официальная пропаганда показывала лишь слабые стороны наших вероятных противников. Не случайно комсостав 43-й дивизии продолжительное время изучал латвийскую, эстонскую и финскую армии, которые по своей организации и вооружению не относились к числу передовых. Выступление Карла Радека[1] о предстоящем экономическом крахе фашистской Германии, доклады Дмитрия Мануильского[2] об углублении всеобщего кризиса капиталистической системы были весьма популярны в то время и им верили. К сожалению, лишь после начала второй мировой войны мы убедились, как далеко было желаемое от действительного.
Проникающие в армейскую среду сведения о готовящемся нападении на нашу страну фашистской Германии, ее военной мощи, расколе немецкого рабочего класса и о том, что большинство одурманенных националистической пропагандой немцев поддерживают Гитлера, считались провокационными, с распространением их боролись, как с пораженческими слухами, и за разговоры на эти темы можно было попасть в категорию «врагов народа» со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Жизненный уровень среднего командного состава РККА в тридцатые годы не превышал уровня высококвалифицированного рабочего. Никаких надбавок за воинские звания не было. Выплачивался лишь должностной оклад. С учетом удержаний облигации государственного займа, членских взносов в комсомол или партию на жизнь оставалось не так уж много. Посещать рестораны, тем более устраивать кутежи командиры в те годы не могли.
Скромность денежного содержания военнослужащих в известной мере компенсировалась выдачей довольно обильного бесплатного продовольственного пайка, включавшего в себя все необходимое: от мяса и масла до соли и специй. На этот паек с некоторой дотацией, при скромных потребностях, можно было спокойно прожить вдвоем.
Командный состав получал также бесплатно полный комплект обмундирования и снаряжения по летнему и зимнему плану. При экономной носке его не только хватало на установленные сроки, но и некоторым удавалось выделить кое-что для жен. Боевых подруг командиров нередко можно было узнать по юбкам из темно-синего сукна, выдававшегося на брюки их мужьям, пальто из перекрашенного шинельного драпа или сапожкам из армейского кроя.
Плохо обстояло дело с обеспечением жильем. В нашей дивизии даже семья начальника штаба ютилась в одной комнате общей квартиры. Молодежь жила в общежитиях, и даже семейные не имели подолгу перспектив получить жилье. Счастливчики снимали обывательские квартиры. Им завидовали. Жилищная проблема была весьма острой во всей стране, и военные это хорошо понимали и терпеливо со
