нужно говорить речь. Я же первый секретарь!
Дальше в течение полутора часов собравшиеся слушали отрывочные, безграмотные, пересыпаемые грубой бранью, выпады премьера в адрес поверженных «сообщников Сталина». Поехавший, очевидно, на самом деле ловить рыбу первый секретарь не готовился к выступлению, да и вряд ли считал это нужным. Устав от выполнения своего партийного долга по общению с массами, внутренне довольный собой и своим «ленинским» стилем руководства, Хрущев изрек:
— Ну хватит, пожалуй, достаточно. Как ты думаешь, Анастас?
Председатель Президиума Верховного Совета А.Л.Микоян вскочил, как школьник, и, аплодируя, заверил:
— Мы рады вечно тебя слушать, Никита Сергеевич.
Несвязная болтовня пьяного премьера, атмосфера подобострастия и низкопоклонства, усиленная выступлением А.А.Гречко, который назвал визит Хрущева историческим, а его речь — дальнейшим развитием марксистско-ленинского учения о партии, оставили у присутствующих гнетущее впечатление. Нужно было абсолютно не уважать свой народ и быть полностью уверенным в безнаказанности, чтобы позволить себе такое безобразное поведение на массовом митинге, где люди ожидали услышать от своего руководителя слово партийной правды.
Утешала мысль, что это, возможно, эпизод. У любого человека могут быть срывы, промахи, упущения. Однако вторая встреча с Хрущевым в другой обстановке дала, к сожалению, основание считать, что безответственные, нетрезвые выступления у него были не только перед советскими гражданами.
В 1958 году в Лейпциге, держа речь на стадионе перед тысячами немцев по поводу 140-летнего юбилея Карла Маркса, он, войдя в азарт, отбросил подготовленный заранее текст и, желая блеснуть остроумием, заявил следующее:
— Вот вы, немцы, нас обвиняете в том, что мы вам не даем спокойно жить. А ведь это сделал ваш Маркс. Он — основоположник коммунизма. Правда, он — немецкий еврей, нуда это все равно. Теперь и расхлебывайте кашу, которую заварил ваш земляк. А натворил он немало.
К счастью, переводчик Вальтера Ульбрихта, весьма толковый, политически грамотный человек, отлично знающий русский язык, перевел этот бред примерно так:
— Дорогие товарищи! Германия дала человечеству великого основоположника научного коммунизма Карла Маркса. Его учение овладевает миром и успешно претворяется в жизнь у вас в ГДР. Будьте же достойны своего великого земляка.
Бурные аплодисменты после перевода свидетельствовали о том, что далеко не все немцы понимали русский язык. Но ведь какая-то часть присутствующих, несомненно, знала его и имела возможность по достоинству оценить «юмор» советского премьера и первого секретаря ЦК КПСС.
В ноябре 1957 года для доклада партийному активу ГСВГ об итогах недавно закончившегося октябрьского пленума ЦК, снявшего маршала Жукова Г.К. с поста министра обороны СССР, прибыл секретарь ЦК ЛЛБрежнев.
О его приезде мне стало известно заранее от полковника Бандуры Н.И., служившего у нас в одном из разведывательных подразделений. Бандуру с Леонидом Ильичом связывали какие-то, я уже точно не помню, родственные или давние товарищеские узы. Перед приездом Брежнева полковник был на все время его пребывания освобожден от служебных обязанностей и проживал в отведенных высокому гостю апартаментах.
Партактив протекал бурно. Ярко обрисовав в докладе бонапартизм и самодурство бывшего министра обороны СССР, Брежнев призвал развернуть критику неслужебной деятельности местных руководителей. Коммунисты в своих выступлениях поднимали важнейшие вопросы боевой подготовки, указывали конкретных виновников недостатков, невзирая на должности и звания. Особенно досталось генерал- лейтенанту Якубовскому И.И. и некоторым другим генералам и офицерам. Их обвиняли в неграмотности, зазнайстве, самодурстве, а один из выступавших, замполит автомобильного батальона, обслуживающего штаб, под хохот всего зала заявил:
— Родили их простые русские неграмотные женщины, да и сами они особой образованностью не отличаются. Кто же им дал право вести себя так, что если бы не их генеральские погоны, то им не вылезать бы из тюрьмы за мелкое хулиганство.
Впервые в жизни мне приходилось на армейском партийном собрании слышать столь острую критику личных недостатков военных руководителей. Как было бы полезно для дела, если бы это стало нормой партийной жизни. От стольких бед мы были бы избавлены, какая масса промахов была бы устранена своевременно из нашей жизни.
При утверждении решения по докладу Брежнева часть коммунистов потребовала указать перечисленным в критических замечаниях лицам на недостатки и настоятельно рекомендовать не повторять их в практической работе. И здесь произошло неожиданное. Увидев, что «джинн вырвался из бутылки», докладчик явно испугался и, используя свое высокое положение, попытался загнать его обратно.
— Есть ли необходимость в столь крайних мерах? — вопрошал Брежнев. — Государственные умы наших военачальников уже сделали нужный вывод. Они не допустят, чтобы возникла необходимость их повторной критики.
Предложение сняли, не голосуя.
По простоте душевной я полагал, что всех подвергшихся критике по кардинальным вопросам армейской жизни деликатно снимут с должностей, не поднимая шума. Каково же было наше удивление, когда через несколько месяцев И.И.Якубовскому было присвоено очередное воинское звание: генерал- полковник. Многие, кого критиковали, тоже получили повышения в должностях и званиях. Короче говоря, все осталось по-старому.
Наблюдая в ту пору за работой некоторых командиров и начальников в ГСВГ, выдвинувшихся на крупную руководящую должность иногда волею случая или по протекции, приходилось удивляться, как быстро многие из них приобретали не свойственные простому советскому труженику черты высокомерия, чванства, жадности, угодничества перед вышестоящими и хамства к подчиненным. Достигнув высокого поста и тем самым оградив себя от критики подчиненных, такой начальник знал, что его дальнейшая карьера целиком зависит от расположения вышестоящего руководителя, и любым путем старался добиться его, понимая, что в положительном случае он будет на своем участке практически бесконтролен и всесилен.
Выступления генералов и офицеров ГСВГ на активе по докладу Брежнева об итогах октябрьского пленума ЦК вскрыли лишь незначительную часть личных и служебных недостатков ряда руководителей ГСВГ. Никто не осмелился сказать, что главком А.А.Гречко превратился в зазнавшегося барина. Он мог незадолго до партийного актива приказать играть в футбол два тайма для одной своей персоны, хотя матч задолго до этого был назначен на вечер. Собравшимся офицерам и членам их семей просто объявили, что игра не состоится. Выезд маршала с территории военного городка превращался в особый ритуал, во время которого запрещался выпуск с автобазы штаба любого транспорта. Один из штатных переводчиков разведуправления фактически постоянно находился в распоряжении жены маршала для поездок по немецким магазинам и перевода содержания западных фильмов, специально демонстрировавшихся только для семьи главкома у него на квартире два раза в неделю. В каждом окружном городе ГДР имелась отдельная вилла с офицером-комендантом, соответствующей охраной и необходимым оборудованием на случай возможного заезда в этот город главкома или его семьи. Некоторые из этих домов не использовались совсем, но обслуживающий персонал на них содержался. Так, на всякий случай. Многочисленный штат военной и гражданской прислуги от порученца в звании полковника до личных тренеров по теннису и плаванию, поваров и официанток призван был удовлетворять все возрастающие потребности маршала и его семьи, которые уже давно жили при коммунизме.
Все это, равно как и парадные выезды на охоту, рыбную ловлю, пикники с многочисленными немецкими и отечественными высокопоставленными друзьями, занимало массу времени и вызывало законный вопрос: кто же и когда работает? А работа шла. Напряженная, упорная. Вело ее так называемое среднее и низшее звено армейской иерархии, укомплектованное, как правило, самоотверженными, знающими свое дело офицерами и генералами. И вот у это го-то рабочего состава нередко возникал вопрос:
