Все в отделении жили на казарменном положении, в город к семьям увольнения получали лишь в выходные дни. О пребывании в школе запрещалось говорить не только друзьям, но и близким родственникам. За болтливость строго наказывали вплоть до отчисления из разведки.
Перед прибытием в учебное отделение всем слушателям меняли фамилии и выдавали гражданские паспорта. Однако длительное совместное пребывание, уплата партвзносов, получение денежного содержания и вещевого довольствия под истинными фамилиями, а также предварительное знакомство слушателей друг с другом, встречи в семьях и в городе сводили на нет этот вид конспирации, и через несколько месяцев все знали не только настоящие имена, но и биографии друг друга.
В ноябре 1938 года учеба в Центральной школе закончилась, и нас направили в оперативные отделы, по линии которых мы были привлечены в разведку. Система комплектования кадров непосредственно заинтересованными структурами имела то неоспоримое преимущество, что оперативные подразделения несли главную ответственность за отобранных кандидатов и качество их подготовки. Пока мы находились в школе, сотрудники разведуправления следили за нашими успехами и тщательно изучали личные качества, способности, наклонности каждого слушателя.
Настала пора приступить к практической работе. Троих из нашей группы — военинженера 3-го ранга Константина Ефремова, старшего лейтенанта Михаила Макарова и старшего лейтенанта Николая Трусова — послали на дополнительную подготовку к работе в нелегальных условиях. Первых двух забросили в оккупированную немцами Бельгию. Об их трагической судьбе я расскажу несколько позже. Куда тогда командировали Н.Трусова, не помню, но он уцелел, успешно продолжил службу и впоследствии стал заместителем начальника ГРУ. На штатные должности в центральный аппарат сразу попали лишь два человека. Остальных оставили в резерве отдела кадров. Их прикомандировали к разным отделам, где они выполняли отдельные поручения: подбирали кандидатов для привлечения в разведку, обобщали информационные материалы и так далее.
Тем временем мои семейные дела складывались весьма неблагоприятно. В ту пору, когда я изучал в школе основы разведывательного дела, моя жена и новорожденный сын Александр, не имея пристанища в Москве, проживали у знакомых, больше всего в общежитии Военно-химической академии в комнате Ефремова вместе с его матерью-старушкой. Вход в общежитие охранялся часовым, который пропускал только слушателей и членов их семей. Жене с ребенком зачастую приходилось часами ждать у входа, пока кто-либо из знакомых командиров, проживавших в здании, закажет ей разовый пропуск. Ребенок болел. Условий для ухода за ним не было. Все мои просьбы и многочисленные рапорты командованию о предоставлении какой-либо комнаты в любом общежитии не увенчались успехом. Очевидно, мой начальник военинженер 2-го ранга А.А.Коновалов испытывал мое терпение и способности преодолевать личные невзгоды.
В конце концов мы с женой вынуждены были отправить нашего первенца к ее матери, Прасковье Егоровне Федоровой, которая жила в деревне Большие Поляны Старожиловского района Рязанской области. Но ребенок заболел воспалением легких и из-за отсутствия медицинской помощи через несколько дней умер в ноябре 1938 года.
После смерти сына началось срочная демонстрация чуткости и внимания к моей семье. Нам немедля предоставили в общежитии Военного института иностранных языков комнату площадью 13 метров, которая более полугода была свободна, так как от нее отказывались, поскольку она не имела элементарных удобств (находилась в общем коридоре, где размещались еще 22 семьи).
Тем не менее, получи я ее месяцем раньше, жизнь ребенка была бы спасена. На этой жилплощади в общежитии мы с женой прожили с учетом военного времени и поездок в служебные командировки свыше 15 лет. В 1955 году, уже имея семью из 5 человек, мне удалось улучшить жилищные условия и переселиться из общежития в комнату площадью 21 квадратный метр в коммунальной квартире пятиэтажного дома на бывшей 5-й улице Октябрьского поля, ныне улице Маршала Рыбалко, а в 1961 году получить там же отдельную двухкомнатную квартиру. Не баловало нас руководство и другими материальными благами. В частности, всем состоявшим в распоряжении разведупра был сохранен оклад денежного содержания, получавшийся ими в войсках. А он у большинства был весьма невелик. Я имел в месяц по-прежнему 525 рублей, что на троих было более чем скромно. Вспоминалась шутливая рекомендация, распространенная в то время: «Не женись, краском[4], не прокормишься пайком».: Прокормиться было действительно трудно. Не только продукты, но и промышленные и культурные товары были дороги. Чтобы купить какой-либо пустяк, которым сейчас трудно кого-либо удивить (велосипед, патефон, фотоаппарат), надо было израсходовать почти месячное денежное содержание.
Работа в аппарате управления, в том числе и в отделе военно-технической разведки, в котором я состоял, носила самый разнообразный характер. Мы подбирали людей для зарубежной работы, руководили выделенной нам агентурной сетью, обобщали информационные материалы, получаемые из-за границы. Поскольку эти материалы были главным образом по военной технике, нам приходилось для их оценки поддерживать контакты с ведущими научными учреждениями. Участок служебной деятельности был новый, опыт отсутствовал. Хотелось не ударить лицом в грязь, сделать все как можно лучше. Но практической помощи ждать было не от кого. Наши начальники, как правило, сами были новичками. На свои посты они попали, можно сказать, по воле случая и знали разведывательное дело не больше подчиненных. Незначительные сложности часто ставили нас в тупик. Очевидно, поэтому стилем работы были «ночные бдения». Рабочий день не лимитировали, он продолжался в зависимости от обстоятельств 12–14 часов в сутки, а иногда и более.
В этом свете все стремившиеся найти в разведке легкую жизнь, полную романтики и авантюр, жестоко разочаровывались и быстро отсеивались. Оставшиеся упорно овладевали новой специальностью по таким «авторитетным» пособиям, как книги Марты Рише «Моя разведывательная работа», Макса Ронга «Разведка и контрразведка», отдельным заметкам возвратившихся из командировок нелегалов Бронина, Кинсбургского, Мильштейна и других. Иных пособий не было. Все написанное ранее руководителями нашей службы до 1938 года было изъято, как измышления «врагов народа» и их приспешников. Поэтому на практике приходилось руководствоваться главным образом здравым смыслом и зачастую «изобретать велосипед».
После того как кровавая волна репрессий, достигнув своего апогея, понемногу медленно и неохотно пошла на убыль, в высшем руководстве страны и вооруженных сил начали приходить в себя. Они поняли, что разведывательной службе, без которой армия существовать не может, нанесен страшный удар и что надо поправить дело. В частности, решили немедленно укрепить разведку и поднять ее авторитет. С этой целью начальника разведуправления сделали одновременно заместителем народного комиссара обороны и на этот пост назначили только что возвратившегося из Испании воздушного аса, комдива Проскурова. Молодой, отважный пилот за личное мужество и великолепное мастерство в боях с немецкими летчиками получил звание Героя Советского Союза. За два года он из старшего лейтенанта превратился в генерала. Его избрали в Верховный Совет СССР. В 1938 году ему было всего 31 год, и назначение на пост заместителя наркома не могло не вскружить ему голову.
Понятно, Проскуров не имел ни малейшего представления о разведке и, несмотря на самоуверенность, чувствовал себя на новом посту не в своей стихии. Здесь помимо личной храбрости нужен был большой объем специальных знаний, государственный ум, способности дипломата, высокая оперативная подготовка. Этих данных у нового руководителя разведуправления не было. Не поднявшись по общему уровню развития выше командира авиационного звена или в лучшем случае комэска — командира эскадрильи, но окрыленный громадной властью, которую ему давала должность заместителя наркома, Проскуров тем не менее употреблял ее иногда со всей солдатской прямотою. Являясь честным человеком, он в одном из своих приказов разнес по заслугам командующего войсками Ленинградского военного округа маршала Тимошенко за неудовлетворительную подготовку по разведке частей и соединений. Неопытность, отсутствие «разведки на себя» сильно подвели нового заместителя главы НКО. В 1940 году наркомом был назначен Тимошенко, который, конечно же, не забыл ретивого молодого начальника разведупра, осмелившегося ему, прославленному герою гражданской войны, сделать обидный выговор. Проскурова сняли, и он исчез.
Случай с Проскуровым — один из многих, когда прекрасные на своих местах кадры при неумелом использовании губили дело и погибли сами.
