бранные слова, но звучит громче, дольше и разрушительней. Судя по всему, ребенок был наполнен криком от ползунков до макушки и по мере излияния не только не опорожнялся, но даже наливался еще сильней.
Ануш уже начала опасаться, что у малыша в ходе эксплуатации может отвалиться какая-нибудь резонирующая деталь, но тут на всех четырех экранах выскочила табличка с веселыми буквами:
Что приходит вам на ум, когда вы слышите эту музыку?
При появлении таблички у младенца открылось второе дыхание, притом что первое и не думало закрываться. На смену первой табличке явилась вторая:
Вариант 1. Почему пустышки для детей выпускают, а кляпы нет?
Вариант 2. Где у него кнопка отмены последнего действия?
Вариант 3. Попробую заглушить его собственным криком.
Вариант 4. Срочно родить второго!
Вариант 5. Снотворное, няня и колыбельная! Снотворное, няня и колыбельная!
Нажмите нужную клавишу!
Оглушенная Ануш то ли по наитию, то ли в помрачении нажала клавишу «четыре». Последствия нажатия были самые непредсказуемые. Экран на несколько секунд погас. Как на фотобумаге в ходе проявки возникают бледные черточки, разрастаются, наливаются оттенками и соединяются в узнаваемый образ, так из воздуха возникли две пары глаз, вычертились два лица — прежний буян, только подросший года на полтора, и его годовалая сестра, вопросительно глядящая куда-то выше камеры. Мальчик был все так же румян, с влажными, словно только что вымытыми волосами, только теперь оказался серьезным и положительным ребенком, который показывал сестре картинки в большой книге.
«Ваша оценка: прирожденный гений воспитания», — засветился приговор на всех четырех мониторах, раздался детский смех, и экраны погасли.
8
Свадьба началась более часа назад, неслиянные настроения малознакомых людей постепенно нагревались до общего градуса, и никого уже не смущало, что на свадьбе нет жениха и невесты, а во главе стола громоздятся два здоровенных хрустальных лебедя. Лебедей водрузили на стол по настоянию дяди жениха, Петра Тюменцева, который сидел гордый и притихший, точно истинный виновник торжества.
Официанты в черкесках ловко сплавляли приглашенных через пороги бурного пира, вальяжно тешил слух крохотный оркестрик, состоявший из рояля, контрабаса, ударных, кларнета и струнного квартета. Варвара Симеониди, внимательно водя глазами по нотам и подавая знаки другим музыкантам, ухитрялась иногда бросить взгляд на происходящее в зале. Она ждала появления Стемнина и думала: сегодня что-то должно случиться… Дальше воображение замирало, зато Варя чувствовала, как отзывчива сегодня скрипка. Третий номер программы начинался с ее соло, и, хотя ее предупреждали о выступлении со звездой, в такое трудно было поверить. Судя по рассказам Ильи, это мог быть просто розыгрыш. Но, когда после вступительной фразы на сцену быстро вышел маленький седой мужчина с густыми черными бровями и печальными восточными глазами, Варя посмотрела на остальных с ужасом и мольбой: ребята, ради бога, не лажайте! Мужчина кивнул оркестру и запел. Тихим голосом он расправлял под потолком вечерние парижские улицы, и на зал опускалась голубоватая дымка иной жизни, хотелось плакать, куда-то ехать, срочно разыскать и обнять забытых возлюбленных. Это был всемирно известный шансонье, так что даже родители жениха и невесты готовы были признать, что сегодня главное событие — вовсе не свадьба, а этот родной заграничный голос.
Измученный ожидаемыми и нежданными волнениями, Вартан Мартиросович вдруг почувствовал, что происходящее не напрасно, что эта музыка и французские слова все объясняют, возвращают душу и мир на место, что сегодняшние события не только не глупы, но очень важны, как и все лица на этой долгожданной свадьбе. Он отложил в сторону вилку с ножом и даже погладил жену по спине, чего никогда прежде не позволял себе на людях. В этот самый миг отсутствовавшие жених с невестой засветились и улыбнулись собравшимся с двух круглых экранов на стене, в полтора человеческих роста каждый. Сначала экраны были именно лицами, освящающими пир, а потом в них замелькали кадры, точно образы и мысли в двух головах, а голос великого певца подхватывал картинки и сплетал в один стремительный клип. В этом клипе был и танец разгневанных мужчин в роддоме, и дети всех возрастов на концерте в детском саду, и встреча Вартана Мартиросовича с отцом, и сцена в школьном кабинете, и парад свадебных платьев, и наконец экзамены в Институте брака.
Под звуки струнных Георгий Хронов на экране сдавал «основы семейного бюджета», и гости от души веселились решению будущего мужа потратить последнюю тысячу рублей на аренду тройки лошадей для прогулки с женой. Ануш Никогосова по телефону отвечала неприлично-игривым голосам в учебном телефоне, интересовавшимся «Гошенькой», а сам Гошенька отчаянно ревел на два голоса с экранным младенцем. Собравшимся приятно было следить за испытаниями новобрачных, и все понимали, что мало- помалу жених с невестой приближаются к свадьбе, а главное, друг к другу.
Но то, что развлекало сидящих за праздничными столами, было слишком серьезно для экзаменуемых. Их силы были на исходе, и с каждым новым экзаменом они все больше сомневались в удачном исходе испытаний. Особенно жених. Прошло добрых два часа, пока затравленный кричащими детьми и развязными фотомоделями, он оказался у последней двери. Хронов знал, что все провалил. Единственным его желанием было увидеть Нюшу. Свежий с утра воротничок рубахи успел увянуть и напоминал два понуро висящих уха, пиджак хотелось сорвать и выбросить, по лицу нервно блуждали красные пятна. Что всего хуже, в голову успел перепрыгнуть тот горшечный перезвон, который тиранил его в лаборатории чайлд- фри. Вздохнув и косо напялив счастливую улыбку, Хронов постучал и толкнул коленом белую дверь, на которой царила табличка «Институт брака. Приемная комиссия».
В комнате за круглым столом сидели несколько человек, но единственный, кого он увидел, была его Нюша — невероятно красивая, нарядная, родная. Нюша рванулась ему навстречу, и было видно, что она так же рада ему, как и он ей. Они стояли по разные стороны стола и чувствовали, насколько успели соскучиться, и что жизни не хватит, чтобы наверстать упущенное, и как мало будет любой близости, чтобы не скучать друг по другу.
— Вот теперь все в сборе, — раздался нержавеющий голос во главе стола. — Дорогие друзья, мы переходим к последнему испытанию.
На председательском месте сидела или стояла та самая маленькая суровая дама, что встречала каждого из них у входа в институт.
— Клевые пчелки, — сказал Гоша, даже не взглянув на председательшу.
— Гошка, ты живой? Ты голодный?
— Сейчас все хорошо.
— Золотые мои! Вы в брак вступать будете? Или поговорим и разойдемся? — слегка повысила голос цельнометаллическая дама.
— Что угодно, лишь бы вместе, — ответил Хронов, не сводя влюбленных глаз с невесты.
— Мы не разойдемся, даже не надейтесь! — послышался Нюшин голос из глубин носового платка.
Тут Хронов огляделся и обнаружил, что находится в небольшом парадном зале, украшенном колоннами, изваяниями обнимающихся пар и цветами. На столе и на спинках стульев догорали розовые угольки заката, а по обеим сторонам от председательского места сидели при полном параде Паша с Линой и Стемнин. Георгию показалось, что у Стемнина тревожно-виноватые глаза.
— Присаживайтесь, берите по одному билету. Волноваться не нужно, — с неожиданной мягкостью сказала председательша. — Подсказывать можно, даже желательно, но только вам двоим. Остальных в
